Шампавер. Безнравственные рассказы - Петрюс Борель

– Около двух месяцев.

– Ладно, даю тебе еще месяц, и ты тогда мне много всего порасскажешь. Обычный срок – три месяца.

– Альбер, ты меня оскорбляешь!

– Прощай, Пасро, до встречи через месяц!..

Разговор этот, слово в слово, происходил в конце улицы Сен-Жак между двумя студентами, не какими-нибудь молокососами из Монтегю,[272] но изящно одетыми веселыми молодыми людьми, выходившими из анатомического театра с толстенными книгами под мышкой.

Первый, благонамеренный Пасро, шел в спокойной задумчивости; он подражал в одежде немецким студентам: развевающиеся волосы, как у Хлодия Длинноволосого,[273] шапочка, отложной воротник, тонкий коротенький черный сюртук, шпоры и нюрнбергская трубка; второй, Альбер Болтун, живой, подвижный, с резкими движениями; серая шляпа набекрень, красный фуляр на шее, черная бархатная разлетайка с металлическими пуговицами, цветок в зубах и походка вразвалку – все это придавало ему изящество, развязность и лихость какого-нибудь андалузского majo.[274]

II

Мариэтта

Пасро встречает саламандру. – Мораль саламандры: она доказывает, что женщины губят молодых людей, превращая их в шутов гороховых. – Наперсница Мариэтта. – Пасро с ней заигрывает. – Неуклюжие ученые шутки. – Первые подозрения – Послание полковника Фогтланда – Препирательства с очень взволнованным рассыльным – Другая мораль.

Студенты неожиданно расстались, и вот как: по различным причинам каждый из них в глубине души жалел другого, считая его безумцем; каждый пошел своей дорогой, чуть не плача от того, что друг его так ослеплен; оба были искренни – очень редкое в наше время явление!

На набережной Пасро вскочил в кабриолет.

– Вам куда, сударь?

– На улицу Менильмонтан.

– Далеконько!

– Поближе, чем Сен-Жак-де-Компостель.

– Или чем Нотр-Дам-дю-Пилье.

Тогда, пощелкивая кнутом, кучер затянул два стиха из болеро «Contrabandista»:[275]

Tengo yo un caballo bayoQue se muere рог la yegua.[276]

Пасро тут же допел два следующих:

Y yo como soy su amoMe muero рог la mozuela.[277]

Кучер удивился такой находчивости.

– Вы испанец, сеньор?

– Нет.

– Но вы очень похожи на испанца.

– Мне это часто говорят.

У Пасро и впрямь была необычная наружность: он был смуглолиц, как все южане; городская охрана находила даже, что вид его опасен для монархии, и во время гражданских смут его несколько раз арестовывали и сажали в тюрьму за преступные прогулки и нелегальное ношение смуглой головы.

– Но вам, сударь, верно, приходилось жить в Испании, вы болтаете по-кастильски.

– Ни то, ни другое.

– Кто не видел Испании – слеп, кто ее увидел раз – ослеплен. Скажите, сеньор, а вы не испытываете желания туда съездить?

– Горю желанием, мой любезный, да не смею: боюсь растерять там остаток ума, боюсь убить любовь к родине. Я чувствую, что стоит мне побывать в Кордове, Севилье и Гренаде, и я нигде уже не смогу больше жить. Espana! Espana! Espafia![278] Ты как тарантул, от твоего укуса можно сойти с ума!.. Но вы-то, любезный, вы испанец и, однако, уехали из Испании?

– Нет, сеньор, я дон Мартинес, кубинец.

Мартинес был тот самый несгораемый человек, которого одно время показывали в печи в саду Тиволи. Любопытство обывателей быстро утолилось, а жить-то надо: вот бедняга и стал извозчиком.

Пасро почему-то был ужасно поражен тем, что повстречал знаменитую саламандру[279] в столь жалком состоянии.

– Не взыщите за мою нескромность, но, sefior estudiante,[280] вид у вас задумчивый и грустный, как у влюбленного. На лице у вас печать горести более глубокой, чем у caballero desamorado;[281] мне больно на вас глядеть.

– Любовь! Любовь! Me muero рог la mozuela![282]

– Берегитесь, мой милый юноша, берегитесь! Послушайте меня, иной раз есть смысл послушать совет несчастного: не вкладывайте слишком много любви в такое хрупкое, переменчивое и неверное существо, как женщина, не губите себя! Не давайте страсти занять первое место у вас в сердце, не то вы себя погубите! И не стройте счастья на развалинах чужого, не то вы себя погубите. Не поступайтесь ради страсти ничем, что вас пленяет и привязывает к жизни, не то первый же удар свалит вас наповал. Женщины не стоят жертв. Пусть вам любится как поется, как верхом скачется, как играется, как читается, но не больше. Ни в чем прочном, честном и чистом не рассчитывайте на них: слишком горьким будет разочарование. Простите, что я вам все это говорю: я не хотел лишать вас юношеских мечтаний, преждевременно состарить или пресытить вас, но мне хотелось вас уберечь от многих несчастий, многих падений в пропасть. В данном случае стоит послушаться и последовать советам неудачника, особливо потому, что он стал неудачником по в «ине тех, кому вы посвятили всю веру свою и жизнь; каждый сам творит свою судьбу. Как и вы, я поверил, отдался – и погиб. Я был молод и блистателен, как вы. Берегитесь! Из-за женщин я стал изгнанником, фигляром, лакеем.

– О, только не бойтесь, что такое случится со мной, мой дорогой! Когда любовь, единственная цепь, привязывающая меня к берегу, порвется, все кончится, я порешу с собой… Дружище, остановитесь! Остановитесь, а не то мы проедем дом: вот тут, у этих дверей, – воскликнул Пасро, суя экю в руку Несгораемого и выскакивая из кабриолета.

– Viva Dios! Sefior estudiante, es V. m. d. muy dadivoso, muy liberal! Dios os guarde muchos afïos.[283]

Caballero![284] Вы запомните Мартинеса Калесеро и номер его экипажа?

– Si, si![285]

Студент вошел в указанный дом, а Мартинес, повеселевший, уехал, распевая наполовину по-испански, наполовину по-цыгански странный куплет:

Cuando mi caballo entro en CadizEntro con capa у sombrero,Salieron a recibirloLos perros del matadero.Ay jaleo! muchachas,Quien mi compra un jilo negro.Mi caballo esta cansado…Yo me voy corriendo.[286]

С важностью сенатора или судебного пристава, опустив голову, Пасро взошел вверх по лестнице.

– Ах, это вы, красавец-студент!

– Здравствуй, моя Мариэтточка!

– Здравствуйте.

– Твоей госпожи нет дома?

– Моя госпожа немножко и ваша. Скажите лучше – нашей госпожи; она только что ушла, вам не повезло.

– Куда же она ходит в такое время?

– В манеж, на урок.

– Красотка еще и наездница? Вот не знал.

– Говорят, она восхитительно ездит верхом.

– Смеешься, злючка! Непременно хочешь быть комедийной субреткой?

– Не беспокойтесь, милый друг, она скоро вернется; вчера она очень долго занималась, сегодня, надо полагать, все кончится раньше. Входите и подождите в будуаре.

– Согласен, только составь мне компанию; одному в будуаре мне будет очень скучно, и к тому же это против всех правил. Ну, пойди сюда, кокетка, чего ты боишься?

– Вы ведь студент.

– Студенты известны своей филогинией:[287] я еще не съел живьем ни одной женщины.

– Фи!

– Садись поближе, прошу тебя; вот так! Теперь поболтаем: ты же знаешь, я давным-давно от тебя без ума.

– Чести много, а толку мало: плодами этой любви пользуется мадам.

– Видишь ли, Мариэтта, после Европы, Азии, Африки, Америки, Океании и Филожены, твоей госпожи, ты седьмая часть света, та, что нравится мне больше всех.

– Чести много, а проку мало: седьмой части света тоже нужен свой Христофор Колумб.

– Бесстыдница! Дай я поцелую твое милое плечико, плечико слоновой кости! И грудь, настоящий Парнас с двумя вершинами, только Парнас романтический.

– «Что тешатся мечтой взобраться на Парнас…».[288]

– Как, мадмуазель, мы, оказывается, знаем нашего антифлогистичного Буало!..[289] Но, полно, чего ты боишься? Что за ребячество! Милая моя, ты ведь знаешь, как я люблю твою госпожу? Помни же, что, когда я люблю женщину и она обрела мою любовь, а я ей верю и она мне верна, как Филожена…

– Или когда она занимается в манеже.

– Я ей верен ровно настолько, насколько она мне.

– А, а! Раз так, то мне надо быть настороже. О, моя честь! О, моя добродетель! На помощь! Пустите меня! Господин Пасро, я на минуточку спущусь вниз; если кто позвонит, отоприте, пожалуйста, и попросите обождать.

– Я открою, даже если явятся гром и молния собственной персоной.

Как только студент остался один, в лице его произошла внезапная перемена, выражение его сделалось не только серьезным и мрачным, как обыкновенно, но даже еще серьезнее и мрачнее, чем всегда; без сомнения, двусмысленные намеки, которые Мариэтта, шаля и резвясь, подпустила по адресу своей хозяйки, задели его за живое и помимо воли заронили подозрение в его доверчивую душу. Ни один покойник в могиле не мог выглядеть мрачнее, чем человек, сидевший сейчас в этом будуаре. Как вдруг, вырвавшись из своего оцепенения, из этой поглощенности своим внутренним миром, движением руки точно отгоняя что-то, незримо захватившее его, он выпрямился – бледный как привидение. И вновь лицо ого озарилось точно потайной фонарь, внезапно осветивший ночную тьму. Он бросился в гостиную, подбежал к подвешенной к зеркалу миниатюре и стал покрывать изображенное на ней женское лицо поцелуями. Он долго расхаживал взад и вперед по паркету большими шагами и наконец остановился у рояля и принялся яростно перебирать клавиши, напевая вполголоса Estudiantina:[290]