Штурмовая группа. Взять Берлин! - Владимир Першанин

— Не бойся, русские солдаты не такие страшные, как их рисуют на плакатах.

Вряд ли девочка понимала русский язык. Сказано было для русского офицера.

— Вам нечего бояться. С женщинами и детьми мы не воюем.

Отчего-то запершило в горле. Может, оттого, что Савелий отвык на войне от общения с женщинами.

Какие-то короткие встречи и мимолетные связи были, но это случалось не часто и длилось недолго.

— Поблизости есть немецкие солдаты?

— В нашем доме точно нет.

— Это я уже слышал. А в соседнем?

Женщине не хотелось отвечать. Возможно, она боялась. В разговор вмешался один из пожилых мужчин. Он говорил на русском гораздо хуже, но понять его было можно. В соседнем доме расположен пост. Отделение из нескольких человек. В других домах солдат больше, они будут воевать, хотя многие не хотят продолжать эту войну. Дезертиров расстреливают и вешают без суда. Кроме того, в городе много эсэсовцев, а кто они такие, господин лейтенант наверняка знает.

— Знаю, — кивнул Савелий и попросил у женщины: — Дайте попить воды, пожалуйста.

Женщина зачерпнула небольшим ковшиком воды из закрытого бидона и, перелив ее в чайную чашку, протянула офицеру:

— Битте шен…

В глазах ее играли вызывающе веселые огоньки.

— Данке.

Пить Савелий не хотел, но большими глотками опустошил чашку. Сергей Вишняк за его спиной смотрел на обитателей подвала с нескрываемой неприязнью. Сержант потерял брата и отца и ненавидел немцев.

— Вам тоже налить воды?

На вопрос женщины Вишняк отрицательно покачал головой и сказал, оглядев подвал:

— Вам еще долго придется жить в этих развалинах. Жаль, что вы не видели того, что натворили фашисты в моей стране. Они сжигали целые села вместе с мирными жителями.

— Мы не фашисты, — отрицательно замотали головой оба мужчины.

Если женщина следила за собой, то пожилые мужчины надели на себя свитера, теплые куртки, по нескольку брюк. На голове одного из них болтался шерстяной колпак. Окинув их презрительным взглядом, Вишняк заметил:

— Зимой бы вас здесь поморозить. Про Ленинград не слыхали? Там в блокаду десятки тысяч женщин и детей умерли.

— Нам тоже пришлось не сладко, господин офицер, — начала было женщина.

Вишняк ее перебил:

— Я не офицер.

— Извините, но у вас такое мужественное лицо. У меня погиб муж и пропал без вести брат. И что будет с нами, один Бог знает. По радио передавали, что русские не щадят никого. Кто имел возможность, покинули город.

— Ничего с вами не случится, — смягчая тон, заверил их Сергей Вишняк.

— Я верю в это. Русские солдаты милосердны.

— Ладно, пошли, — сказал Савелий.

Один из разведчиков толкнул Вишняка локтем.

— Понравился ты бабе. Лицо мужественное, то да се…

— А чего? Немка справная, без мужа.

— Если время будет, разыщешь?

— Если… на войне лучше не загадывать.

Группа снова поднялась наверх, где дежурил Иван Шугаев.

— В соседнем доме фрицы, — сообщил он. — Голоса слышал, и сигарета светилась.

— Много голосов?

— Нет. Там тоже все развалено. Может, отделение с пулеметом торчит. А вон те дома наверняка солдатней заполнены. Он кивнул на такие же четырехэтажные дома с темными провалами окон.

— Пощупаем, что там за пост, — задумчиво сказал Савелий. — Надо хоть одного «языка» взять. А то завтра вслепую попрем.

За эти недолгие часы Василий Ольхов сходил в штаб дивизии. Получил пополнение, семьдесят человек, и доложил результаты дневного боя заместителю комдива, молодому подполковнику.

— Завтра снова пойдете впереди, — налив граммов сто трофейного коньяка, объяснял он. Когда выпили, подполковник продолжил: — Самим вам не справиться. Будете действовать совместно с пехотной ротой. Им придана батарея орудий «ЗИС-3», минометы. Если надо, поддержат гаубицы.

— Танков всего три останется?

— По соседству сильные укрепления. Там коробочки больше понадобятся. В том числе «ИС-2». Мощные машины. Приходилось взаимодействовать?

— Нет, не успел.

Тяжелые танки «ИС-2» с толстой броней и пушка — ми калибра 122 миллиметра появились на фронтах в сорок четвертом году. Они поступали на вооружение отдельных гвардейских танковых полков и применялись на самых ответственных участках. Количество их было относительно невелико, и Ольхов видел эти машины лишь со стороны.

— Как сегодняшний бой? — спросил подполковник.

— Считай, вчерашний, — посмотрел на часы Василий. — Второй час ночи уже. Тяжко пришлось. Не сказать, что какая-то отборная часть противостояла. Смесь! Даже власовцы, оуновцы, прибалты. А дрались бок о бок с немцами до конца. В плен никто не сдавался.

— Знают, что пощады им не будет. Поэтому немцы им даже в Берлине воевать доверили. Общее впечатление какое? Выдыхаются фрицы?

Ольхов пожал плечами:

— Они с Курской дуги выдыхаются, если политработникам верить. Но дерутся отчаянно.

— Ты нашему начальнику политотдела, смотри, такое не ляпни, — засмеялся подполковник. — Хорошо, что танки сберег. Бронетехника несет большие потери от «фаустпатронов».

— Пока можно было, берег. Завтра, то есть сегодня, на прямую улицу выйдем. Там из каждого окна жди выстрела.

— Пускай вперед пехоту.

— Что я и делал. Но с такими потерями далеко не уедем. Гаубицы обязательно понадобятся. Хотя бы 122 — миллиметровые.

— Хотя бы… эх, Василий Николаевич! В общем, темп увеличивай. Медленно продвигаемся. Верховному в Москву, считай, каждый час обстановку докладывают.

— Понимаю.

— Жуков, тот вообще никаких причин для срыва графика наступления не признает. Жаль, не видел, как он генералов отчитывал. Едва не расстрелом грозил. Некоторые старшие офицеры под суд пошли, уж не знаю, что там с ними решили.

Подполковник понял, что сам ляпнул лишнее.

— Ты, капитан, про этот разговор забудь. Жуков, генералы… у нас своя задача. Возвращайся к себе. Воюет твоя группа нормально. О званиях, орденах сейчас речи и быть не может. Но «майора» я тебе обещаю.

— А ребят подбодрить чем-нибудь можно? — воспользовался моментом Ольхов.

— Подготовь список человек на десять. Наградные листы в штабе заполнят.

Ольхов достал из планшета лист бумаги и карандаш.

— Ты что, прямо сейчас список составлять собрался?

— Дело на пять минут. Вдруг передумаете или меня… ранят.

— Пиши, — махнул рукой подполковник. — Только высоко не замахивайся. Медалей штук семь, три ордена Красной Звезды.

— Понял.

Долго не раздумывая, Ольхов начал список с фамилии танкиста Ускова. Младший лейтенант Шевченко шел вторым. Третьим капитан записал сержанта Ивана Шугаева. Не забыть бы Михаила Маневича…

Разведчик Иван Шугаев в эти минуты осторожно приближался к соседнему дому тоже разрушенному, где, по словам жителей, находились солдаты. Вишняк шел в двух шагах позади, готовый в любую минуту прийти на выручку.

Торцевая стена, к которой они приближались, была глухая, без окон, так называемая пожарная. Оба нырнули под ее защиту. Следом короткой перебежкой к ним присоединился Савелий Грач и двое других разведчиков.

Старший лейтенант сделал знак остановиться. Несколько минут все пятеро вслушивались. Где-то рядом должен был находиться пост. А вот снаружи или внутри дома, оставалось только гадать и выждать, когда он себя обнаружит каким-то шорохом.

Часовой, обер-ефрейтор, в камуфляжной куртке, с автоматом «МП-43» стоял в арке. За улицей наблюдал со второго этажа дежурный пулеметчик, а задачей часового было следить за изрытым воронками небольшим пустырем.

Обер-ефрейтор, родом из Эльзаса, около двух лет проходил службу в укрепрайоне в Нормандии. Это была спокойная служба. Можно сказать, ему везло. Затем начались сильные бомбежки. Шестого июня союзники высадились на побережье, и обер-ефрейтору (тогда он был рядовым солдатом) впервые пришлось участвовать в бою. За день была уничтожена половина его роты.

И вот военная судьба привела в Берлин. В Эльзасе жили преимущественно французы. Многие из его земляков погибли, некоторые дезертировали. Но обер-ефрейтор считал своим долгом бороться с большевиками до конца, хотя последние дни пребывал в смятении.

Вера в могущество Германии таяла. Фюрер, в которого он верил, по слухам, уже не мог изменить обстановку. Русские вошли в самое сердце страны, Берлин. Чудес на свете не бывает, скоро все кончится.

От взвода осталось всего двенадцать человек. Командовал ими фельдфебель, жесткий и бывалый вояка. С ним солдаты чувствовали себя увереннее, но с каждым днем нарастала тревога за свое будущее.

Зачем их оставили в этих развалинах с двумя пулеметами и «фаустпатронами», приказав открывать огонь лишь когда русские приблизятся вплотную? Возможно, взвод (или отделение) сумеет поджечь вражеский танк и уложить пулеметным огнем с десяток русских.