Тревожные воины. Гендер, память и поп-культура в японской армии - Сабина Фрюштюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующим значительным интегративным импульсом послужил закон 1986 года о равных возможностях при трудоустройстве. В качестве правительственного института Силы самообороны должны были соблюдать законы, касающиеся равных возможностей для женщин во всех сферах занятости и карьерного роста. Соответственно, в промежутке между 1986 (СССЯ) и 1993 (МССЯ и ВВСС) годами почти все подразделения Сил самообороны открыли для женщин-новобранцев двери. В 1992 году НАС приняла на обучение первых женщин-кадетов. Когда в январе 1996 года Силы самообороны начали участвовать в долгосрочной миротворческой операции на Голанских высотах, женщины-военнослужащие из СССЯ впервые присоединились к их развертыванию, став членами транспортного контингента из 45 человек [Securitarian 2001h]. К тому же году все де-юре ограничения для женщин были сняты. Сегодня более 10 000 женщин-военнослужащих являются высокопоставленными офицерами, несколько десятков их участвовали в престижных международных миротворческих миссиях; некоторые служили пилотами и командирами в контингентах, состоящих в основном из мужчин[53]. Например, в 2002 году несколько женщин-военнослужащих участвовали в миротворческой миссии в Восточном Тиморе, а в 2003 году – в миссии по оказанию гуманитарной помощи Ираку [Bōeichō 2003; 2004a: 200–201]. Эта пора ознаменовала произошедший в японских вооруженных силах сдвиг, который позволил Силам самообороны утверждать, что они идут в ногу с другими правительственными учреждениями, провозгласившими антидискриминационную политику[54]. С тех пор Силы самообороны прошли через несколько волн реформ и видоизменений, и очевидный побочный эффект этого – размывание преимущественно мужской военной культуры – был использован для дальнейшего укрепления Сил самообороны как современного института, который обеспечивает гендерное равенство в большей степени, чем некоторые сегменты корпоративной Японии.
Интеграция женщин застопорилась, хотя, по словам офицеров по связям с общественностью, она была важным инструментом для «углубления понимания и оценки Сил самообороны» (кокумин но рикай) среди японского населения и для проведения «нормализации Сил самообороны» (Дзетай но фуцука) в качестве рабочего места наряду с любыми другими, – и эту проблему я рассматриваю в главе 4. Общее число женщин в Силах самообороны не превысило достигнутых к началу 1990-х годов 4,2 %, поместив Японию в нижнюю часть интегрированных сил НАТО (см. таблицу I). Однако в 1990-х годах уровень образования женщин-военнослужащих повысился, и это способствовало предоставлению им большего разнообразия ролей. Так, в 1990 году 98 % из 5000 женщин в Силах самообороны были выпускницами средней школы, их средний возраст был 18,5 лет. К 1999 году численность женского персонала достигла 9059, причем только 51 % из них были выпускницами средней школы, поступившими на службу в качестве рядовых. Еще 35 % были сержантами, а 14 % – офицерами, которые по определению закончили НАС или какой-нибудь университет. Примерно две трети их служили в СССЯ [Kikuchi M. 2000: 65]. В 2005 году в Силах самообороны насчитывалось 10 898 женщин-военнослужащих, 7276 из которых служили в СССЯ (Отдел общественной информации МОЯ; электронное письмо от 22 января 2006 г.). Кроме того, женщины-военнослужащие сконцентрированы лишь в нескольких профессиональных областях, таких как связь, разведка, бухгалтерия, медицина и подразделения общего назначения [Takayama 1997].
ТАБЛИЦА I. Процент женщин-военнослужащих в вооруженных силах стран – членов НАТО
ИСТОЧНИКИ: Комитет по делам женщин при НАТО, URL: www.nato.in/issues/women_nato/perc_fem_soldiers.jpg (в настоящее время ресурс недоступен); [Spakowski 2003: 188]
По данным Комитета по делам женщин в вооруженных силах НАТО, в Латвии самый большой процент женщин-военнослужащих – 20 %; за ней следуют Канада – 16,9 % и Венгрия – 16 %, США – 15,5 %, Словения – 15,4 % и Франция – 12,8 %. Вооруженные силы с наименьшими группами женщин-военнослужащих – это Норвегия (6,3 %), Германия (6 %), Италия (1 %) и Польша (0,47 %)[55].
В Соединенных Штатах большое количество женщин в армии часто преподносится в качестве показателя равенства и социального прогресса, однако объективная картина не так однозначна. Как предположила Синтия Энло [Enloe 2000: xi], полностью патриархальные режимы иногда «отменяют ортодоксальное разделение военного труда по половому признаку, чтобы сохранить власть». В конце концов, в вооруженных силах поддерживавшей апартеид Южной Африки уже в 1980-х годах было 11 % женщин, а в посткоммунистических российских вооруженных силах их было 12 %, что на 1 % больше, чем в Советской армии 1980-х годов. Сегодня посткоммунистические вооруженные силы Латвии, Венгрии, Словении и Чехии входят в число стран с самым высоким процентом женщин (см. таблицу I).
Рис. 8. Девушка-кадет НАС копает траншею во время манёвров на тренировочной базе Сил самообороны на горе Фудзи, 22–23 июля 1998 г. (фото автора)
Также единого мотива для вступления в вооруженные силы нет. В Японии женщины-военнослужащие разных поколений демонстрируют широкий спектр мотивов для записи в Силы самообороны, но рядовые и сержанты особенно подчеркивают желание столкнуться с трудностями, которых они не ожидают от гражданской работы. Подобно солдатам-мужчинам, которые приходят в ужас при мысли о жизни наемного работника, солдаты-женщины воспринимают сегодня Силы самообороны как рабочее место, где женщины со средним образованием могут заниматься чем-то иным, не похожим на скучную канцелярскую работу в корпоративном офисе. Двойственное отношение к низшим должностям «белых воротничков», которое я описала с точки зрения военнослужащих-мужчин в предыдущей главе, еще сильнее выражено у военнослужащих-женщин. Иногда казалось, что пугающая перспектива альтернативы – скучной и подчиненной жизни в качестве «офисной девушки», которая «никогда не может делать ничего, кроме как копировать документы и подавать чай коллегам-мужчинам и начальству… и находится под угрозой увольнения, когда выходит замуж и/или оказывается беременна» – вот основной мотив присоединения к Силам самообороны (см. Рис. 8).
Подполковник Куроянаги Хироко [Mineo 1998: 232], например, вспомнила 1970-е годы как время, когда выпускницам университетов было трудно найти интересную работу. Она вступила в ряды Сил самообороны в 1977 году, знала об их низком престиже, но он представлял собой для нее дополнительную проблему, а не ключевой недостаток. Слабая гарантия занятости в государственном секторе также побуждала ее пойти в армию. Как и многие из ее товарищей женского и мужского пола, на момент начала службы она ничего не знала о безопасности и обороне. Точно так же мало знала выпускница колледжа из префектуры Канагава, которая два года проработала в торговой компании, прежде чем решила, что «хочет заниматься чем-то другим (каватта кото)». В ее представлении Силы самообороны были закрытым обществом, и она воображала, что, вступив в него, «обретет собственную силу» [Bandō 1990: 284].
Среди женщин-офицеров еще отчетливее выражено стремление к интересной карьере, недоступной для них на «гражданке». Майор Мацубара Юкуэ хотела стать дипломатом, но провалила экзамен в Министерство иностранных дел. Обескураженная, она посоветовалась с одним из своих преподавателей в колледже и в конце концов решила вступить в Силы самообороны в надежде, что сможет продолжить карьеру офицера на дипломатическом поле. Точно так же, когда Секидзаки Йоко подумывала о сдаче вступительного экзамена в НАС, ее привлекала идея стать «своего рода дипломатом», и она думала, что нашла свой идеальный университет:
Перед этим я закончила среднюю школу… Я удивила учителя, записав в анкете о своих планах на будущее «Национальная академия самообороны». Он спросил меня, как я хочу осуществить свою мечту стать дипломатом. Я сказала, что пойду в Силы самообороны, стану офицером, а потом поступлю в МИД в надежде, что меня отправят за границу.
