Наши в космосе - Даниил Клугер

— Привет, — сказал я.

— Привет, — откликнулись они.

— Я прилетел с другой планеты. Они молчали и ждали продолжения.

— Мне надо попасть в город.

— В какой город? — спросил один из них.

— В главный город. Мне, собственно, нужно правительство. Тот, кто управляет страной, руководитель, главный человек…

— Царь, — подсказал кто-то.

— Да, мне нужен царь.

— Пошли, — решительно сказал старший в компании и, качнувшись, двинулся к дому.

Не очень-то верилось мне, что там, в его желтом домишке, можно увидеть царя, но я пошел.

В комнате было сумрачно, за столом кто-то сидел, уронив голову на руки. На царя он был не очень похож. Хозяин постелил салфетку, напоминавшую лист гигантского лопуха, извлек откуда-то большую бутыль с мутной жидкостью, метнул на стол три стакана.

— Садись, — сказал он мне.

Я сел. Он расплескал жидкость по стаканам.

— Пей, — произнес он тоном приказа. Я взял стакан и осторожно понюхал, стараясь, чтобы хозяин не заметил. Пахло дешевой водкой. Хозяин толкнул спящего:

— И ты пей, Шмур.

Спящий встряхнулся, увидел меня, поднял руки ладонями вверх (такое здесь, видно, было приветствие) и представился:

— Шмур Дяк.

Мне ужасно хотелось сделать анализ на примеси, но я боялся обидеть аборигенов и только незаметно окунул в стакан токсоиндикатор. Быстродействующих ядов в водке не оказалось, с остальными можно было рискнуть.

— За здоровье планеты Спиртянии! — сказал хозяин.

— За здоровье царя Опрокидонта! — предложил Шмур.

Я воздержался от тоста. Питье, надо заметить, было наипротивнейшим, сильно разведенным и отдающим трудноопределимой дрянью.

— Шмур, — проговорил хозяин, он уже едва ворочал языком, — отвези человека в Алко-Наливес. Ему надо к царю.

— Сделаем, — икнув, согласился Шмур.

На краю деревни, куда меня привел Шмур, лежал огромный, величиной с дом, бесформенный кожаный мешок, во всяком случае, то, из чего он был сделан, смахивало на старую, потертую кожу. Шмур, ругаясь, полез под мешок, там что-то щелкнуло, и мешок стал надуваться. Когда складки расправились, прямо перед нами обнаружилась дверь на замке — «молнии». Шмур расстегнул ее, и мы вошли внутрь в переходный тамбур. Мягкий пол прогибался, а весь надувной мешок ходил ходуном и дрожал, как кусок студня, из-за чего я сразу упал, но не ударился. Стены тоже были мягкими. Зато следующая дверь оказалась металлической, хотя изнутри, как и вся кабина управления, она была выложена чем-то мягким и толстым. Управление было изумительным. Едва мы сели в удобные кресла и я пристегнулся, Шмур нажал ногой большую кнопку, прикрытую мягким колпачком, и потом еще одну поменьше. Ни окон, ни экрана в кабине не было, но я почувствовал, что мы в воздухе. Ускорения не чувствовалось.

— Как работает эта штука? — поинтересовался я.

— Черт ее знает! — пожал плечами Шмур.

Похоже, он действительно ничего не знал.

Летели мы долго. За дорогу Шмур раз пять прикладывался к большой фляжке, пристегнутой у него сбоку. Пил он через гибкую трубочку, которая тянулась от пояса вверх и была закреплена на воротнике куртки. Каждый раз Шмур предлагал и мне, даже не предлагал, а давал, не спрашивая. Мне не хотелось пить эту дрянь, но, когда я отказался второй раз подряд, Шмур посмотрел на меня испуганно, и на третье предложение пришлось согласиться.

— Зачем ты все время пьешь? — спросил я.

Автомат автоматом, но я боялся, что мы не долетим, если мой пилот напьется в дым. Ведь я даже не знал, какие кнопки нажимать при посадке.

Шмур растерялся. Вопрос явно казался ему нелепым.

— Зачем пью? — Шмур напряженно думал. — Зачем пью… А зачем ты дышишь? — нашелся он вдруг.

«Вот те на! — подумал я. — Пилот-алкоголик». И тут машину тряхнуло. Шмур вылетел из кресла, врезался в кнопки, и мы стали валиться вниз. Мы ударялись обо что-то еще несколько раз, кувыркались и болтались. Потом все выровнялось.

— Проклятье! — проворчал Шмур. — Как подлетаешь к городу, так непременно с кем-нибудь столкнешься.

Посадка оказалась полностью автоматической, никаких кнопок для нее нажимать было не нужно. Правда, плюхнулись мы явно на что-то, скорее всего на еще один такой же мешок, и, приземлившись, долго противно перекатывались. В общем, надувная оболочка оказалась совсем не лишней.

— Счастливо! — сказал Шмур, распахивая передо мной дверь. — Вон царский дворец, вон пивная. А я полетел.

Я стоял перед царским дворцом, и меня чуть-чуть мутило. Вряд ли от болтанки — я к ней приучен.

Дворец был обычный. Дворец как дворец, ничего особенного: несуразные масштабы, вычурная архитектура, яркие краски. Гораздо оригинальнее смотрелись тут и там высокие здания в форме бутылок — пивные, как я понял. Но о том, чтобы пить местную дрянь, страшно было подумать, и знакомство с пивными я отложил на потом.

От площади дворец отделялся обширным сквером с оградой и воротами, и у самых ворот по эту сторону виднелся вход в подвал, живо напомнивший мне земной общественный туалет. Аналогию дополнила невзрачная вывеска с одной-единственной буквой. Мой познания в спиртянском позволили мне интерпретировать ее однозначно. Заведение было очень кстати, и я сбежал rio лестнице вниз. Навстречу поднимались не только мужчины, но и женщины, и не успел я еще обдумать как следует это наблюдение, как в нос ударил резкий запах смеси этанола и перегара. Внизу в полумраке тянулся длинный ряд кабинок. В них входили, из них выходили, в них стояли спиртяне. Я зашел в свободную. Там было два крана разных цветов и сток на полу. И метталлическая кружка на длинной цепочке. Из первого крана текла водка, из второго — вода, для ополаскивания, как я понял. Спиртяне пили быстро — по-деловому — и уступали место следующим. Я пить не стал. Я вылетел наверх, потрясенный своей ошибкой и впечатлением от мрачного подвала.

Теперь оставалось выяснить, что же находится в домах-бутылках. Любопытство так и распирало меня, я даже про дворец забыл и, выбрав самую большую и красивую из ближайших бутылок, направился к ней. Маленькая дверца внизу тоже имела форму бутылки. Едва я вошел, сомнений не осталось. Правда, у входа стояла большая чаша с множеством кружек по краям, и входящие зачерпывали и пили все ту же резко пахнущую жидкость, но здесь это выглядело совсем иначе. Перед питьем и после него каждый поднимал руки и очерчивал в воздухе контур бутылки, а затем уже проходил в глубь помещения. Я повторил общий жест, однако пить и здесь не стал. В самом центре здания имелось возвышение в форме перевернутого стакана, а на нем уже дном вниз размещался стакан поменьше, в половину человеческого роста, где и стоял человек в малахитово-зеленой одежде. Как я узнал потом, это был дринк — спиртянский священнослужитель. А вокруг стояли, лежали, сидели, а по большей части висели прихожане. Висели они на канатах и веревочных лестницах, закрепленных под самым горлышком храма. Канаты были спутаны и переплетены, как старая паутина, кое-где напоминая гамаки.

Дринк, стоя в своем стакане, размахивал зеленой бутылкой на веревке и сиплым голосом пропойцы выкрикивал нараспев фразы на незнакомом мне языке. Прихожане подхватывали нестройным хором, как пьяные гости на второй день свадьбы. Я уже потянулся было за микролингвиком, когда пение прекратилось и началась проповедь. На нормальном спиртянском языке. Начало ее я прослушал из-за того, что кто-то вдруг потянул меня за рукав: «А ну-ка выйдем!» Я нетерпеливо отмахнулся от пьяного нахала. Он напирал. Наконец ему двинули в ухо, и он, запутавшись в веревках, грохнулся в толпу. Я вновь получил возможность слушать.

— … И повелел тогда господь: «Да будет фонтан!» И был фонтан. Великий фонтан до небес, — вещал из своего стакана дринк. — И бил фонтан тот девять дней и девять ночей, не прекращаясь, и сделалось озеро, коему берегов не видно было, но не слилось оно с океаном, а замерло в пятистах руках от края Острова, и возблагодарили островитяне господа своего за снизошедшую на них благодать, и омыли они грехи свои в озере том, и пили островитяне воду озера того, и дарила вода его радость людям.

И нарекли его люди красивым именем Алко. И снарядили люди корабль и отправились в путь по озеру Алко. И за то стали называть их алконавтами.

Ужасные бури поднимались на озере Алко, и в волнах его тонул человек быстрее и легче, нежели тонут в волнах океана. Но не ведали страха отважные алконавты и плыли вперед, и чем ближе была середина озера, тем слаще делались воды его. А когда достигли они середины, посетили их видения божественные, и возвратились алконавты на твердь сухую, преисполненные счастья до конца дней своих.

Но правил в те времена планетой жестокий тиран Ниводном-Глазу. И повелел царь Нивод перекрыть к озеру доступ и стеречь его денно и нощно, так чтобы даже птица пролететь не могла над волною.