Медовый рай - Светлана Демидова

Май с телевизионного экрана говорил о реставрационных работах, которые уже этой весной будут проводиться в храме, но я слушала плохо. Я смотрела на любимое лицо и изнывала от тоски. Эти месяцы, что я прожила без него, пролетели довольно быстро, но только потому, что я изнуряла себя сначала запойным чтением и всякими культурными мероприятиями, а потом – вышивкой. Я вдруг почувствовала, как смертельно устала от этой своей чрезмерно насыщенной жизни, и чуть ли не с отвращением посмотрела на пяльцы с недавно начатой работой. Похоже, это лекарство от одиночества скоро перестанет мне помогать. Что же я тогда буду делать? Нет, наверное, неправильно называть мое состояние одиночеством. Одинокие люди, если не приняли его как образ жизни (а я знаю и таких), ищут знакомств, мечтают о друзьях или возлюбленных. Мне никого не надо. Вот не надо – и все! Мне нужен только один мужчина – Май, но он женат, и с этим ничего нельзя поделать. Если бы я ему была нужна, он смог бы меня найти. Дачу я все-таки не продала… Не смогла… И ладно… И пусть все остается так, как есть. После этой передачи я снова возьму себя в руки и продолжу вышивание. Может, Наташа найдет мне еще покупателей, и все будет нормально… Если сложить деньги за вышивки с положенными мне отпускными, то, наверное, можно будет съездить в Европу. Например, в Лондон. Очень хочется. Я обожаю английскую литературу, особенно викторианские романы…

В этот момент моих размышлений о Лондоне и английской литературе телевизионная камера отъехала на некоторое расстояние от Мая, и его стройная фигура в темно-синей куртке и черных джинсах на фоне промороженного до сахарной ноздреватой белизны храма показалась мне слишком хрупкой. Похоже, он действительно сильно похудел.

Май махал руками, что-то объясняя в камеру, показывал на останки купола, а в моей голове билось только одно: «Я люблю тебя… я люблю тебя… как же я тебя люблю…»

После того как репортер поблагодарил реставратора Лазовитого за интересный рассказ, камера опять крупно взяла лицо Мая. Он кивнул, до боли знакомо улыбнулся и неожиданно сказал:

– А можно я, как говорится, пользуясь случаем, передам привет?

Слегка обалдевший телевизионщик пожал плечами и протянул ему микрофон, похожий на батончик мороженого в шоколаде:

– Пожалуйста.

Май смешно сморщил нос и сказал, слегка наклонившись к микрофону с высоты своего немаленького роста:

– Я хочу передать привет одной женщине, которую… потерял… Ее зовут Галиной, Галей…

Было видно, что Маю нелегко дается этот «привет», транслируемый если и не на всю страну, то на весь Санкт-Петербург. Видимо, почувствовав его неподдельное волнение, камеру подкатили еще ближе к нему, и мой любимый, чуть дрогнув голосом, произнес:

– В общем… если Галя меня сейчас видит и слышит, то она знает, что ей делать… – После этого Май несколько кривовато улыбнулся и выдохнул: – Все… У меня все… Спасибо…

Репортер не был бы репортером, если бы упустил случай и не закончил красиво передачу. Он с самым радостным выражением лица кивнул и сказал в камеру:

– Похоже, дорогие телезрители, что на ваших глазах на этом святом месте, где очень скоро будет реставрирован прекраснейший храм Воскресенья Господня, разворачивается романтическая история Мая и Галины. Пожелаем же им встретиться и никогда больше не расставаться! А вы, Галя… – Парень выставил вперед вытянутый палец, как красноармеец с плаката: «Ты записался добровольцем?!» – …просто обязаны откликнуться! Сейчас на нашем экране появятся телефоны нашей редакции. По ним могут звонить все, кого заинтересовал наш сюжет, волонтеры, которых приглашают для помощи в расчистке территории, меценаты, спонсоры и… – репортер подмигнул, – …и, конечно же, женщина по имени Галина! Мы с радостью поможем ей связаться с героем нашего сегодняшнего сюжета!

Я сидела ни жива ни мертва. Во рту сделалось сухо и горько. Пальцы крепко вцепились в вилку, которая непонятным образом оказалась в руке. Конечно, я начинала ужинать у телевизора, но потом… хорошо помню… вытирала слезы обеими руками. Откуда взялась вилка? Впрочем, какая разница… Я специально думаю о вилке, чтобы не думать о… Мае… Неужели его призыв относился именно ко мне? Не может быть! Мало ли в Питере Галин! Да, но вряд ли за эти несколько месяцев у него случился еще один роман с Галиной. Что значит – еще один роман? Разве у него был со мной роман? Это у меня был с ним роман, а у него со мной ничего не было, только секс. Кроме того, у него еще есть красавица жена… А вдруг она тоже Галина? Бывают же такие совпадения! Они, конечно же, помирились, а потом Май чем-то ее обидел, разумеется, нечаянно, она от него скрылась, и теперь он ее разыскивает. Нет… ерунда какая-то… не может быть… Да ну! Таких шикарных женщин, как она, не зовут Галинами! Жена Мая Лазовитого непременно должна быть какой-нибудь Изольдой или Анжеликой! Впрочем, какая разница, как ее зовут! Ясно же, что такие женщины, как эта красавица в жемчужном платье, не уходят! Они только приходят! Они кого хочешь где хочешь найдут! Хотя… разве я знакома с женой Мая, чтобы это утверждать?

Я застыла на диване, не в силах выпустить из рук вилку, за которую держалась, будто за спасительную соломинку. От чего я ищу спасения? От глаз Мая? От его слов? От своей любви? Конечно, от своей! Ну не мог же он вдруг взять, да и полюбить меня ни с того ни с сего, да еще и в мое отсутствие! Такого не бывает! Но он ведь меня звал… Он сказал, что я знаю, что делать… Если предположить… хотя бы на минуту… что он обращался именно ко мне, то я вовсе не знаю, что мне делать…

Я отбросила-таки ненужную сейчас вилку, вскочила с дивана и бросилась к зеркалу, которое уже давно вставила в сработанное дедом трюмо, чтобы оно перестало походить на заколоченное окно брошенного дома. Старое зеркало, которое разбилось, обнажив спрятанный мамой дневник, было дымчато-голубоватым и казалось более глубоким, чем новое, отливающее холодной сталью. В нем отразилась несчастная женщина с красным носом, с опухшими веками и нечесаными волосами, сбившимися в неопрятные пряди. В своей старой домашней куртке и не менее древних трениках я была не просто неинтересна, я была безрадостно некрасива. Май не мог полюбить меня, не мог… Если я поддамся призыву и побегу к нему на Васильевский остров, очевидно, найду там запертую или занятую совсем другими людьми квартиру. Сдаваемые внаем площади никогда не пустуют – бизнесмены от риэлторства денег терять ни за что не станут. И что тогда мне делать? Броситься в лестничный проем. Дом старый, там есть куда броситься…

А что, если Май ждет все-таки именно меня и именно в той самой квартире? Он на весь Питер признался, что потерял некую Галину, а я не приду? Это же будет с моей стороны настоящим преступлением против любви! Ох, мама, мама! И зачем ты написала, что надо искать эту самую любовь, стремиться к ней! Растревожила мне душу, разбередила, а потом сама же написала, что до конца не уверена в своей правоте. Действительно, разве есть гарантия, что ты со своим возлюбленным была бы счастлива, если бы он бросил больного ребенка ради тебя? Не сделались бы вы еще более несчастными, нежели были с моим отцом? За подлости надо расплачиваться по полной… А бросить больного ребенка – это ли не подлость? Да, но у Мая нет детей! Не факт. Он вполне мог обмануть меня. Он же сказал, что с женой разведен, а оказалось… Может, у него семеро по лавкам! Нет, такие женщины, как его жена, больше одного ребенка не рожают… Но даже если один – он все равно ребенок и никак не может быть взрослым. Это наверняка маленький мальчик, похожий на Мая… Или девочка… Дети Мая и его жены могут быть похожими на любого из родителей и все равно будут красивыми, не то что мы с Наташей… Да, скорее всего, Май обманул меня насчет детей. Эти мужчины какую только лапшу не вешают на уши, чтобы затащить женщину в постель! Но Май меня не затаскивал! Я сама его хотела. А он меня только пожалел! И продолжал жалеть, пока я жила у него дома…

Еле волоча ноги, я отошла от зеркала и опять плюхнулась на диван совершенно обессиленная. Что же мне делать? Кто подскажет? Никто… Я рассказывала Маю о мамином дневнике, о том, что она призывала идти за своей любовью, и о том, как я за ней шла, чтобы его отыскать. Если он вдруг действительно понял, что сумел полюбить за то время, что мы были вместе, пусть ищет меня. Пусть потрудится! Пусть докажет, что я ему действительно нужна. Или правильнее – что ему действительно нужна именно я! Впрочем, как слова ни переставляй, смысл один – он должен найти меня сам! Если любовь сильна, найдет! А любовь ли у него? Только он один знает. И только он один все решит. Я перекладываю решение этого вопроса на его плечи. Да, мама! Только так! Буду жить сегодняшним днем! А завтра случится завтра! Каким оно будет, зависит только от самого Мая.

И я опять занялась вышивками. Но теперь уже больше не запрещала себе думать о Мае. Я существовала в дурацкой надежде, что он меня найдет. А еще я следила за публикациями о брилевском храме. Иногда мне попадались коротенькие заметки Мая. Я их читала и представляла, как он набирает их на компе, хотя никогда не видела его за этим занятием.