Смерть после бала - Найо Марш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я уже едва держался на ногах. Я проверил, все ли мои люди были на своих местах, а потом слуга принес мне легкий ужин к дворецкому в буфетную, которую я использовал под свой офис.
— Сколько времени прошло с момента ухода лорда Роберта?
— Я не знаю. Не очень много.
— Франсуа оставался с вами в буфетной?
— Конечно, нет.
— Кто-нибудь входил, пока вы были там?
— Не помню.
— Если, по зрелом размышлении, вы вспомните какого-нибудь свидетеля вашего одинокого ужина, вы поможете нам в нашей работе и избавите себя от дальнейших неприятностей.
— Я не понимаю вас. Вы что, хотите установить мое алиби на момент этого чрезвычайно прискорбного происшествия? По-моему, совершенно очевидно, что я не мог одновременно находиться в такси с лордом Робертом Госпеллом и в буфете Марсдон-Хауса.
— Почему вы решили, что преступление было совершено именно в тот короткий интервал времени, пока вы были в буфете?
— Тогда или позже, это одно и то же. И все же я попытаюсь помочь вам, инспектор. Я попробую вспомнить, не видел ли кто меня в комнате дворецкого.
— Благодарю вас. Насколько мне известно, вы были на концерте Сирмионского квартета в Констанс-стрит-холле 3 июня?
Вслед за этим вопросом Аллейна в комнате установилась глубокая тишина, которую нарушало лишь тиканье настольных часов. Неожиданно Аллейна посетила странная мысль. Ему стало казаться, что в комнате находятся четверо часов: Фокс, Даймитри, он сам и этот маленький пульсирующий механизм, стоящий на письменном столе.
Наконец Даймитри ответил:
— Да, я был на этом концерте. Я очень люблю музыку Баха.
— Вы, случайно, не видели там лорда Роберта?
Казалось, что крышка тех часов, которыми был Даймитри, неожиданно поднялась, и взору открылся лихорадочно работающий мозг. Должен он сказать да? Или нет?
— Я пытаюсь вспомнить. Мне кажется, я действительно припоминаю, что его светлость тоже был там.
— Вы совершенно правы, Даймитри. Он сидел недалеко от вас.
— Я мало обращаю внимания на окружающих, когда слушаю прекрасную музыку.
— Вы вернули сумочку миссис Холкат-Хэккет?
У Даймитри вырвалось резкое восклицание. Карандаш Фокса резко дернулся, проведя черту через всю записную книжку. Даймитри вытащил левую руку из кармана и уставился на свои пальцы. Три капельки крови упали на его полосатые брюки.
— У вас рука в крови, мистер Даймитри, — заметил Аллейн.
— Я сломал свой монокль, — сказал Даймитри.
— Вы сильно порезались? Фокс, моя аптечка в шкафу. По-моему, там есть вата и пластырь.
— Не нужно, — сказал Даймитри. — Ничего страшного.
Он обмотал свой тонкий шелковый носовой платок вокруг пальцев и прижал их к груди. Его лицо было белым, как мел.
— Вид крови всегда крайне неприятно действует на меня, — пояснил он.
— Я настаиваю, чтобы вы позволили мне перебинтовать вам руку, — сказал Аллейн.
Даймитри ничего не ответил. Фокс принес йод, вату и пластырь. Аллейн размотал платок. Два пальца были порезаны и сильно кровоточили. Пока Аллейн обрабатывал рану, Даймитри сидел с закрытыми глазами. Его рука была холодной и влажной.
— Ну вот, — наконец произнес Аллейн. — А сверху еще обмотаем платком, чтобы не было видно кровавых пятен, которые вас так расстраивают. Вы очень побледнели, мистер Даймитри. Не хотите немного коньяку?
— Нет. Нет, благодарю вас.
— Как вы себя чувствуете?
— Мне немного нехорошо. Прошу простить меня, но, пожалуй, мне лучше уйти.
— Конечно. Когда вы ответите на мой последний вопрос. Так вы все-таки вернули сумочку миссис Холкат-Хэккет?
— Я не вполне вас понимаю. Мы говорили о сумочке леди Каррадос.
— А сейчас мы говорим о сумочке миссис Холкат-Хэккет, которую вы взяли из-за подлокотника дивана на концерте Сирмионского квартета. Вы будете отрицать, что взяли ее?
— Я отказываюсь продолжать этот разговор. На все дальнейшие вопросы я буду отвечать лишь в присутствии моего адвоката. Это мое последнее слово.
Он поднялся со своего места, Аллейн и Фокс следом за ним.
— Хорошо, — сказал Аллейн. — Нам придется встретиться еще раз, мистер Даймитри, а потом еще раз и, осмелюсь предположить, еще. Фокс, вы не проводите мистера Даймитри?
Когда дверь за ними закрылась, Аллейн снял трубку внутреннего телефона.
— Мой посетитель уходит. Вероятнее всего, он возьмет такси. Кто следит за ним?
— Андерсон должен сменить Кэрви, сэр.
— Скажите ему, чтобы доложил, как только у него будет возможность. Но пусть не рискует. Это очень важно.
— Хорошо, мистер Аллейн.
Аллейн стал ждать возвращения Фокса. Тот вошел в комнату, улыбаясь до ушей.
— Просто удовольствие посмотреть, как его вышибли из седла, мистер Аллейн. Он не может понять, где находится — в Мейфэр, Сохо или Уондзуорте[16].
— Нам придется немало поработать, прежде чем он окажется в Уондзуорте. Как вы сможете уговорить женщину вроде миссис Холкат-Хэккет подать в суд на человека, который ее шантажирует? Да никогда в жизни она не пойдет на это, если только…
— Если что?
— Если альтернатива будет еще более ужасной. Кажется ли вам возможным, Фокс, что Даймитри заказал себе немного икры и шампанского, решив угоститься за счет сэра Герберта, что Франсуа, принеся ему поднос с ужином в буфетную, удалился, а Даймитри, быстренько прихватив где-то пальто и цилиндр, выскочил через черный ход на улицу как раз вовремя, чтобы перехватить в тумане лорда Роберта, нахально напроситься к нему в попутчики и укатить вместе с ним на такси? Способны ли вы проглотить весь этот бред, а вдобавок открыть пошире свои огромные челюсти и заглотить еще одну идею — что Даймитри, совершив убийство и разыграв последующий спектакль с переодеванием, вернулся в Марсдон-Хаус и уселся ужинать, как ни в чем не бывало, и никто ничего не заметил?
— Когда вы так говорите, сэр, это действительно выглядит нелепо. Но тем не менее мы все равно не знаем, насколько все это невыполнимо.
— Вы правы, этого мы не знаем. К тому же он как раз подходящего роста. У меня такое чувство, Фокс, что Даймитри ведет эту игру с шантажом не в одиночку. Но нам чувствовать не позволяется, поэтому пока оставим это. Если в этом участвует еще какой-нибудь негодяй, они непременно попытаются вступить в контакт. Нам нужно проследить за этим. Сколько времени? Час? В два мне нужно быть у сэра Даниэля, а до этого мне необходимо встретиться с помощником комиссара полиции. Идете со мной?
— Мне немного нужно поработать с документами по делу. К тому же в любую минуту может позвонить наш человек из Ледерхеда. А вы, мистер Аллейн, лучше идите пообедайте. Когда вы ели в последний раз?
— Не знаю. Послушайте…
— Вы сегодня завтракали? — спросил Фокс, надев очки и открыв папку.
— Бог мой, Фокс, я не кисейная барышня.
— Это не обычное дело, сэр. Вы можете говорить, что угодно, но оно касается вас лично. И не будет никакого проку, если вы будете изнурять себя.
Фокс взглянул на Аллейна поверх очков, послюнявил палец и перевернул страницу.
— О Боже! — простонал Аллейн. — Когда в ход пущена машина правосудия, как-то легче забыть о человеческом факторе. Если бы я только не общался с ним так часто. Он был похож на ребенка, Фокс. На маленького, обиженного ребенка.
— Да, — сказал Фокс. — Скверное дело, даже если отбросить в сторону личные переживания. Если вы прямо сейчас сходите к помощнику комиссара полиции, я чуть позже присоединюсь к вам, чтобы пообедать, прежде чем мы тронемся к сэру Даниэлю Дэвидсону.
— Ну ладно, ладно, черт с вами. Встретимся внизу через четверть часа.
— Благодарю вас, сэр, — чинно сказал Фокс. — С удовольствием.
Спустя двадцать минут он со спокойным превосходством старой няньки следил за тем, как Аллейн поглощал свой обед. Ровно в два часа они подъехали на Харли-стрит, Сент-Люк-Чамберз. Они разместились в приемной, где на всех столиках лежали кипы самых свежих журналов. Фокс с мрачным видом принялся читать «Панч»[17], а Аллейн с большим усердием стал штудировать благотворительную брошюру, призывавшую сдавать деньги и вещи для Центральной медицинской миссии в Китае. Спустя одну-две минуты секретарь сообщила им, что сэр Даниэль освободился, и проводила их в кабинет.
— Джентльмены из Скотланд-Ярда, сэр. Мистер Аллейн и мистер Фокс.
Дэвидсон, стоявший у окна, подошел к ним и протянул руку.
— Очень мило с вашей стороны, что вы заглянули ко мне, — сказал он. — Я сказал по телефону, что готов сам приехать в Скотланд-Ярд, когда вам будет удобно. Прошу вас, садитесь.
Они сели. Аллейн осмотрелся по сторонам, и то, что он увидел, ему понравилось. Это была очаровательная комната с яблочно-зелеными стенами, камином в стиле Адама[18] и портьерами, расшитыми серебряными звездами. Над камином висел залитый солнцем пейзаж кисти весьма известного художника. Шелковый молельный коврик, который мог бы служить гордостью любой коллекции, мирно нес повседневную службу возле камина. Письменный стол сэра Даниэля был переделан из старинного спинета, чернильница видела еще те дни, когда исписанные витиеватым почерком, исполненные высокопарных фраз послания посыпали песком. Прямо перед сэром Даниэлем на столе стояла кирпично-красная лошадь из китайской керамики. Очень красивая и роскошная обстановка, наводящая на мысль о благодарности богатых пациентов. Наиболее эмоциональные, если не самые состоятельные из них, величественно взирали на присутствующих из серебряных рамок со стен.