Отверженные мертвецы - Грэм Макнилл

Григора развернул книгу на коленях, чтобы показать им, и Кай увидел цветную гравюру, занимающую обе страницы и изображавшую батальную сцену. И это было не просто вооруженное столкновение, а схватка воинов Старой Земли, сражавшихся под зловещим штормовым небом, расколотым стрелами молний, и с отвратительными лицами, выглядывающими между туч. Беспощадное солнце заливало сцену дьявольским светом, и лица бойцов искажала не ярость, а ужас и мучительная тоска.

— «Саргон Аккадский у врат Урука»,[23] — прочитал Кай подпись под картиной. — Не могу сказать, чтобы я слышал об этой битве.

— Ничего удивительного, — заметил Григора. — Хотя, я полагаю, вы должны были слышать о пси-войнах?

Кай кивнул. Кивнула и Афина.

— Конечно слышали, иначе вы были бы невежественными псайкерами. По правде говоря, достоверных сведений об этих войнах почти не сохранилось, только фрагменты рукописей, пережившие последующие чистки. Мы убеждены, что эти войны, как и все остальные, начались из-за амбиций и алчности, но вскоре стало ясно, что воюющих правителей натравливали друг на друга одержимые жаждой власти личности, державшиеся в тени.

— Когносцинты? — спросил Кай.

Григора кивнул.

— Псайкеры появляются в результате очень редкой мутации. Лишь один ребенок из миллиона может родиться с какой-либо латентной силой. И лишь каждый десятый из них обладает талантом, достойным применения. Генокод когносцинтов встречается в сотни раз реже. Я хочу, чтобы вы поняли, что это означает, поскольку это не просто гиперболический оборот. Когносцинты рождаются намного реже, чем обычные псайкеры, и тот факт, что в какой-то период на Старой Земле их появилось довольно много, должен означать какое-то событие, настолько уникальное, что оно могло бы дать название целой эпохе. Но ничего подобного в исторических записях нет, поскольку о некоторых временах лучше не вспоминать.

Кай слышал сокращенную версию истории начала пси-войн, но его знания были, мягко говоря, поверхностными. Этому периоду истории псайкеров в Городе Зрения не уделяли большого внимания. Никто не хотел вспоминать о том периоде, когда психические силы едва не уничтожили мир, и меньше всего сами псайкеры.

— Со временем стало известно, что великие мировые державы были просто пешками для могущественных личностей, которые по собственной прихоти бросали в сражения целые народы. На это не способен ни один телепат, кроме когносцинта, наделенного уникальным талантом.

— Но зачем это кому-то понадобилось?

Григора пожал плечами.

— Зулан, тебе известны искушения психических сил. Несмотря на опасность, каждый астропат стремится использовать свой дар. Как только разум соприкасается с имматериумом, в нем просыпается непреодолимое желание снова испить из этого неиссякающего источника. Ты помнишь свой первый опыт?

— Да, — ответил Кай. — Это было опьяняющее чувство.

— Госпожа Дийос?

— Моя мысль достигла небес, и я чувствовала себя частью Вселенной, — сказала Афина.

— Все верно. И не важно, сколько раз вы достигали общности после того первого раза, такого ощущения больше не было, — сказал Григора. — Каждый сеанс опасен, но вы добровольно швыряете свой разум в царство ужаса, чтобы снова и снова ощутить тот первый восторг, порожденный его могуществом.

— И этого никогда не происходит, — добавил Кай.

— Не происходит, — согласился Григора. — А если вы прекращаете попытки…

— Мы получаем расстройство психики, — продолжила Афина. — Разум испытывает мучительную жажду. Я прошла через это, когда меня переправляли сюда с флотилии Фениксийца и я несколько недель не могла воспользоваться своими силами. Я бы не хотела повторения того опыта.

— Когносцинтам удается поддерживать именно то, первое ощущение, — сказал Григора. — Каждый раз, когда они прикасаются к варпу, все происходит как в первый раз. Они пьянеют от своего могущества, кроме того, говорят, что в варпе они практически неуязвимы. Ни одна сущность из имматериума не может их тронуть. Таким образом, они получали неограниченную силу, и вместе с силой росли их амбиции. Когносцинты уверовали в свое превосходство над остальными людьми и решили, что только они вправе решать судьбы народов. И для этого они обладали достаточным могуществом.

— До меня доходили слухи о том, на что они способны, но эти сведения кажутся мне преувеличенными, как слухи о наших способностях, распространяющиеся среди обычных людей.

— То, что ты слышал, скорее всего, соответствует действительности, — сказал Григора. — Для когносцинтов не было почти ничего невозможного. В конце концов, если ты можешь контролировать мысли людей, ты сможешь сделать все, что угодно.

— Они могли проникнуть в сознание… и изменить его? — спросил Кай.

— Они могли проникнуть в сознание и сделать все, что им угодно, — повторил Григора. — К примеру, я не в состоянии заставить тебя задушить госпожу Дийос или совершить самоубийство. И я подозреваю, что, как бы я ни старался, мне не удалось бы убедить тебя в противоречивом великолепии «Аптисимфонии» Дада. Внутренние понятия большинства людей о самосохранении и справедливости слишком сильны, чтобы с ними совладать, но когносцинт с легкостью мог превратить в послушную марионетку любую личность. Он мог бы заставить тебя совершать ужасные вещи и смеяться при этом. Он мог стереть воспоминания и заменить их другими, он мог бы заставить тебя видеть то, что ему хочется, и чувствовать то, что ему хочется. Для него были доступны любые уголки сознания, определяющие тебя как личность.

При мысли о таком агрессивном псайкерстве у Кая мурашки побежали по коже.

— Неудивительно, что и мы внушаем страх людям.

— Нас боялись всегда, еще до начала пси-войн, — сказал Григора. — Люди так устроены, что испытывают страх перед всем, чего не понимают, и они стремятся устранить все непонятное. И последствия пси-войн были тому прекрасным оправданием. В результате мы и оказались заперты в унылом железном городе посреди величайшей в этом мире крепости.

— А как закончились пси-войны? — спросила Афина.

— Легенда гласит, что восстал великий воин с золотыми глазами, единственный из людей, кто мог противостоять могуществу когносцинтов. Он собрал немногие оставшиеся армии и научил солдат быть быстрее, сильнее и крепче, чем все воины прошлого. Они штурмовали одну за другой крепости когносцинтов, передвигаясь на огромных серебристых летающих машинах. Против воина с золотыми глазами были бессильны даже сильнейшие из когносцинтов, и каждый раз, когда он убивал очередного пси-дьявола, порабощенные армии освобождались от своих оков и добровольно вступали в войско великого героя. Борьба длилась больше тридцати лет, но в конце концов его армия свергла последнего когносцинта, и люди обрели свободу.

— А что стало с великим воином? — спросил Кай.

— Никто точно не знает. В каких-то легендах говорилось, что он погиб в сражении против последнего когносцинта, в других — что он сам попытался овладеть их могуществом и был убит своими же людьми.

Григора замолчал, а по морщинке у его губ Кай догадался, что он улыбается. Гримаса получилась пугающей, словно посмертная ухмылка трупа.

— Кое-кто даже утверждал, что воин и сейчас живет среди нас в ожидании того дня, когда власть когносцинтов вернется.

— Но ты не веришь в это? — спросила Афина.

— Нет, конечно, не верю. Существование подобного существа можно допустить только в детских сказках да в сагах плохих поэтов. Нет, этот воин, если только он в самом деле жил на этом свете, давно обратился в прах.

— Жаль, — вздохнул Кай. — Империуму сейчас не помешал бы кто-то вроде него.

— Это верно, — согласился Григора. — А теперь, когда вы узнали о степени одаренности когносцинтов, расскажите о сути дела, заставившего вас искать со мной встречи.

Тогда Кай поведал Григоре о своем видении со всеми подробностями: о пустыне под названием Пустое Место, о безлюдной крепости, о звуках и запахах далекой земли, появившихся прямо из воздуха. Он рассказал о яркой голубизне озера и багровом солнце, лучи которого раскаленными молотами били в пески. И наконец, Кай описал призрачную фигуру, с легкостью скользившую по пустым залам Арзашкуна.

Сидевший напротив него Григора выслушал повествование о встрече, о невидимом незнакомце и мощной руке, державшей Кая за плечо. Напоследок Кай снова продемонстрировал свои синяки.

Криптэстезианец облизнул губы, и Кай не без труда скрыл свое отвращение. Движение языка напомнило ему о ящерице, предвкушающей свежую добычу, кроме того, в позе Григоры было заметно напряжение, которого не было при их появлении у дверей комнаты. Как ни трудно было в это поверить, Кай решил, что криптэстезианец сильно встревожен.