Ultraфиолет (сборник) - Валерий Зеленогорский

Минусы свои она считать не стала – их было много: рост (маленький), вес (большой), глаза (маленькие), рот (большой, иногда ей казалось, что это плюс, но когда ушел последний пользователь, получился твердый минус).

Можно было бы пренебречь отсутствием неземной красоты, но и земной оказалось не так много. Табакокурение и плохая кожа не способствовали обаянию, интеллект мог бы перекрыть недоданное Создателем, но и с этим он оказался нещедрым: дал то, что было под рукой, на склад не ходил. Для равновесия подарил волю и бешеную энергию – тоже неплохая компенсация.

Дело было в третьем тысячелетии, ждать милости от природы и кого-либо она не стала. «В Москву! В Москву! В Москву!» – сказала и сделала.

Работу она нашла быстро. Одно издательство, которых сегодня пруд пруди, взяло ее на работу редактором в отдел любовных романов серии «В сетях неги». Ей полагалось читать опусы женщин-сочинительниц, не испытавших ни одного оргазма. В связи с этим у них на бумаге получалось ярко, выпукло, зримо, но очень одинаково, и в этом тоже было удобство: из них можно было складывать любые пазлы и комбинации, объединять их в бригады и выдавать на-гора десятки в месяц для потребительниц, таких же несчастных, у которых тоже уже давно не было…

Лучше бы направили в редакцию фантастики – там было полно мужиков, но выбирать не пришлось, зато под боком сидели дизайнеры, молодые айтишники и юристы. Было с кем работать и курить на брейках.

Квартиру она нашла у одной авторши, старой грымзы, строчившей про любовь со скоростью, достойной системы залпового огня «Искандер». Квартира оказалась недалеко от работы, сама хозяйка жила в Тарусе, литературном месте, говорила, что у нее там лучше получается. Еще раньше она жила с братом писателя Бондарева, надеясь, что талант мужнего брата и связи помогут войти в литературу. Муж ушел к парикмахерше, устав от гипербол и немытой посуды.

Мир литературы оказался совсем не духоподъемным местом. Ни Гоголь, ни даже Сорокин не витали в коридорах, атмосфера издательства напоминала советский НИИ, где люди в основном курили и плели интриги по мелким поводам. Все ненавидели соратников и завидовали жене главного редактора, которая меняла шубы и губы каждую неделю. Подозревали они своего начальника во взятках с авторов нетленных бестселлеров о губительной страсти и желали того же.

Все казалось хорошо, но мечта о собственном гнездышке твердела, как член у дизайнера из соседнего отдела, который работал над эротической серией «Камасутра для лохов». Он один имел право заходить на порносайты по работе, совмещая приятное с полезным. Все знали, что он дрочит под столом, но и это считалось производственной необходимостью.

Решение о режиме жесточайшей экономии было принято бесповоротно, надеяться на бескорыстного мужчину, разбрасывающего квадратные метры как манну, было смешно. Даже девушки класса «премиум» жаловались в печати, что каждый квадратный метр оплачен кровью, потом и еще кое-чем, что не способствует пищеварению.

Даша стала изучать историю вопроса, ослепла от монитора, облазила все форумы и сайты бесплатных услуг и способов, как прожить на доллар в день – такая у нее была программа максимум.

Одежду она нашла быстро, церковные склады разных конфессий прошерстила за неделю. У христиан нашлись кожаная куртка и сапоги, евреи одарили трикотажем, буддисты – натуральным постельным бельем и большим количеством трусов. Лифчики она не носила, не на чем было, да и голая грудь – это практично и эротично.

С едой тоже вроде устроилось: в каждой конфессии кормили два раза в неделю. Слава Богу, календарь и летоисчисление у них были разные, график получился гибкий и закрывал пять дней в неделю. Учитывая ограничения у каждой, получался неплохой рацион: кришнаиты давали овощную составляющую, христиане поставляли твердые крупы и белки, евреи кормили плохо, но не заставляли молиться, у буддистов были хорошие десерты.

Бытовая техника, диски – все ловилось в Интернете, где люди избавляются от хлама и при этом чувствуют себя благотворителями, порошок и бытовая химия бесперебойно поставлялись на различных презентациях в торговых центрах и акциях в контрольных группах по проверке качества: берешь порошок или зубную пасту, чистишь, моешь, а потом пишешь отчет.

С транспортом тоже не было проблем: хозяйка квартиры оставила ей карту москвича, и она порхала на ней бесплатно по всем дорогам Москвы.

Красилась она в крупных магазинах, маникюр делала сама, презентации и банкеты обеспечивали авторы, не пригласить редактора – это грех, так и жила, но за доллар пока не получалось, кое-какие расходы были.

Она любила кофе, особенно капуччино, особенно в хорошем месте, где вкусно пахнет; на презентациях больших торговых сетей давали пробовать обычный растворимый, а вот итальянский капуччино никто на шару не наливал.

В пятницу, после работы, она ездила в кафе возле консерватории для своей еженедельной оргии.

Кафе было модным, причин для этого было много: центр, недалеко от Чайковского, который сидел памятником Веры Мухиной, это место любили девушки с плохим зрением от чтения книг под подушкой и плохими ногами, но с высокими моральными ценностями, залетали сюда и утонченные поклонники Чайковского, считавшие его своим, ночью приезжали байкеры с охраной, вооруженной автоматами, охрана была в масках, мотоциклисты тоже, от кого они прятались – непонятно, но выглядело это как в фильмах Родригеса и Тарантино; они приезжали с оглушительной музыкой, потом сидели тихо, потом уезжали, никого не удивив, под громкую музыку, и так каждую ночь; что ими двигало, никто не знал, да и они сами не понимали, на хера весь этот маскарад.

Молодые люди без мотоциклов сидели ночами с ноутбуками и в наушниках, они изображали биржевых игроков, ждущих открытия азиатских, а потом и американских бирж, на самом деле они играли в покер и косынку, в плейерах слушали шансон для адреналина и иногда шарили по порносайтам, пытаясь бесплатно получить удовольствие.

Вот такие ночи Даша любила больше всего, она приезжала к часу ночи, последним метропоездом, садилась на веранде лицом к дороге и начинала свое священнодействие.

Ее здесь уже хорошо знали, чаевые от нее получить никто не ждал, но привыкли и даже улыбались иногда, приносили чашку, она уже в метро начинала испытывать оргазм.

Ей казалось, что эта пагубная тяга к капуччино у нее из прошлой жизни, она уверенно считала, что когда-то жила во Флоренции и каждое утро ее дворецкий подавал дымящуюся чашку и она выпивала с вожделением.

Три чашки за ночь вместе с пачкой сигарет – вот такой порок не давал ей жить по плану, но субботняя ночь в пустынном кафе была для нее равновесием на весах настоящего.

В шесть часов утра она уезжала первым поездом метро на Алтуфьевку, где на мусорном баке у подъезда всегда белели надписи «Рига» и «Хуй»; как филолога ее долго мучило, что бы это значило, но потом привыкла и перестала замечать, однако эта надпись ее настигла в далекой Канаде, когда она ездила в командировку на Международный фестиваль русской книги.

Они долго летели до Монреаля, потом столько же на мини-вэне плелись до Торонто с бывшим русским фарцовщиком – хозяином авто, экономившим бензин и не включавшим кондиционер, заколебавшим рассказами, каким он был крутым в Москве до 87-го года, к ночи въехали в город.

Людей из России он развозил по родственникам, и в первом же дворе, куда приехала жирная баба, скулившая всю дорогу Даша увидела мусорные баки с родными надписями «Рига» и «Хуй»: сутки путешествия на другой конец света, а результат тот же.

В самолете из Канады она познакомилась с мужиком, бывшим русским. Он летел в Москву делать бизнес. Они крепко выпили виски, и где-то над океаном он, укрывшись пледом, в ночном небе совершил над ней легкое насилие и захрапел. Утром он добавил ей впечатлений в самолетном санузле. Было неудобно, но для истории факт остался, она собиралась писать свою книгу, и это явно бы пригодилось. Она как редактор знала, чего хочет женщина-читатель.

Он взял ее телефон и не звонил две недели. Она ждала, авиасекс вдохновил ее. Она ждала его на земле, готовая нырнуть с ним в другие пучины.

Он позвонил, и началась карусель из ночей, где в его пьяных фантазиях она была дирижером. Она надеялась, что он пропишет ее или женится, но он испугался и сказал в одну ночь:

– Пошла вон, надоела.

«Придется опять копить», – решила она твердо, спускаясь в лифте в холодную ночь. Она привыкла за эти две недели с ним нормально питаться, но счастья не бывает много.

Каждый месяц за деньгами приходил племянник хозяйки, молодой человек с немытой головой, постоянно временно не работающий, считающий себя гением.

Он был мальчиком молодым, но порченым, читал анекдоты на Арбате по книжке Трахтенберга, играл в театре-кабаре, где актеров было больше, чем зрителей, пытался сняться в «Девятой роте», но Бондарчук его не заметил на кастинге, хотя он бросился ему под ноги, как герой под танк, испугав мастера до икоты.