Адамово Яблоко - Ольга Погодина-Кузмина

– Да я и грязным вытрусь. Ой, я уже такая пьяная… Только вы не начинайте без меня!

Рослик тоже поднялся, начал убирать вещи с кровати.

Взгляд Георгия застрял на мушиной липучке, свисавшей с люстры. Он сообразил – патологический чистюля Рослик повесил ее, чтоб уловить двух осенних мух, которые теперь трепетали рядышком в агонии, сцепив поломанные лапки и крылья.

Ромео, что лежит здесь мертвый, был с покойною Джульеттою обвенчан…

– Приятно тебя видеть, – проговорил он, обращаясь к Рослику, прикуривая новую сигарету. – Отлично выглядишь.

Тот молчал, нервно лязгая вешалками в шкафу. Его спина с выступающими лопатками двигалась очень выразительно.

Георгий подошел, обнял его сзади и хотел поцеловать, но Рослик отстранился довольно резко.

– Почему? – спросил Георгий Максимович, вспомнив тираду про «полноценные отношения» геев в Европе. – Нашел мне замену?

– Ты меня спрашиваешь? А ничего, что ты пропал на три месяца без звонка и объяснений?! Я уже на вашем сайте корпоративном смотрел – может, застрелили генерального директора? Или наконец посадили за хищения? Нет, жив, здоров, дает комментарии.

– Ладно, хватит критики! Я отсутствовал по уважительной причине.

– По какой же, интересно знать?

– Я влюбился. И хочу найти в тебе сочувствие.

Рослик издал сухой язвительный смешок.

– Неужели же тебе наконец кто-то не дал?!

– Мимо.

– Очень жаль. И кто он? Мальчик-модель, у которого хватило мозгов поломаться чуть дольше других?

– Да нет, он не ломался, – Георгий хрустнул кусочком льда, оказавшимся во рту вместе с глотком виски. – Ничто не предвещало роковой развязки. Просто секс без обязательств.

– Ну и?.. Тебе же, кажется, больше ничего и не нужно?

Ростислав повернулся, опершись спиной о шкаф, сложив руки на груди.

– Ты как всегда меня переоцениваешь. Не такое уж я животное. Хотя временами чувствую себя, как эта муха в сладком клее. – Георгий кивнул на липучку. – Ему семнадцать лет.

– И где тут роковая развязка? – поинтересовался Рослик. – Он подал заявление в милицию и хочет денег?

– Нет, он спит с моим компаньоном. Может, и не только с ним.

Рослик снова хмыкнул.

– Странно, а чего ты ждал? Как будто бывает по-другому?

– Да, я понимаю, – кивнул Георгий. – Но злит ужасно. Увидел его вчера, случайно, первая мысль была – подойти и отхлестать по щекам.

Рослик вылил в свой стакан остатки виски, разбавил кока-колой.

– Мы что, уже прикончили литр? – удивился Георгий.

– Долго ли… Сам глотаешь чистый, как чай. Если хочешь, в холодильнике бутылка вина. Мне с Сицилии подарок привезли. Или можно покурить. Есть трава хорошая.

– Давай вино, давай траву, – решил Георгий, стягивая галстук. – Откуда, кстати? Из Амстердама?

– Я не больной через таможню везти. Правда, трубку там купил.

Рослик принес вино и какую-то особую трубку, напоминающую реторту для химических опытов. Заодно постучал в дверь ванной застрявшему там Севочке. Тот появился в комнате в одних полурасстегнутых джинсах, надетых, судя по всему, на голое тело, сразу прыгнул на кровать.

– Я думал, Звягинцев, тебя тут уже в третий раз девственности лишают, а они пыхают… э, мне-то дайте!

Пить крепленое вино после виски было крайне неразумно, но Георгий разлил марсалу по стаканам. Рослик раскурил трубку и передал по кругу.

– Я один раз так накурился, что идти не мог, – задумчиво сообщил Севочка. – Когда выпускной был в училище. Меня до автобуса Клочкевич тащил. Мы с ним даже целовались.

– Не стошнило? – покривился Рослик.

Тот хмыкнул.

– Георгий Максимович, а вы верите в любовь с первого взгляда?

– Это к чему? – спросил Георгий, наконец чувствуя, как виски, вино и конопля закружили хоровод в его черепной коробке.

– Так, интересно. Мне тут сказал один, что любовь – это просто слово из шести букв, излишне нагруженное значениями. А я вот верю, – после паузы добавил Сева. – Вы не смотрите, что я некрасивый. Зато талантливый. Особенно в сексе.

– Он, главное, приезжает ко мне и говорит – я влюбился! – воскликнул Рослик, который тоже вдруг оказался изрядно пьян. – Да пошел ты, Измайлов! Как будто ты знаешь, что такое любовь.

Пересиливая головокружение, Георгий взял в свои его холодные руки.

– Хорошо, детка, только не кричи.

– Любовь – это очень больно, вот здесь, внутри, как будто тебя ест злая крыса! – Рослик вырвал руку и толкнул его в грудь кулаком. – А ты – самодовольная скотина с толстой шкурой. Ты даже ни разу не пробовал покончить с собой!..

Немного обескураженный этой филиппикой, Георгий Максимович попытался погладить его по голове, но тот уткнулся лицом в диванную подушку и заплакал, сотрясаясь всем своим худым узким телом.

– Почему ты такая скотина? Ты хоть знаешь, Измайлов, что сломал мне жизнь?!

Севочка уже дремал, вытянувшись на кровати, с погасшей трубкой в руке. Глядя на него, Георгий пережил приступ дежавю – угнетающей уверенности в том, что сидел уже когда-то на этом ковре, смотрел на плачущего Рослика и чувствовал только равнодушие и легкую дурноту. Дальнейшее развитие событий представлялось достаточно ясно: что бы он ни сделал сейчас, наутро будет муторно и стыдно, и значит, можно делать почти все.

Поднявшись, Георгий отыскал среди одежды, аккуратно развешанной в шкафу, свой пиджак. Включил телефон и набрал номер.

Игорь сразу снял трубку, словно ждал звонка.

– Это я. Ты спишь?

– Нет, – ответил мальчик.

– Я сейчас заеду за тобой.

Тот заторопился.

– Подожди, я не дома, я у Дениса. Я поругался с теткой…

– Ты с Марковым? – приставив к холодной стене кулак, спросил Георгий Максимович.

– Нет, – пробормотал тот упрямо и обиженно. – Можешь не верить… Он правда меня просто подвез тогда… Ничего не было.

Его голос звучал так чувственно и близко, словно они оказались рядом в постели.

– Ты, конечно, врешь, но пусть. Бери машину и приезжай на Мытнинскую. Я там буду через полчаса.

Рослик умывался над раковиной. Георгий обнял его сзади и поцеловал волосы, пахнущие цветочным одеколоном.

– Собирайся, поедем ко мне.

Глаза у него были пьяные, мутные, словно студень.

– А Севка? – пробормотал он. – Я его не оставлю. Он встанет и подожжет мне квартиру.

Собственное лицо в зеркале – бледное и обрюзгшее – показалось Георгию чрезвычайно неприятным. Он умылся ледяной водой, сильно забрызгав рубашку на груди.

Одеваясь, Рослик напомнил:

– А Севка?

Георгий вернулся в комнату, завернул безжизненного Севочку в плед, взвалил на спину. Рослик еще сообразил сунуть в пакет вещи приятеля – свитер, куртку и ботинки. И словно опомнился, уже стоя в дверях.

– Как ты сядешь за руль? Ты же на ногах не стоишь!

– Я вызвал такси, – успокоил его Георгий. – Лучше помоги загрузить его в лифт.

На улице накрапывал дождь, но машина уже подъезжала к подъезду.

– У вас там что, труп? – спросил таксист.

– Труп, – подтвердил Георгий, укладывая Севочку на заднее сиденье. – Нам нужно на Мытнинскую набережную, это сразу напротив Петропавловки, я покажу.

Рослик сел рядом с Севой, придерживая его голову.

– Господи, Измайлов, как я устал от всего этого, если бы ты знал! Я уже твердо решил – хочу уехать отсюда. Найду себе какого-нибудь спокойного немца лет пятидесяти. А что? Буду там преподавать, у них наши специалисты ценятся. Разведу цветы… Зачем мне этот гнилой мертвый город? Тут нельзя жить, хорошо только сдохнуть!

Игорь стоял у въезда в арку – продрогший, с голой шеей, в безобразной вязаной шапке. Георгий подошел к нему, ощущая в груди какой-то клокочущий кипяток – ненависть и одновременно жгучее желание.

– Замерз?.. Ничего, сейчас согреешься. Познакомься, это Рослик… Ростислав Евгеньевич, мой давний и очень близкий друг. А это еще один наш приятель… и пойдем.

Таксист помог внести Севочку в подъезд, где тело принял невозмутимый консьерж.

Оказавшись в квартире, Георгий сразу прошел в кухню, открыл бутылку коньяка, налил и выпил. Он действовал машинально, не зная, что сделает в следующую минуту.

– Я тоже хочу выпить, – заявил Рослик, отбирая у него бутылку. – И кофе. И нужно поесть.

– Конечно, детка, всё для тебя.

Распахнув холодильник, Георгий начал выкладывать на стол сыр, ветчину, помидоры.

– Да, нужно поесть… Это просто необходимо. Только подожди минуту…

Он взял Игоря, так и не снявшего своей шапки, за руку и повел в хозяйственную уборную, где хранились чистящие средства и необходимый домашний инвентарь – гладильная доска, пылесосы, стиральная машина.

– Ну, что ты мне скажешь, малыш?

Мальчик смотрел на него испуганно и пристально, словно не узнавая.

– Давай скажи, как ты скучал. Как ты меня любишь и хочешь.

Он отпрянул было, но Георгий обхватил руками его голову, прижался лбом к его лбу и зашептал: