Наши в космосе - Даниил Клугер

Только высочайшее мастерство пилота позволило Касьяну вырулить в самый последний момент и посадить «Кабану» не на «Тореро супербот» Мигеля Хортеса, а рядом. Пролеткин был старым звездным волком и сразу понял, что такая точная посадка — не случайное везение, а сама неизбежность. Похоже, к планете просто не существовало других подступов.

Уже через пять минут Касьян знал, что на Хортесите (так он назвал планету) атмосфера земного типа, ускорение силы тяжести 0,9 g, отсутствуют опасные микроорганизмы, вредные излучения и сейсмическая неустойчивость, температура двадцать пять по Цельсию, влажность шестьдесят шесть процентов — в общем, выходи в одних трусах и пляши качучу. Но с качучей Касьян решил повременить: чисто внешнее впечатление настораживало. Планета была голой, гладкой, розовой и как будто мягкой. Небольшие холмы и бугорки напоминали шишки, болячки или прыщи. Кое-где, словно пучки волос, торчали кустики, а в местах посадки «Тореро» и «Кабану» планета покрылась толстым слоем черной, а по краям темно-бордовой коросты.

Касьян облачился в скафандр высшей защиты с двумя абсолютерами в кожухах (он надевал его для первого выхода на любую, даже самую безобидную на взгляд планету) и сошел на поверхность Хортеситы. Когда бордовая корка под ногами кончилась, Касьян невольно дернулся, потому что его металлопластовые подметки наступили на живое тело. Он даже отпрыгнул назад и пригляделся к почве повнимательней. Но это была всего лишь поверхность планеты, однородная, гладкая, безбрежная. Не могла она быть живой. «Наваждение», — подумал Касьян и решительно зашагал к звездному лайнеру Мигеля.

Входной люк был открыт. Похоже, на этой планете Хортес ничего не боялся. Внутри все цело и невредимо. Исследовать было, по существу, нечего. Кроме бортового журнала. Раскрытый журнал лежал на пульте, густо исписанный мелким корявым почерком Мигеля Сантьяго Хортеса.

Хортес был блестящим пилотом, великолепным разведчиком и гениальным контактеро. Именно благодаря ему специалистов по контакту с внеземными формами жизни стали называть на испанский манер — контактеро. Таких, как Хортес — контактеро первого класса, — на всей Земле насчитывалось еще только пятеро. Но при всем при этом ученым-исследователем Хортес был никудышным. Записи его в бортовых журналах являли собой нечто подобное шифрованным письмам, которые писали борцы за свободу в темные века прошлого.

Касьян вернулся в свой супербот, скинул противный скафандр и, оставшись в одних меховых трусах, завалился на лежак. Потом заказал автомату чашку кофе покрепче и горку своих любимых кукурузных хлопьев. Теперь можно приняться за Сантьяговы письмена.

После записи всех необходимых сведений о планете (в этом даже Хортес соблюдал порядок неукоснительно) посреди страницы было выведено жирным красным грифелем:

«Писсяус злобный — существо класса гуманоидов перепончатокрылых, отряда вампирообразных. Способно изменять свои размеры на три порядка величины. Ядовитая слюна. Сильно развитые органы обоняния. Господствующий вид на планете. Обнаружен и классифицирован майором звездной разведки, контактеро первого класса М. С. Хортесом».

Внизу была сноска: «Писсяус — слово, составленное по правилам санскритской и латинской грамматик и означающее зверя кровожадного, безжалостного и тупого». И в скобках помечено: «А на языке племени гудюк (Проксима Арбузной Косточки II) это слово означало бы «рука, играющая миром».

Далее следовали беспорядочные записи обычным черным карандашом, помеченные числами отнюдь не в хронологическом порядке, каковой порядок и пытался восстановить теперь Касьян Пролеткин. Умопомрачительные открытия, как видно, сыпались на Хортеса одно за другим.

«На планете нет других животных, — гласила одна из записей. — Писсяусы пьют кровь самой планеты. Сама планета — это один большой зверь».

«Писсяусы — части тела планеты», — лаконично сообщалось далее.

«Нет! Писсяусы — автономные организмы», — опровержение следовало тут же.

«Писсяусы не изменяют своих размеров, — кричала еще одна запись. — Просто есть три вида писсяусов: писсяусы-комары — вампиры с ядовитой слюной; писсяусы-ангелы — разведчики и стервятники; и писсяусы-гориллы — двух метров росту, покрытые шерстью и с маленькими крылышками, на которых они едва ли способны подняться в воздух».

«Писсяусы-комары проникают повсюду, — писал Хортес. — Сегодня вычищал их из складок скафандра, а вечером обнаружил между страниц бортжурнала».

От последнего слова тянулась стрелочка к обведенному кружком засохшему трупику писсяуса-комара, раздавленного и прилипшего к странице. Касьян рассмотрел его в сильную лупу. Зрелище было жутковатое. Писсяус оказался крошечным человечком с длинными когтистыми лапками, большими перепончатыми крыльями и страшненькой вытянутой мордочкой, а изо рта у него, как язык у повешенного, вываливалось длинное жало.

На другой странице значилась пометка: «Писсяусы-гориллы обступили корабль. Разогнал ультразвуком».

Были и такие открытия: «Писсяусы-ангелы слетаются на запах мочи и запах пота, чувствуя их в самых микроскопических дозах».

«Писсяусы-гориллы сбегаются на крики писсяусов-ангелов. Ангелы кружат над «Тореро».

«Ядовитая слюна писсяусов-комаров катастрофически ускоряет процессы выделения, что приводит к быстрому обезвоживанию организма».

За этим текстом тянулись длинные цепочки сложных химических реакций, а вся пересохшая страница покоробилась и пестрела разводами, она явно была в свое время подмочена.

«Ничего не боюсь! — заявила последняя исписанная страница бортжурнала. — Создал противоядие».

Поиски противоядия, предпринятые Касьяном сразу после изучения бортжурнала, успеха не имели, зато уже по дороге из «Тореро» в «Кабану» Пролеткин подвергся нападению писсяусов-комаров. Напрягая зрение, он видел, как те стучат крылышками и лапками в прозрачный фотолит лицевой части скафандра. В переходном бункере Касьян провел тщательную дезинфекцию, переоделся и улегся на свой любимый лежак отдыхать. Каково же было его удивление, когда у себя на руке он обнаружил полудохлого, но еще шевелящегося писсяуса-комара, который неуклюже тыкался наугад своим хоботком. И Касьян так умилился, глядя на этого злобного и упорного в своей злобе комарика, что даже помог ему укусить себя, после чего комарик очень по-человечески рухнул ничком, уткнув мордочку в сложенные лапки и распластав перепонки крыльев. Касьян стряхнул писсяуса ногтем на пол и тут же ощутил неудержимое желание посетить бортовой санузел. «Вот оно как, оказывается!» — вслух произнес Касьян Пролеткин (его прошиб пот) и, шарахнув ногой в дверь, вылетел в кольцевой коридор корабля.

Утром следующего дня Касьяну довелось наблюдать через иллюминаторы «Кабану» леденящую душу картину. Огромная туча комариков, покружив над телом планеты, налипла на нее черным, перекатывающимся волнами пятном, и вдруг из середины тучи ударил фонтан зеленоватой жидкости, писсяусы-комары брызнули во все стороны, спасаясь от падающих струй, а фонтан вскоре утих, и над большой круглой лужей появилась стая писсяусов-ангелов — маленьких крылатых человечков ростом с новорожденного младенца. Ангелы пикировали к луже, порхали над ней, так что поверхность подернулась рябью, но не садились, а вновь взлетали и кричали противными голосами. И тогда отовсюду, делая гигантские скачки на своих мохнатых лапах, сбежались писсяусы-гориллы. С торжествующим ревом они кинулись к луже и, начиная от того места, где был фонтан, принялись хватать зубами и лапами и отрывать целые клочья от тела планеты, и зеленая лужа окрасилась кровью, то есть какой-то красной жидкостью, очень похожей на кровь, и рваные куски плоти летели во все стороны. Из лужи, теперь уже не зеленой, потекли красные ручьи, и вновь прибывшие писсяусы-гориллы припадали к этим ручьям, а писсяусы-ангелы хватали на лету вырывавшиеся из лап горилл ошметки и тоже пили из алых ручьев, растекавшихся звездой по телу Хортеситы.

Неожиданно меж двух ручьев открылся черный провал. Две оказавшиеся рядом гориллы сорвались в него, а остальные, визжа от ужаса, бросились врассыпную. Провал был черным, как пустота Вселенной, и, если бы не упавшие в него писсяусы-гориллы, Касьян мог бы принять образовавшуюся дыру просто за пятно мрака, настолько плоским казался этот вход в ничто. Черный провал втянул в себя все следы жуткого пиршества и медленно закрылся. А писсяусов уже и след простыл, и безмятежно-розовая гладкая поверхность вновь простиралась до самого горизонта в томительном однообразии, словно ничего и не происходило.

Пролеткин призадумался. Хортесита задала ему задачку не из легких. На машинный мозг надеяться не приходилось: слишком мало информации, слишком она беспорядочна. Кумекать надо было собственным серым веществом. Касьян вновь сделал себе кофе, сотворил блюдо кукурузных хлопьев и принялся кумекать.