Паутина прошлого - Дмитрий Корсак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я к тебе Юбереву отправил, тебе ведь все равно кто-то нужен, – сообщил телефон голосом шефа. – Так что вводи ее в курс дела и как проштрафившуюся нагружай по самые гланды, чтобы рапорт о переводе написала, к чертям собачьим, не дожидаясь, пока у меня терпение закончится. Не жалей и не церемонься!
– Понял, – усмехнулся Брагин и уставился на дверь: на пороге стояла проштрафившаяся с большой коробкой в руках.
Машу Юбереву Брагин не то чтобы недолюбливал, но добровольно работать с ней в паре он бы не стал. Женщина с грудным ребенком, у которой этот ребенок всегда на первом месте, – не самый лучший напарник. Невысокая, довольно плотная, с размашистыми, почти мужскими движениями и резким голосом, Маша могла бы быть хорошим оперативником, она отлично стреляла, да и в спортзале не уступала мужикам, а вот следователь из нее получился не ахти – никогда она не копала глубоко, старалась поскорее закрыть дело, которое потом возвращали на доследование. Да, случалось и такое.
Не дожидаясь приглашения, Маша водрузила коробку на свободный стол и по-хозяйски пристроилась рядом, положив ногу на ногу. В небольшом кабинете подполковника сразу стало тесно. Взгляд Брагина зацепился за покачивающуюся кроссовку, поднялся вверх по выцветшим джинсам и уперся в серую футболку, туго обтягивающую грудь четвертого размера – после родов Маша поправилась и до сих пор не пришла в норму. Большая грудь, всегда привлекавшая мужское внимание, у Маши выглядела ненужным излишеством.
– Шеф к вам направил, а раз нам вместе работать, то лучше мне на время обосноваться у вас, чтобы не бегать по коридору за каждой ерундой, так что вводите в курс дела, – обрадовала она, глядя на Брагина сверху вниз.
– И тебе здравствуй, – вздохнул подполковник.
Юберева кивнула.
– Думаю, быстро разделаемся, – небрежно заявила она. – Дело ясное.
Ну-ну, хмыкнул про себя Брагин. Смотреть на цветы легко, вышивать трудно.
– Я тебе фото убитой перешлю, она училась в параллельном классе с задержанным, школа номер… – Он заглянул в свои записи. – Поищи ее по соцсетям, с кем дружила, что одноклассники про нее говорят. Вообще все, что найдешь.
– Есть, господин начальник. В морг мне съездить? Когда обещали заключение?
– К Фишману я сам загляну.
Брагин сложил в папку свои записи, которую убрал в сейф, и демонстративно покрутил на пальце ключ от кабинета, намекая, что уходит.
– Вы куда сейчас?
– Обедать, – буркнул он.
Впрочем, поесть не удалось. Размышляя, куда лучше отправиться – в родную столовую, которая ближе и дешевле, или в кафе на соседней улице, где вкуснее, зато дороже, – Брагин дошел до лифта. Здесь его и застал звонок Фишмана.
– Подъезжай.
– Уже закончил?
– И не начинал, – мрачно отозвался судмедэксперт.
– Что-то случилось?
– Почти. Тут потенциальные родители скандалят, требуют предъявить тело. Больницы они уже обзвонили, теперь до морга добрались.
– Сейчас приеду.
3
Самое неприятное в деле следователя – сообщать родителям о гибели ребенка. Бесчувственным истуканом Брагин себя никогда не считал, понимал, что такое горе может сломить кого угодно, даже самого сильного человека, и приставать к родителям с расспросами сразу после страшного известия неэтично. С другой стороны, профессионал в подполковнике тоже имел право голоса, и сейчас этот голос громко трубил: чем быстрее раскручивается следственная спираль в первые дни и даже часы после убийства, тем больше шансов на успех. Именно сейчас, когда след еще не остыл, нужно действовать, причем быстро и решительно. Кто-то может сказать, что следователь ведет себя бесчеловечно, вытягивая информацию из безутешных родителей. Вот только дать им дни или недели, чтобы… нет, не справиться с горем, это невозможно, но хотя бы прийти в себя, Брагин не мог. Это непозволительная роскошь. Упущенное время всегда оборачивалось «глухарем» и разгуливающим на свободе преступником.
Девушку опознали, Брагин наконец-то узнал ее имя: Лена Чистякова.
Для родителей кошмар ожидания сменился кошмаром узнавания – когда не остается ни малейшего шанса, что произошла ошибка и что близкий человек на самом деле жив. Когда разум понимает, что близкого, родного человека больше нет, но душа не принимает потерю. Тогда остается только выть и проклинать неведомого убийцу, господа бога, мироздание. И себя – не уберегли, не досмотрели.
Мать рыдала в голос, бросаясь на накрытое простыней тело, а затем оседала на пол. Ее муж лишь беспомощно топтался рядом, теребил воротник рубашки, снимал и вновь надевал очки. Женщину поднимали, ставили на ноги, чтобы увести, но все повторилось сначала. В конце концов Фишман накапал в стакан солидную порцию успокоительного, заставил ее выпить и, практически взвалив себе на плечо, вывел в коридор, где она в рыданиях скорчилась на стуле. Брагин представился, но ему никто не ответил.
– Нам нужно что-то подписать? Я все сделаю, – после долгого молчания сухим, безжизненным голосом пробормотал отец.
Когда он взял ручку, пальцы его дрожали. Подпись получилась почти нечитаемой.
– Что произошло? Несчастный случай, или ее?.. – слово «убили» он произнести не смог.
– Пока не знаем, следствие только началось, – уклончиво ответил Брагин. Говорить правду не хотелось.
– Она… мучилась?
Вот что тут можно ответить? Разве что промолчать.
– Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, – произнес подполковник, когда с формальностями было закончено.
– Я мало чем могу помочь, – едва слышно промямлил отец. Он вновь схватился за верхнюю пуговицу рубашки. – Дочерью занималась жена, я почти все время провожу на работе. Я ничего не знаю. – На Брагина уставились лихорадочно поблескивающие стекла очков. – Вы понимаете, что я ничего не знаю? – уже громче произнес он. – Вы понимаете, что донимать нас расспросами бесчеловечно?! Вы хоть что-нибудь понимаете?!
– Тогда завтра? – предложил подполковник. – Я мог бы подъехать к вам домой…
– Нет! – почти истерично выкрикнул отец. – Это слишком жестоко! Оставьте меня в покое! Я ничего не знаю!
Его голос сорвался на визг.
В коридор выскочил Фишман с очередной порцией лекарства. Понимающе взглянул на подполковника и с сожалением покачал головой – то ли извинялся за то, что даже не приступил к вскрытию, то ли сочувствовал.
Давя досаду, Брагин отошел к приоткрытому окну.
Серый кафель на стенах, серый линолеум на полу, вроде бы чисто, но сладковато-смердящий запах проникал и сюда. Он царил повсюду и чувствовался еще на подходе к зданию. И сколько бы Фишман ни объяснял, что «трупный» запах – всего лишь навязчивый шаблон, на самом деле это целый комплекс запахов, большая часть которого – химические препараты, отделаться от стереотипов не удавалось. Брагин не понимал, как можно тут работать годами, хотя не раз приставал с подобными вопросами к другу. «Как тебе только мертвые не снятся?» – спрашивал он. «Тебе же не снятся, – отмахивался судмедэксперт. – Я – такой же следователь, как и ты, я тоже ищу улики и доказательства, а мой главный свидетель – тело. Оно о многом может поведать, если умеешь спрашивать».
Брагин оглянулся на родителей девушки. Эх, сейчас бы по горячим следам… Раздраженный следователь брал верх над обычным человеком. «Как они не понимают, что из-за них я упускаю
