Неутолимая жажда - Татьяна Полякова

Заведующая отделом, женщина лет пятидесяти, в отличие от своего шефа одета была весьма демократично, в джинсы и цветастый балахон, который, скорее всего, привезла из недавнего путешествия в Юго-Восточную Азию. Чувствовалось, что мы оторвали ее от срочных дел, но она терпеливо ответила на все наши вопросы, ни разу не взглянув на часы.

— Что вам сказать? — пожала она плечами, услышав о предмете нашего интереса. — Агния Борисовна — дама своеобразная. От встреч с читателями не отказывается, они в нашем городе проходят довольно часто. Впрочем, возможно, это является условием ее контракта с издательством. Интервью дает неохотно, о своей личной жизни говорить не любит. Живет затворницей. Мы не раз пробовали напроситься к ней в гости, но получали отказ. Сейчас, знаете ли, модно писать о том, как живут звезды, какие у них квартиры, дачи. Говорят, у нее не дом, а настоящая усадьба. Но, как я уже сказала, нас вежливо отшили, хотя мы обращались с предложением неоднократно. Может, в масштабах страны она не бог весть какая знаменитость, но для нашего города, безусловно, звезда и людям интересна. А потом Агния Борисовна и вовсе на нас разобиделась. На День учителя мы готовили рубрику «Школьные годы», сама она, как обычно, порадовать нас воспоминаниями не пожелала, но мы нашли ее школьную подругу, с которой они продолжали дружить. И та дала нам небольшое интервью. После этого позвонила секретарь Агнии Дорт и учинила мне разнос. Что-то Агнии Борисовне в этом интервью не понравилось. С подругой они тоже разругались и теперь, по слухам, враги. После этого наша звезда от журналистов шарахается, как черт от ладана. Хотя интервью, надо сказать, было самое безобидное.

— Если дамочка так болезненно относится к чужим воспоминаниям, значит, ей есть что скрывать, — заметил Герман.

— Вот уж не знаю. Она училась в местном университете вместе с моей сестрой, и та утверждает, не было ни в ее жизни, ни в ней самой ничего особенно интересного. Ничто, так сказать, не предвещало… Может, страшные тайны возникли позднее, но я сомневаюсь. Думаю, ее скорее злит их отсутствие. Агния Борисовна любит напускать таинственности, достаточно заглянуть на ее сайт, чтобы в этом убедиться. А на деле ее жизнь довольно однообразна. Много работы, у нее ведь в год по три книжки выходит, встречи с читателями… вот, пожалуй, и все.

— Она замужем?

— Была, насколько я знаю. Но развелась довольно давно. Потом, кажется, опять вышла замуж, уже в Москве, но вроде бы снова развелась.

— Что скажете по поводу любовника?

— Ничего. Она не Джонни Депп, чтоб за ней папарацци гонялись.

— В таком случае нельзя ли поговорить с ее подругой? — Герман усмехнулся. — Если они сейчас враги, вряд ли она откажет себе в таком удовольствии. Как считаете?

Мария Львовна, так звали женщину, посмотрела на него очень внимательно. Уверена, на языке у нее вертелся вопрос, но она так и не решилась его задать.

— Если подождете минут пятнадцать, постараюсь это устроить, — наконец произнесла она, тяжело поднимаясь со своего кресла, и покинула кабинет. Герман в ожидании ее возвращения постукивал по столу линейкой, которую обнаружил среди бумаг, его хозяйский вид слегка меня нервировал, а стук раздражал. Дверь скрипнула, и появилась Мария Львовна. — Записывайте адрес и номер телефона.

Герман набрал номер квартиры на домофоне, и мы услышали хрипловатый голос:

— Кто?

— Вера Сергеевна, — защебетала я, — вам звонили из газеты…

— Заходите. Третий этаж.

Дом был послевоенной постройки, пятиэтажный, лифт отсутствовал. В подъезде чисто, но запах стоял специфический, какой бывает в квартирах пожилых людей. Дом сам напоминал старика, поскрипывал перилами, точно больными суставами. Между стекол в окне второго этажа билась бабочка, не находя выхода. Пропустив Германа вперед, я открыла форточку, и она вылетела на волю. Он, конечно, это увидел, усмехнулся, но промолчал.

Из-за открытой двери, которую сдерживала цепочка, на нас недоверчиво смотрела женщина лет пятидесяти. Агния Дорт, по крайней мере на фотографии, выглядела лет на десять моложе ее. Обесцвеченные волосы собраны на затылке, подбородок, даже не двойной, а тройной, светлые глаза, подведенные синим карандашом, полукруги бровей черного цвета. Вряд ли жизнь ее особенно радовала, по крайней мере в последнее время. Она перевела взгляд с меня на Германа и кокетливо улыбнулась. Сняла дверную цепочку и пропустила нас в квартиру.

На женщине было черное платье с длинными рукавами, фигура сохранилась лучше, чем ее лицо, полная, но далеко не безобразная. Она вновь задержала взгляд на Германе и произнесла:

— Вас предупредили? Я хочу тысячу долларов.

— Хватит и сотни, — хмыкнул он, протягивая ей купюру.

В первый момент я решила, тетка нас непременно выгонит, но она смотрела на деньги с такой жадностью, что сомнения отпали, Герман прав, хватит и сотни. Женщина схватила деньги и без стеснения сунула их в бюстгальтер, криво усмехнулась и сказала, обращаясь к моему спутнику:

— Вы не журналисты.

— Может, и нет. Зато у меня найдется еще одна сотня.

— Ладно, проходите, — женщина вновь усмехнулась. — Кто бы вы ни были, а пришли по адресу: Агнешку я знаю как облупленную.

Мы оказались в просторной комнате со следами былого достатка, как пишут в романах. Добротная мебель, очень модная лет тридцать назад, картины на стенах, в основном пейзажи, выполненные весьма талантливо, тяжелые портьеры на окнах.

— Садитесь, — кивнула хозяйка в сторону дивана, сама опускаясь в кресло. — Чай и кофе к интервью не прилагаются. Если только за отдельную плату.

— Перебьемся, — ответил Герман, судя по всему, с дамой он решил не церемониться, впрочем, она этого от него и не ожидала. — С Агнией Борисовной вы, оказывается, в ссоре? — закидывая ногу на ногу, спросил он.

— Ага, не то сказала. Один раз не то сказала, и дружба кончилась, а ведь тридцать лет дружили. И чего такого я ляпнула? Да ничего. Просили забавную историю из школьной жизни, ну я и порадовала. Как у Агнешки на уроке физкультуры резинка на штанах лопнула. Между прочим, истинная правда. Чертова выпендрежница, всегда такой была. В школе байки рассказывала, что у нее польские князья в роду, то ли Потоцкие, то ли Хмельницкие. На самом деле дед ее в лагере сидел, тут, неподалеку, правда, действительно поляк, а фамилия смешная: Печка. Тоже мне граф. А уж как популярной стала, и вовсе нос задрала. Добра никогда не помнила. Когда они с мужем на нищенские зарплаты жили, а мой-то на продовольственной базе работал, я к ним каждый день с полными сумками. А как пошли у моего дела хуже некуда, попросила у нее взаймы, так не дала. И просила-то всего триста тысяч рублей, невелика сумма с ее-то доходами…