Ultraфиолет (сборник) - Валерий Зеленогорский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великие князья Императорского дома Романовых ввели в обиход пользоваться балетными девушками, потом почти 70 лет долбили совсем другие специальности (отдельные случаи в рядах партийной элиты не в счет), при Советской власти предпочитали классовый и партийный подход.
Член партии имел комсомолку, рабочий – крестьянку, крестьянам оставались бессловесные твари и домашняя птица.
Интеллигенция в этом аспекте не рассматривается, потому что все они, по мнению власти и простого народа, были проститутки, а какой с блядей спрос?..
Так думал Сеня в императорской ложе и смотрел на сцену, где его мечта била ножкой об ножку в бессмертном балете «Жизель».
На финальных аплодисментах две толстожопые служительницы вынесли огромную корзину ростом с Сеню, и он ушел к служебному подъезду ждать свою фею, пославшую ему в ложу тридцать восемь воздушных поцелуев – за каждый год его непростой жизни.
Их роман стремительно развивался: сначала шуба, потом машинка. Дала она ему в Париже, в отеле «Георг V». Сеня такого еще не пробовал: она дала ему сбоку, подняв ногу, как шлагбаум. С его габаритами позиция была идеальная.
Он сделал ей предложение, подкрепленное кольцом-булыжником из соседнего магазина «Тиффани».
Прима согласилась, но потребовала венчания в соборе на Красной площади.
На Красной площади в соборе батюшка сначала уперся – не хотел венчать чистую православную душу с нехристем, но потом все сладилось, Сеня дал на новый колокол – он потом всегда, проезжая мимо, слышал, по ком этот колокол звонит.
Прожили они с балериной всего год, она перестала открывать ему шлагбаум по первому требованию, злилась на него за грубые манеры и животные штучки за столом и в гостях, у них сломался компас, по которому они сверяли курс совместного плавания.
Сеня старался, как мог, не стриг ногти в кровати, не икал, лежал в постели только по фэн-шуй и даже рисовал иероглифы – не помогло.
Сначала она ушла к педагогу по классу, старой лесбиянке, а потом совсем удивила всех – стала жить с новозеландским какаду, примерно ростом с Сеню.
«Не поймешь этих женщин, – говаривал Сеня товарищам из известного гольф-клуба, – чего им надо?» Особенно его смущала неравноценная замена его, орла, на какого-то сраного какаду.
Костюм Ленина
Открылся после дезинфекции Мавзолей Ленина. Зачем эта новость попала на первые строчки информагентств, мне непонятно. Нет, вообще-то смысл просматривается, но цель не очевидна.
Тяга к мощам имеет в России сакральный аспект, поцелуи ликов и явления чудес в постоянном обиходе, и это во времена, когда можно человека отцифровать, получить его клон или голографическое изображение. Надо шире использовать новые технологии.
В том же сообщении поведали, что последний раз Ленину меняли костюм в 2003 году, но он же лежит. А вдруг он ходит по Кремлю? Тогда понятно, почему ничего не сказано о том, что у него с обувью, страшно подумать – с трусами. Неужели они не портятся от эксплуатации? Хотелось бы подробностей.
После этой новости на радио позвонил ветеран партии и с горечью сказал, что он донашивает финский костюм, купленный в 85-м году по талону в Марьинском универмаге по случаю выхода на пенсию. Он спрашивал, куда девается одежда вождя после смены гардероба. Может быть, как ветеран партии со стажем пятьдесят лет он имеет право приобрести его одежку по остаточной стоимости?
На демократическом радио на эту тему позубоскалили – вот, мол, как живучи коммунистические предрассудки, тянет наше прошлое нас назад. А старик имел в виду, что ходить не в чем, не на что медали на парад надеть, а может, и в гроб лечь не в чем.
Ну, дела до него давно никому нет, а вот праздник новогодний встретил очень успешный человек за пять миллионов долларов в теплой компании с западной звездой – и ничего, молнии не блистали над логовом грешным, а после поста в рождественскую ночь поклоны бил и свечку ставил, чтобы на следующий год не хуже было. Его, конечно, услышат, и благословение он получит от иерарха за пожертвования щедрые на монастырь, и табличку на алтаре прибьют с благодарностью, и гнева гуманистов он не услышит, так как радио с его руки кормится и там скажут: «Знай наших, утерли нос еще раз капиталистам гребаным – любить так любить, гулять так гулять».
Но Ленин все-таки беспокоит – где же он одежонку треплет, когда страна спит, кому он нашептывает: «Как нам реорганизовать Минфин»?
Видимо, остался дух в Кремле, он бродит и смущает души бывших октябрят, которые значки носили, где Володя с курчавой головой.
Когда-то они вместе лежали с Иосифом, костюм реже меняли, он смирно лежал – знал, кто в доме хозяин. Конечно, сейчас пиар у Иосифа круче, каналы центральные, все у него схвачено, но выиграет в длинную Владимир – тело его живет и побеждает.
Аль Пачино с бородавкой Де Ниро
У Луизы давно не было мужчины, так давно, что запах женщины вместе с основным инстинктом доминировали на ее подушке, утопающей в слезах.
Запах собственного тела, унавоженный горой флаконов и процедурами, надоел смертельно. Мужская подмышка с брутальным запахом грезилась даже на работе, которой она отдавалась, как ненормальная, но работа заканчивается, а ожидание никогда.
Девица Л. недурна в буквальном и фигуральном смыслах. Хороший вуз и работа в западной компании. Всего тридцать лет. Энергичная харизматичка с симметричными органами. Все при ней, но последний год резко не поперло по мужской линии, сломался навигатор, система наведения работала неплохо, а вот поражать цели не получалось – сплошные осечки.
Все началось с Нового года. Бывший бойфренд прислал е-мейл: утром 31-го он не прилетит, жена все узнала и целесообразнее остаться в Лондоне, чтобы не будить лихо.
Л. резко поняла, что планы на Новый год рухнули, как Россия в 91-м году.
Красное платье и месячный голод – все это пустые хлопоты. Эта сука в лондонском особняке опять вмешалась в ее жизнь и не дала отпраздновать по-людски с любимым человеком. Неужели ей мало его 360 дней в году, она хотела всего пять дней, всего пять. Опять все против нее, одна против всего мира, всегда одна.
Надоела вечная подруга, с которой еще со школы шли ноздря в ноздрю, вечные соперницы в школе и потом. Вечная Подруга (далее ВЧ) была всегда. Они повторяли судьбу друг друга, обе были в пробном браке по молодости с неправильными мужиками – отбили у чужих жен, попользовались пару лет без особой радости. Постоянный личностный рост мешал жить с мужчинами, которые любят футбол и простые человеческие радости, всегда хотелось тех, кто занят другими мерзкими тварями, неспособными дать их желанным все богатство, – растущих по всем направлениям самодостаточных и продвинутых особей.
Этих рептилий, молчащих, как рыбы, развелось, как собак. Они ничего не желали, их находили в прудах и заводях настоящие хищники, а они в это время грызли гранит новых ступенек, шли по лестнице успеха, а их мужчины шли рядом, а жили хрен знает с кем.
Л. не раз анализировала, почему у них все так складывается. Кроме причин социальных и демографических, была одна, наиболее глубокая: им обеим не хотелось повторять жизнь своих матерей, самых дорогих для них людей. Их папы-мужья растворились, не оставив никакого адреса. Девушки такой судьбы не желали и делали свою сами. Тяга к женатым мужчинам была косвенным поиском мужа-отца и местью за брошенных мам.
На таком фундаменте дом построить можно, но сколько цемента надо в него залить, чтобы он стоял? Сталь и цемент нужно было произвести в своей душе, а от этого мягче не становишься. Вот такую теорему надо решать, а в ней одни неизвестные.
Тридцатого числа состоялась корпоративная вечеринка. Скрипя зубами, надо было собраться. Красное платье, намеченное для встречи с этим лондонским подкаблучником, пришлось надеть, сил для мести уже не осталось, но напиться и забыться в дружеском сексе было необходимо.
Компания считалась весьма не бедной, и все состоялось в модном ресторане «Джу-Джу». Л. пригласила ВЧ – так они делали всегда, чтобы скрасить времяубивание в пустых квартирах, где в выходные дни находиться было нестерпимо.
Начался праздник весело. Ведущий за 10 тысяч евро мрачно шутил, поглядывая на часы, девушки из питерского офиса пытались с ним сфоткаться, тогда он разжимал свои тонкие губы и, озаряя их своей известной лошадиной улыбкой, принимал напряженную позу козы, которая вот-вот обосрется: он замирал на мгновение – и все вокруг были счастливы. Потом дома девушки будут намекать подругам, что у них с ним было, а с ним уже давно ничего ни у кого не было, не мог он с девушками и не хотел. С кем он хотел, все знали, но говорить об этом не принято. Он любил певца и одного теннисиста.
Потом пела певица с мужским именем, тоже дорогая. Она славилась своим жеребячьим смехом, песни ее вспоминались, только когда она их пела, ей подпевать не получалось – мелодии не было, а слова тоже были как будто из другого алфавита.