Сломанная Головоломка - Х Собачий

- Им же тоже хочется прославиться! - засмеялся Мефодий. - Вот они и стараются, как могут...

Константин ничего не ответил, только пожал плечами, закрыл глаза...

- Ты не болен? - спросил, наконец, Мефодий.

Константин кивнул: - Помру, видать, скоро! - пошутил он.

В тот же вечер, на закате, он в первый раз потерял сознание. Они втроем - с Анастасием - любовались, стоя на высокой площадке Башни Ангела, раскинувшимся внизу Римом, Анастасий перечислял, показывая пальцем, возвышающиеся повсюду вокруг купола церквей, говорил их названия. Вдруг Константин с тихим стоном повалился на пол.

Пришел он в себя только на следующее утро.

- Ты всю ночь бредил, - сказал сидевший рядом Мефодий. - Говорил... даже напевал... на каком-то тарабарском языке.

- На каком?

- На никаком! Похож, вроде бы, на какие-то: немножко на арабский, немножко на немецкий, на еврейский тоже, даже на славянский, но разобрать ничего не удается... Как будто бы я эти слова и знаю, но...

Константин слабо улыбнулся: - Это все сон.

Мефодий удивился.

- Сон! - повторил Константин. - Мне уже очень давно снится один и тот же сон. В первый раз приснился еще в Константинополе. Помнишь, когда ты приперся ко мне среди ночи, а я спросил: "Если приснилась телега, то это к чему?"

- Конечно помню! Я ответил...

- Так вот тогда мне в первый раз это и приснилось. А теперь вот, уже, наверное, месяц - каждую ночь...

И Константин рассказал свой сон - все, что смог выяснить за эти годы: сколько тысяч телег прокатилось, как часто опять проезжали знакомые телеги (одну, запряженную приметным быком с белыми ушами и белой кисточкой на хвосте, Константин видел три раза, правда, каждый раз с новым погонщиком).

- ...А говорят они все на том языке, который я уже давно пытаюсь понять и который ты сегодня ночью услышал, когда я бредил, - закончил Константин.

- А что ты говорил?.. - спросил Мефодий.

- Я за ними пытался повторять, - Константин чуть не заплакал. - Я совсем чуть-чуть, совсем-совсем чуть-чуть не могу вспомнить! Я знаю, но забыл!.. Я все эти слова знаю! Точно знаю. Но почему-то забыл!..

- А куда они эти камни везут? - спросил Мефодий.

- Куда?.. - удивленно переспросил Константин. - А ведь действительно, давно пора узнать. Обязательно в следующий раз узнаю. Если до этого не умру...

Он опять устало закрыл глаза. Потом, взяв Мефодия за руку, улыбнулся и тихо спросил: - Хоть сейчас, что ли, в монахи постричься, а, Мефодий? Давно ведь уже хотел...

Через три дня, перед рассветом (став уже, в монашестве, Кириллом), Константин попросил срочно привести к нему брата:

- Доброе утро, Кирилл! - улыбнулся, войдя, Мефодий.

- Здорово, Мефодий! - улыбнулся тот в ответ; за эти три дня он сильно похудел и совсем ослабел - не мог теперь даже приподнять головы.

Мефодий принес с собой новые письма из Моравии. Появилось следующее, четвертое, поколение учеников; Горазд не поленился посчитать, получалось, что писать и читать за все время научилось уже более пятисот человек! И почти у каждого из них уже были свои ученики.

Кирилл улыбнулся: - Прижились-таки, похоже, мои закорючки! Пятьсот... Если каждый научит еще пятерых - две с половиной тысячи получится. Еще через годик - двенадцать с половиной тысяч... Уже лет через пять некого будет учить! Представляешь - туча народа сидит и мои закорючки рисует, рисует... Как, говоришь, их выдумали называть? "Глаголицей"? - он засмеялся. - Хорошо хоть не "письмицей" какой-нибудь...

- Знал бы ты, как твой любимый Климент свои новые буквы назвал. Те, которые как греческие. С перепугу, наверное. Почуял, что они тебе не понравится...

- Как?

- В честь тебя - "константиницей" - торжественно произнес Мефодий.

Кирилл чуть не умер от смеха раньше срока.

Переведя наконец дух, он посмотрел на Мефодия: - Я тебя зачем позвал-то...

Выглядел Константин теперь совсем плохо - похудел, осунулся. Мефодий сказал ему об этом, Кирилл улыбнулся: - Да я и сам чувствую! Что уж тут поделаешь. Устал. Три дня за ними шел.

- Что?..

- За телегами, говорю, шел. Выяснил я куда они кирпичи везут. Ни за что не поверишь.

Мефодий молчал.

- Два дня брел за ними по обочине - ровным счетом ничего. А потом вдалеке показалось... Еще целый день шел, пока понял что это за громадина. Обычная башня, кирпичная. Только очень высокая. Очень! Почти до самого неба... - Кирилл улыбнулся, глядя на вздрогнувшего Мефодия, потом сказал: - Ну, прощай... Мне обратно пора. Вот язык пойму - еще чуть-чуть и пойму! обязательно! я уже почти вспомнил! - и тогда... А если... Я им дорогу загорожу, вся стройка тогда остановится... - он говорил все тише, невнятнее.

Вошел Анастасий. Он испуганно посмотрел на Кирилла - неподвижного, лишь почти беззвучно шевелящего губами, заметил, как он, с трудом двигая пальцем, чертит что-то на покрывале.

- Бредит, - тихо объяснил Мефодий. Он заплакал.

Потом вскрикнул вдруг: - Бычки!.. - Испуганно взглянул на замершего Кирилла. - Его же бычки задавят! Кирилл! - он затряс его за плечи. Кирилл!!!

Но, похоже, было уже поздно. И что там на самом деле произошло - так никто и не узнал. И до сих пор никто не знает.

Зато отпевали Кирилла очень торжественно, с подобающими для человека, нашедшего мощи святого Климента, почестями.

С хором мальчиков из базилики Святого Петра.