Мост в прошлое, или Паутина для Черной вдовы - Марина Крамер

Он забрал Машу с забинтованным коленом, локтем и обработанной ссадиной на лбу, отвез ее домой, дождался, пока уснет, а потом отправился по хорошо знакомому адресу. К Церпицкому.

В доме не горел свет ни в одном окне – люди спали. Женька долго курил в углу, образованном выступами стен, и думал, что же ему сделать. Машина Церпицкого стояла в небольшом «кармане», и Хохол не утерпел, пошел осматривать. На правом крыле обнаружилась вмятина, которой прежде он не видел. Теперь Женька не сомневался в том, что именно эта машина сбила Машку. Откровенного криминала он не хотел, но наказать Церпицкого собирался, а потому достал из кармана «финку» и принялся за работу.

После его ухода машина, сверкавшая до того краской, выглядела плачевно – изрезанные в клочья колеса, безобразные глубокие царапины по всему кузову, перерезанные тормозные шланги, отключенная сигнализация, исцарапанные стекла.

«В другой раз просто подожгу», – зло думал Хохол, шагая по освещенной трассе в сторону Мышкиного дома.

Однако Хохол недооценил противника. Обнаружив утром изуродованную машину, Церпицкий понял, кто виновник и в чем причина. Но давить решил все-таки на Машу – как на самое безопасное звено. Стоило Хохлу отлучиться за продуктами в ближайший супермаркет, как Церпицкий приехал и начал ломиться в дверь. Марья боялась вызвать милицию, опасаясь, что вернется Женька, которому подобные столкновения ни к чему.

– Открывай! – требовал Церпицкий. – Машка, я серьезно – не вынуждай меня!

– Максим, уходи, – просила она, стоя около двери. – Ты ведь делаешь только хуже.

– Если ты про этого своего любовничка в синих картинках – так я не больно-то боюсь, ты прекрасно знаешь! Надо будет – подтяну своих!

Эта фраза Марью насторожила – она знала о том, что к Максиму ездит лечить зубы один очень авторитетный человек. Но угроз не испугалась, зная, что у нее тоже есть к кому обратиться за помощью. Родной дядя Мышки был довольно хорошо известен в криминальных кругах и за племянницу много чего мог. Но она предпочитала все-таки не доводить до греха.

– Максим, ну, хватит уже! – просила она усталым голосом. – Я плохо себя чувствую, меня вчера, как ты знаешь, машина сбила…

– Машина?! – выкрикнул Церпицкий. – Какая… машина?!

– Ты что – дурак?! – не выдержала Мышка. – Твоя!

– Как… как – моя?! – совсем другим голосом проговорил Церпицкий, и Маша растерялась – было похоже, что он не понимает, о чем речь.

– Максим… ты давал машину кому-нибудь? – осторожно спросила она.

– Ты что?! – И в этом возгласе тоже была правда. Максим дорожил своим джипом и не понимал, как можно доверить его кому-то.

Маша после этих слов сползла по стене на холодную кафельную плитку, которой был выложен пол в коридоре, и закрыла глаза. Память подсовывала странные моменты из жизни, когда Максим бывал откровенно неадекватен. Она не обращала внимания на эти небольшие провалы в памяти, на странности поведения, но почему-то именно сейчас все эти истории всплыли и уже не казались такими безобидными. В случае же с машиной Максим либо скрывал что-то, либо на самом деле не помнил, что сделал. Открытие испугало еще сильнее, и Маша совершенно потеряла голову, мечтая только о том, чтобы скорее вернулся Женька. Хотя появление Хохла могло вызвать только стычку с Максимом, привлечь внимание соседей…

От мучительных раздумий ее отвлек шум закрывшегося лифта. Маша посмотрела в глазок – площадка была пуста. Она похромала в кухню и выглянула в окно – Максим в распахнутой дубленке бежал к автобусной остановке, а с другой стороны во двор входил Хохол с большими пакетами в руках.

– Ооох… – простонала Маша, вытирая ладонью вспотевший лоб. – Еще бы пару минут…

Она постаралась придать лицу спокойное выражение, хотя и понимала, что с Женькой такие фокусы не проходят, он очень хорошо чувствует людей, и обмануть его практически нельзя. Но хотя бы оттянуть разговор, попытаться сперва самой все осмыслить, взвесить.

Хохол открыл своим ключом, ввалился в коридор мокрый от начавшегося снега, опустил на пол пакеты с продуктами и выдохнул:

– Погода – дрянь. Удачно тебя покалечили, хоть на работу не ехать.

Маша хмыкнула:

– Большое счастье, ага. Я бы лучше на работе сидела, чем тут с дивана на кровать переползать. Тоска же смертная!

– Ничего, потерпишь, – улыбнулся он и сбросил куртку. – Пойдем лучше борщ варить.

– Извращенец! – простонала Маша. – Ты же меня в могилу загонишь своей кулинарией! Я не могу – физически не могу, понимаешь, – столько есть! У меня организм не приспособлен!

– Ерунду не говори, ага? – подхватывая пакеты и направляясь в кухню, попросил Женька. – Садись-ка вот сюда, не мешай мне.

Он указал Маше на стул, она послушно села, а Женька принялся выгружать на стол покупки. Маша следила за ним с удовольствием – ей всегда нравилось наблюдать за тем, как Хохол ведет себя на кухне. Вот он сбросил свитер, помыл руки и повязал фартук, ополоснул водой мясо и взялся за разделочную доску и нож.

– Маринка не звонила? – спросил он, ловко орудуя ножом и отделяя кость от большого куска говядины.

– Нет. А тебе?

– А мне звонила, – криво усмехнулся Хохол.

– Опять поругались? – вычислила Маша сочувственно.

– Как ты думаешь, Машка, у нее есть кто-то? – вдруг спросил Хохол, откладывая нож и садясь.

Маша поперхнулась табачным дымом. Вопрос звучал так беспомощно и так обреченно, словно Женька для себя уже давно определился с ответом и теперь просто ждал, что она подтвердит, а не опровергнет.

– Жень… ну, зачем ты нагнетаешь? Никого у нее нет, я уверена.

– Вот бы мне твою уверенность, Мышка, – печально проговорил он и снова взялся за мясо. – А я ее так хорошо знаю, что почти не сомневаюсь.

– Я не понимаю, как вы живете. Ты ей не веришь, она тебя ни во что не ставит иной раз. Что вас удерживает вместе, а?

Хохол задумался, его серые глаза сделались какими-то нездешними, словно он мысленно унесся далеко, в прошлое, в то время, когда он был счастлив уже оттого, что Марина обратила на него внимание – пусть даже сделала это не совсем бескорыстно.

– Мы с ней приросли друг к другу, Машка. Просто приросли так, что невозможно оторвать, потому что уже все общее, и оба погибнем.

– Ты иногда умеешь сказать то, что под силу далеко не каждому.

– Я так чувствую, Маша. И говорю то, что чувствую. И больнее всего, что она это понимает, знает, что не уйду, не брошу, буду терпеть.

Хохол поставил кастрюлю на плиту, опустил мясо в воду и накрыл крышкой. Долго возился у раковины, чистя картошку, морковку и свеклу, шинковал это все вручную. Маша смотрела на его расстроенное лицо и чувствовала, как у нее сжимается сердце. Хохол не заслужил такого отношения к себе со стороны Марины, никак не заслужил.

– Ладно, Машка, проехали, – тряхнув головой, сказал Женька. – Тащи капусту квашеную. А, ты ж не можешь! – отмахнулся он, вспомнив о ее забинтованном колене. – Сиди, я сам. Кстати, а чего это у нас на площадке мужской туалетной водой несло, а? – вспомнил он вдруг, и Маша напряглась:

– А я откуда знаю?

– Не темни, дорогая, – вытаскивая из банки капусту, проговорил Хохол. – И знаешь ты все, и даже знаешь, чья это была вода. Церпицкий приходил? Зачем? Каялся?

– Женька, а ведь это мог быть не он, – сказала Маша, глядя перед собой.

– То есть? Я машину видел собственными глазами – как и вмятину на правом крыле. И ты хочешь сказать, что это – не он?

– Погоди, Женя… я ему задала этот вопрос, но он удивился слишком уж искренне. Слишком – понимаешь? Так не играют, это живые эмоции.

Маша встала и полезла в морозилку за салом. Держа в руках большой шмат, источавший запах чеснока, она приблизилась к снимавшему пенку с бульона Хохлу и проговорила:

– Пообещай мне, что ты физически с ним ничего не сделаешь.

– С какой радости я буду тебе это обещать? – не отрываясь от занятия, поинтересовался Женька.

– Я не хочу, чтобы на тебе еще и это висело! Он болен, Женя. Я только сейчас это поняла – он болен, поэтому у него бывают такие провалы в памяти.

Хохол вдруг развернулся, упер руки в бока и рявкнул так, что Маша присела от неожиданности:

– Да?! Болен, значит?! Хорошо, я его вылечу! Я же доктор Айболит – у кого чего болит?

– Хватит орать, а? – попросила Маша, отходя, однако, на безопасное расстояние.

– Нет, дорогая, это мне решать, когда орать, а когда – хватит! Ты какого черта его выгораживаешь? Боишься, что грохну? Так не бойся – мне руки пачкать просто влом. А от тебя я его отклею, как и собирался! И плевать – больной-здоровый! Что умолкла?

Маша выдержала паузу еще пару минут, а потом спросила серьезно:

– Слышал, есть гороскоп друидов? – Хохол кивнул, и она продолжила: – Ну, так вот ты, судя по всему, по этому гороскопу – пень. Так и какой смысл с тобой вообще о чем-то разговаривать?

С этими словами она развернулась и ушла в спальню, щелкнула там замком, оставив Хохла в недоумении, давящимся от хохота. Даже этими язвительными фразами Машка порой здорово напоминала Марину.