Штурмовая группа. Взять Берлин! - Владимир Першанин

— Хватит, Никита! Почисть лучше пулемет. Он для тебя сейчас и жена и семья. Чего душу зря травить? Прикончат они нас на месте и, как зовут, не спросят. Надо драться. Может, и правда Гитлер какое-то чудо-оружие приготовил.

Пулеметчик был недалек от истины, когда говорил о судьбе власовцев. На них вдвойне перекинулась ненависть красноармейцев за все то, что натворили в России немцы. В плен их стали брать лишь когда, попадая в кольцо, сдавались целые батальоны и полки.

Геббельс с его умелой пропагандой, не слишком отступая от истины, обрисовал безрадостное будущее тех власовцев, которые рискнут сдаться в плен.

Большинство из них дрались ожесточенно. И эта ожесточенность шла не от высокой силы духа, а от страха.

В этой долгой войне немцы и те, кто шел с ними в одной упряжке, переплюнули в жестокости даже азиатских завоевателей вроде Тамерлана или Чингисхана. Те убивали тысячами, а у Гитлера счет шел на миллионы.

Справа от штурмовой группы Ольхова вел бой передовой батальон соседней дивизии. С помощью танков они пробивали оборону, но такое же ожесточенное сопротивление замедляло их продвижение вперед.

Там стоял сплошной грохот взрывов, горели две «тридцатьчетверки». Третью, поврежденную, тащили на буксире в тыл. И все же понемногу батальон продвигался. Значит, и группа Ольхова не могла позволить себе отставать. Из бункера могли в любой момент открыть огонь в спину соседям.

По опыту боев в Сталинграде, чтобы добить чертов бункер, капитан сформировал несколько отделений, по восемь-десять человек в каждом. Намечали участки, где продолжалось особенно упорное сопротивление, и направляли людей туда.

Три танка старшего лейтенанта Антипова сейчас не могли оказать действенной помощи. Бой шел лицом к лицу, солдат вермахта отделяли от красноармейцев считаные метры.

Петр Шевченко со своими саперами взорвали кусок стены, за которой скрывались два минометных расчета. Обломки кирпича завалили один из минометов, немцы успели отскочить.

Началась рукопашная схватка. Немецкий лейтенант в каске с автоматом в руках застрелил в упор двоих саперов. Закончились патроны. Он отступил, нашаривая за голенищем сапога запасной магазин. Сержант прошил его очередью в упор.

Один из саперов, догнав минометчика, обрушил на него приклад карабина. Удар пришелся сбоку, под каску. Треснул и отлетел приклад. Сапер, навалившись на врага, душил его. Двое минометчиков убегали по лестнице в подвал.

Оглушенные взрывом, в спешке, они не догадались или не успели снять со спины карабины. Желание было одно — уйти, спрятаться подальше от наступающих русских.

Третий минометчик (он единственный остался в живых) кинулся на сапера, выставив перед собой штык-нож Сапер, бросив полузадушенного немца, успел отскочить. Штык лишь порвал бушлат и оставил порез на руке.

Они стояли в трех шагах, не сводя настороженного взгляда друг от друга и тяжело, запаленно дышали.

— Сдохни! — выкрикнул немец, снова бросаясь вперед со своим штыком.

Подоспевший взводный Шевченко дал очередь в спину минометчика и показал своему саперу на автомат, лежавший возле одного из тел.

— Бери. Бой еще не кончился.

В соседней подвальной комнате продолжала вести огонь противотанковая пушка. Артиллеристы, как заведенный механизм, кидали снаряд за снарядом в казенник 75-миллиметровки. Весь пол был завален гильзами, их отпихивали ногами в угол и по очереди подбегали к распахнутой двери вдохнуть свежего воздуха.

— Бросайте гранаты! — Шевченко кивнул на освещенную вспышками амбразуру.

Сразу несколько «лимонок» и «РГ-42» полетели вниз. Достали они кого-нибудь или нет, непонятно. Подоспел сапер с двумя противотанковыми гранатами:

— Отойдите. Сейчас я их прикончу.

Но швырять гранаты в небольшую дыру было опасно. Снятые с предохранителя, они взрывались при малейшем толчке. Сапер свое дело знал. Осторожно протолкнул одну гранату, затем вторую. Внизу, сотрясая пол, раздались два взрыва подряд. Что-то горело, комната наполнилась дымом.

Шевченко и его люди готовились штурмовать следующий отсек.

Бункер удалось очистить лишь спустя час. Василий Ольхов обошел развалины и подвалы дома, превращенного в небольшую крепость. Повсюду лежали тела убитых. В подвалах, откуда медленно выветривалась гарь взрывчатки, капитан насчитал четыре 75-миллиметровки, еще две находились в комнатах первого этажа.

Оружия и боеприпасов для защиты Берлина было приготовлено в избытке. Разбитые и искореженные взрывами пулеметы различных систем, ящики патронов и гранат. «Фаустпатроны» лежали охапками, как поленья. Большинство из них немцы использовать не успели.

В плен никого не взяли. В одном месте лежал венгр с перебитыми ногами. Он потерял много крови и, судя по его виду, доживал последние минуты. О чем-то спрашивать его было бесполезно. Увидев русского капитана, он скривил губы в горькой усмешке и произнес несколько слов.

Их смысл можно было угадать. Не думайте, что вы победили. Я умираю, но из вас тоже мало кто доживет до победы.

— Стреляйте, чего ждете, — говорил его взгляд.

— Сам подохнешь, — плюнул ему на штанину ординарец Антюфеев.

Он видел россыпь стреляных гильз, пустые магазины к пулемету «зброевка» и автомату «МП-40». Этот дрался до конца. Наверное, венгр считал себя героем и был готов принять смерть от рук своих врагов.

Но русские героем его не считали, а сержант в пилотке со звездочкой даже плюнул в него. Может, и правильно. Венгерские части вместе с немцами вторглись в Россию, чтобы урвать свой кусок. Слава о них осталась дурная: грабили, убивали, насиловали. Все венгерские дивизии были разгромлены уже к 1943 году, а на бескрайних полях России остались в земле 140 тысяч его земляков.

Ольхов посмотрел на венгра, затем на Антюфеева. Тот стушевался и отступил на шаг назад. Парторг Малкин несмело предложил:

— Может, перевязать его…

Ольхов будто ждал этих слов:

— Ты наших сначала перевяжи и в тыл отправь. Не посчитал, сколько мы людей потеряли, пока этот бункер отбили?

— Зато на полкилометра вперед продвинулись и для дивизии коридор пробили, — гордо заявил Малкин.

Капитан Ольхов на это ничего не ответил. Он слишком устал за последнее время.

Прошел еще один бесконечный день. Похоронили убитых, отправили в тыл раненых. Количество активных штыков в штурмовой группе не превышало ста человек. Плюс три танковых экипажа. Антипов доложил, что башня одной из машин едва проворачивается.

— Ремонтники нужны. Двоих танкистов в санчасть отправил, контужены сильно. Снарядов почти не осталось.

— Ясно, — перебил его Ольхов. — Не вали все в кучу. Насчет ремонтников и снарядов я свяжусь с тыловиками. Без двух танкистов сумеешь пока обойтись?

— Я и без трех обойдусь. Понадобится, вдвоем с механиком воевать станем. Он машину поведет, а я за прицел сяду и по рации об успехах докладывать буду.

Савелий Грач посмотрел на раздраженного старшего лейтенанта. Хотел съязвить, но промолчал. Видел, как одна из «тридцатьчетверок» получила снаряд в лобовую часть башни. Ударило крепко. Взрывом это не назовешь, в бронебойной болванке взрывчатки нет. Но звук был оглушительный. Словно на рельс обрушили огромную кувалду. Когда Савелий обернулся на этот грохот, сноп крупных искр уже разлетелся. Но поразило его, как светилась то ли раскаленная броня, то ли ошметки снаряда.

Антипову, можно сказать, сегодня везло. Ни одной машины не потерял. Правда, в этом больше заслуга Ольхова. Приказал не приближаться к бункеру, вести огонь на расстоянии и постоянно маневрировать.

Командиру танкового взвода с его самолюбием такое вмешательство не нравилось. Позже понял, что капитан был прав. Когда сам едва не угодил под выстрел реактивного противотанкового ружья «панцерштрек».

По сравнению с «фаустпатроном» оно считалось устаревшим оружием. Давало сильную вспышку которая иногда обжигала расчет из двух человек. Кроме того, ружье было сложным в эксплуатации, требовало специальной подготовки. Зато реактивная мина могла поджечь танк на расстоянии двухсот метров.

По танку Бориса Антипова и шарахнули такой миной весом три килограмма. Промахнулись. Мина врезалась в поваленный тополь в пяти шагах от машины, тот вспыхнул, как спичка.

Антипов не разглядел, откуда стреляют, хотя вспышка была яркая. Наводчик тоже растерялся. Механик-водитель среагировал быстрее всех и задним ходом ушел с линии огня. Уйти-то ушел, но танк мог получить и вторую мину.

Немецкие стрелки сидели на третьем этаже, и танк был у них как на ладони. Командира выручил шустрый лейтенант Усков. Он заметил вспышку и указал цель наводчику. Никита Лукьянов свое дело знал и двумя фугасными снарядами снес укрытие.

В разные стороны полетели куски битого кирпича, что-то из обломков мебели и тело одного из гранатометчиков. Второго, наверное, завалило кирпичами.