Женщины в его жизни - Барбара Брэдфорд

Поскольку Урсула медлила с ответом, Рената приблизила лицо к подруге и сказала:

– Смотри сама. Ведь Зиги потребуется несколько недель на сбор всех необходимых документов и подготовку вашего отъезда.

– Очень может быть. Благодарю за приглашение пожить в замке. Это так любезно с вашей стороны и трогательно. Но я не могу оставить Зиги в Берлине одного. Ты же знаешь, как я ему нужна. Мы с самого детства никогда не разлучались, кроме тех двух лет, что я пробыла в школе в Англии с тобой и Арабеллой.

– Он сможет навещать тебя по воскресеньям. По пятницам он мог бы приезжать в Бранденбург. Пожалуйста, скажи мне «да».

Урсула колебалась.

– Дай мне над этим подумать и посоветоваться с Зиги.

Зазвонил телефон, и Урсула тотчас поспешила снять трубку, стремясь опередить дворецкого.

– Алло? – Она была в полной уверенности, что услышит голос мужа, но на другом конце провода оказалась Арабелла фон Виттинген. Урсула слушала несколько секунд, затем прошептала: – Спасибо тебе, Белл, у меня все благополучно, правда. – Она снова послушала, затем торопливо пояснила: – У них не исправлен телефон, Рен у меня. Хочешь с ней поговорить? – Урсула постояла с прижатой к уху трубкой, несколько раз кивая, и наконец ответила: – Да, Арабелла, ну и чудесно! До свидания.

– Она едет сюда? – спросила Рената, когда Урсула положила трубку.

– Ну конечно. Наверное, мы с тобой обе знали, что она так и сделает. И я уверена, что вы приехали бы вместе, поскольку она пыталась тебе дозвониться.

Рената кивнула.

– Арабелла сегодня с утра настроена крайне революционно, – поделилась впечатлением от разговора Урсула. – Она настаивает, чтобы мы втроем сходили куда-нибудь на ленч. В «Адлон Отель», к примеру.

Выпрямившись на софе, Рената поглядела на нее вопросительно.

– А ты как на это смотришь? Считаешь, что мы должны?

Урсула задумалась, соображая, разумно ли было бы с их стороны согласиться на предложение подруги. Наконец она, которая боялась в последнее время выходить из дома, вдруг отбросила все колебания.

– Я, конечно же, за эту идею. Почему бы нам не пойти в «Адлон»? Мы имеем на это столько же прав, сколько любой другой, разве не так?

– Разумеется! – согласилась Рената. – Давай сходим!

Урсула опять уселась на софу и тут только заметила серебряный поднос на столике.

– Мы так заболтались, что забыли про кофе, теперь он наверняка холодный. Сказать Вальтеру, чтобы сварил еще?

– Спасибо, но не сейчас. Давай дождемся Арабеллу. Ты же знаешь, она охотница до чаю по утрам. Обязательно потребует целый чайник, тогда и мы сможем присоединиться. – Рената подошла к окну и стала смотреть на Тиргартенштрассе, потом крутнулась на каблуках и обернулась к Урсуле. – Я слыхала по радио, какое название наци уже дали минувшей ночи. Они нарекли ее Кристал нахт – Хрустальная ночь. Очевидно, за все выбитые окна и витрины. – Ренату передернуло, и на лице мелькнула гримаска отвращения. – До чего же мерзкие твари эти наци! И надо ведь было для такого гнусного злодеяния придумать столь поэтическое и звучное название! – По телу ее опять пробежала дрожь. – Немыслимо!

– Все, что нынче здесь творится, – немыслимо, – постановила Урсула.

11

Тиргартен был пуст и безлюден. По мере того как Зигмунд удалялся в глубь по тропинке, он понял, что здесь можно встретить лишь безлюдье и пронизывающий декабрьский холод, типичный для этого времени в Берлине. Именно потому это место было выбрано для рандеву. Безлюдный парк являлся безопасным парком.

Он не имел понятия, с кем ему предстоит встреча. Два дня тому назад на небольшом ужине в доме фон Тигалей, куда они с Урсулой были приглашены, Ирина сунула ему записку. Пряча листок в карман, Зигмунд сразу же попросил его извинить, встал из-за стола и быстро прошел в ванную, чтобы прочесть послание, – ему нетерпелось узнать, что в нем. Суть была изложена кратко и по существу: Тиргартен. Суббота. 11.00. Со стороны Хофъегераллее. Человек в целях идентификации произнесет: синие гиацинты сегодня не расцвели. Записку уничтожьте.

Прочитав записку дважды, он на огоньке зажигалки сжег бумажку, а пепел бросил в унитаз и спустил воду. Вернувшись в гостиную, он застал Ирину за разговором с Рейнхардом и лишь коснулся ее локтя как бы невзначай, дав тем самым понять, что послание он прочел и уничтожил. Самое лучшее было не обсуждать дело при других, даже если эти другие были самыми близкими доверенными друзьями. Ненароком оброненное слово могло обернуться для кого-то колоссальными неприятностями.

Зигмунд обратился к Ирине за содействием в тот вечер, когда они с Урсулой были на приеме в британском посольстве, в тот, недоброй памяти вечер и ночь нацистских погромов – Хрустальную ночь.

Он никогда ни от кого не слышал, но интуиция ему подсказывала, что Ирина должна быть участницей какого-то тайного движения, предоставлявшего помощь евреям, католикам, протестантам, диссидентам и так называемым политически неблагонадежным лицам всех сортов, тем, кто искал способ удрать из Германии и от расправы Третьего рейха. Из собранной по крохам там и сям и в разное время информации он знал о существовании таких движений в Берлине; во главе их стояли представители германской аристократии, но кое-кто из интернациональной эмигрантской молодежи тоже принимал участие в их деятельности. Все они были в оппозиции к Гитлеру и его режиму и люто ненавидели наци.

Четыре недели назад он завел с Ириной разговор по поводу выездных виз, но почел за благо обойтись без упоминания разных движений сопротивления и просто спросил, не сумеет ли она свести его с кем-нибудь, кто мог бы ему помочь. Она обещала подумать над этим, а неделей позже пригласила Урсулу и Зигмунда на обед к ее матери Натали и барону в их поместье в Лутцовуфере. Ирина улучила момент, когда никого не было рядом, и шепнула, что дело сдвинулась и у него теперь нет надобности связываться с кем-либо еще. «Потерпи, Зиги. Я все сделаю», – сказала она тихо и тотчас упорхнула поболтать с другим гостем. До того четверга, когда она наконец передала ему записку, минуло еще три недели. Он почувствовал, что у него буквально гора с плеч свалилась, и с трудом сдерживал нетерпение до субботы.

Зигмунд продолжал идти по указанной ему дорожке, параллельной Хофъегераллее, в направлении к Зигееойле, когда заметил, что к нему приближается человек. Высокий и худой, одетый в темно-зеленую брезентовую куртку и тирольскую шляпу, он целеустремленно шагал, помахивая тростью. Было в нем что-то знакомое, как показалось Зиги, и секундой позже его охватило глубочайшее разочарование. Он узнал человека – это был Курт фон Виттинген. Вот уж на кого он менее всего хотел бы наткнуться тут, будучи в парке со столь деликатной миссией. Поскольку они друзья, то между ними наверняка завяжется разговор, который, возможно, спугнет нужного человека. Но Зигмунд понимал, что положение безвыходное. Он оказался в ловушке. Повернуться и уйти в другом направлении он не мог, потому что Курт уже увидел его, поднял трость и приветливо помахал ею. Ничего другого, кроме как вести себя сообразно ситуации, не оставалось. Придется поболтать минуту-другую и идти дальше. К счастью, погода играла ему на руку. Был такой холодина, что наверняка Курту не захочется затягивать беседу.