«Вся жизнь моя — гроза!» - Владимир Ильич Порудоминский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У самого входа в селение стояла над обрывом невысокая башня с бойницами вместо окон; в ней находился Гази-Мухаммед с несколькими соратниками.
Атакующие залегли перед башней, прячась за камнями и развалинами. Стали выкликать охотников — добровольцев — штурмовать башню. Набралось сразу человек тридцать, Емельянов с Григорьевым тоже вызвались идти. Осаждённые встретили охотников залпом; упали многие; кто цел остался, повернул назад. Григорьев с Емельяновым оба не вернулись. Полежаев подумал: «Всё гадали, кого первого убьют, а война по-своему решила — вместе легли. И правда, надо бы продать что возможно — хоть по два-три рубля послать в деревню семействам».
Артиллеристы установили пушки, начали разрушать ядрами стены башни. Огонь из бойниц ослабел. Охотников больше не вызывали, поднялись все разом. Одни высаживали двери башни, другие уже ворвались сквозь пролом в стене. Гази-Мухаммед и его соратники были убиты.
После гибели Гази-Мухаммеда русское командование, надеясь на затишье, решило отвести с Кавказа некоторые полки. Среди них был и тот полк, в котором служил Полежаев.
«СЧАСТЛИВЕЦ, ЗНАЕШЬ ЛИ ТЫ ЦЕНУ СМЕШНОГО СЧАСТЬЯ ТВОЕГО?»
Александр Полежаев
Клятва
Через шесть дней после казни декабристов было устроено торжественное молебствие в Московском Кремле. Самый высший московский священник — митрополит — благодарил бога за то, что он помог царю победить мятежников. Кремлёвская площадь была заполнена народом. На возвышении молилось царское семейство, вокруг — министры, вельможи, важные чиновники. Тысячи солдат гвардии, сняв кивера, опустились на колени. Над Москвой-рекой в честь торжества палили пушки; грохот залпов сливался с пением молитв. На краю площади, стиснутый в толпе, стоял юноша, почти мальчик: приподнявшись на носки и вытягивая шею, он с негодованием смотрел, как служители бога прославляют убийство. Когда митрополит, воздев руки, клялся во всём помогать царю и призывал всех клясться вместе с ним, мальчик про себя давал другую клятву. Он клялся отомстить за казнённых и продолжить их дело, всю жизнь бороться с царём, с его священниками, с его пушками. Было этому юноше тогда четырнадцать лет. Звали его Александр Герцен.
У Герцена был друг — Николай Огарёв. Они познакомились мальчиками и сумели сохранить дружбу до конца жизни. Им удалось это потому, что цель жизни у них всегда была общая: бороться за свободу своего народа, своей страны, всех народов на земле. Много лет спустя Герцен вспоминал свою первую встречу с Огарёвым. Ещё не зная, о чём говорить, мальчики стали читать друг другу на память любимые отрывки из стихотворений и трагедий немецкого поэта Шиллера. И тут оказалось, что оба любят и помнят одни и те же строки: в этих строках поэт воспевал героев, с мечом в руках поднявшихся на тиранов. И тогда мальчики заговорили о героях 14 декабря, о несчастьях Родины, замершей под властью тирана, вместо стихов Шиллера они читали вольнолюбивые стихи Пушкина и Рылеева, которые запрещено было печатать, но которые и так были всем известны.
Однажды вечером мальчики гуляли на Воробьёвых горах. Внизу, окутанная дымкой, широко раскинулась Москва. В лучах заходящего солнца сияли купола церквей, крыши домов были облиты розовым светом. Мальчики вдруг, не сговариваясь, обнялись, охваченные общим чувством, и поклялись отдать жизнь борьбе за счастье людей.
Герцен и Огарёв учились в Московском университете. Они поступили туда через три года после того, как царь жестоко расправился с Полежаевым, но многие там помнили поэта, рассказывали о нём. Стихи Полежаева разными путями попадали в руки студентам, и редкий из них не знал эти стихи наизусть. Для молодых людей Полежаев был героем. Так случалось всегда: тех, кого царь беспощадно наказывал как преступников, народ считал героями и мучениками.
Герцен и Огарёв мечтали основать союз, похожий на тайные общества декабристов. Вместе с другими товарищами они часто собирались в комнате Огарёва, обтянутой красными в золотую полоску обоями, делились мыслями и планами. В кружке Герцена не называли друг друга, как было принято, «сударь» или «господин», а говорили — «гражданин». Так обращались друг к другу французы во время революции. Слово «гражданин» любили декабристы. Потому что «гражданин» — это человек, для которого интересы государства, Отечества выше собственных интересов, который на всё готов, чтобы исполнить долг перед Отечеством. И так тоже было всегда: царь думал, что казнь, каторга, тюрьма, солдатчина испугают людей, заставят их навсегда отказаться от борьбы, но на смену казнённым, арестованным, замученным являлись новые борцы.
...Когда полк, в котором служил Полежаев, возвратился в Москву, Герцен и Огарёв сразу же отыскали поэта. Полежаев быстро подружился с ними. Он радовался, глядя на своих молодых друзей. Если не все сердца ещё заледенели под гнётом самовластья, думал поэт, если ещё живут и действуют такие юноши, значит, никак нельзя терять надежду на лучшее будущее.
1—15
Когда царь отдал Полежаева в солдаты, журналы перестали печатать его стихи. Лишь спустя несколько лет на страницах журналов снова начали изредка появляться произведения поэта, но без его подписи. Вместо имени «Александр Полежаев» под напечатанными стихами стояли таинственные буквы и цифры. Например, «...ръ ...въ». В старину после всех согласных на конце слов писали твёрдый знак, поэтому имя «Александр Полежаев» выглядело так: «Александръ Полежаевъ». Издатели журналов, не смея назвать полное имя поэта, оставляли только последние буквы. Иногда же под стихотворением вообще оказывалось два твёрдых знака: «...ъ ...ъ». Цифры вместо подписи были такие: 1—15. И вот почему. Буква «А» (Александр) в русской азбуке по порядку первая, а буква «П» (Полежаев) — пятнадцатая (не считая «Й» — «И краткого», с которой фамилии не начинаются). Получалось, что «1—15» — это «А. П.».
Когда Полежаев воевал на Кавказе, было, наконец, разрешено издавать его стихи отдельными книжками. Сразу появились две книжки. В одной были помещены его стихотворения, в другой — поэмы про кавказскую войну. Каждая книжка была украшена виньеткой. На первой странице сборника стихотворений под заглавием была изображена лира, которая считалась обозначением поэзии. Для военных поэм виньетка была другая: щит, шпага, рыцарские доспехи и скрещённые знамёна. Цензоры — чиновники, назначенные следить, чтобы не было напечатано ничего недозволенного, — сильно похозяйничали в книжках Полежаева. Некоторые его стихи они вовсе не разрешили издавать, в некоторых вычеркнули слова и строчки. И всё-таки книжки поэта-солдата увидели свет. Они были тотчас раскуплены. Тысячи читателей узнали