Сага о Скэйте - Ли Брэкетт

— И об этом тебя предупредили ветры, мой идиот?

Она подхватила какой-то плод и с поразительной меткостью запустила им в Треона.

— Заткни свой рот вот этим, — приказала она, — Я устала до смерти от твоих пророчеств.

Треон взглянул на малиновый сок, медленно струившийся по его рубашке и стекавший на неоконченную работу, лежащую на коленях. Наполовину вырезанная голова была залита соком. Треон сотрясался от сдерживаемого смеха.

— Ну как? — спросила Варра, подходя к Старку. — Что ты думаешь о Лхари? О гордых Лхари, которые унизились до того, что смешали свою кровь с кровью скотов из Болотного края. А как тебе мой полоумный братец, мои бесценные кузены, это маленькое чудовище Бор — последняя ветвь нашего древа… Ты не удивлен, что я напустила своего сокола на Эгиля?

Она ждала ответа с откинутой назад головой. Серебряные волосы обрамляли ее лицо, будто клочья грозовых облаков. В ней было какое-то щегольство, одновременно раздражавшее и восхищавшее Старка.

Он подумал: «Вот чертова кошка, и ведь опытная охотница, и отважна… Не только отважна, но и честна…»

Губы Варры колебались между гневной ухмылкой и улыбкой. Неожиданно он привлек ее к себе и поцеловал, обнимая сильное стройное тело, будто куклу. Он не торопился ее отпустить. Когда же наконец отпустил, то спросил, усмехаясь:

— Это и есть то, чего ты хотела?

— Да, — ответила Варра. — Этого я и хотела.

Она обернулась, скулы ее сделались острыми:

— Бабушка…

Она не стала продолжать. Старк увидел, что старуха пытается сесть на кровати и кровь у нее прилила к лицу от натуги и ярости самой ужасной, какую ему случалось видеть.

— Ах ты… — прошипела она девушке. Она задыхалась от ярости и к тому же явно страдала одышкой.

Эгиль, мягко ступая, вышел на свет, держа в руках нечто черное, металлическое, странной формы, с расширением на конце.

— Ложись, бабушка, — сказал он, — Я решил испробовать эту штуку на Варре…

Еще не кончив говорить, он нажал пальцем на какой-то выступ, и Старк, отпрыгнувший было уже под покров темноты, рухнул как подкошенный и так и остался лежать. Не было ни звука, ни вспышки, ничего, а просто будто чья-то сильная рука толкнула его, и он потерял сознание…

Эгиль сказал:

— Но я нашел мишень получше.

Глава 6

Красное, красное. Красное. Цвет крови. Кровь — у него в глазах. Теперь он припоминал. Зверь развернулся и пошел на него, и завязалась битва на голых сверкающих камнях. Н’Чака не мог его поразить: Властелин Скал был очень большим, гигантом среди ящериц, а Н’Чака был мал. Властелин Скал повалил Н’Чаку на камни после того, как деревянное копье всего лишь царапнуло бок чудища. Странно было, что Н’Чака все еще жив. Должно быть, Властелин Скал уже наелся досыта. Только это и спасло человека.

Н’Чака застонал не от боли, а от стыда. Он промахнулся. Надеясь на великий триумф, он нарушил закон племени, который запрещает мальчику преследовать добычу мужчины. И промахнулся. Старик не наградит его поясом и кремневым копьем мужества. Старик отдаст его женщинам, чтобы те его выдрали в наказание. Тика будет смеяться, и пройдет много месяцев, пока Старик даст ему разрешение испытать себя в мужской охоте.

Кровь у него в глазах. Он моргнул, чтобы их очистить. Инстинкт выживания подталкивал его. Он должен подняться и отползти прочь, пока Властелин Скал не вернулся, чтобы съесть его.

Краснота не исчезала. Она плыла и струилась, странно искрясь. Он опять моргнул, попытался поднять голову и не смог. И страх пронизал его как железо, как ночной мороз на скалах долины.

Все было не так. Он ясно видел себя, обнаженного мальчика, корчащегося от боли, поднимающегося, карабкающегося, ползущего через выступы скал и глинистые плеши в безопасную пещеру. Он видел это и все же не мог двигаться. Время, Пространство, Вселенная — все потемнело и перевернулось.

С ним кто-то говорил. Голос девушки. Но это была не Тика, и речь ее была непонятна. Тика умерла. Воспоминания пронеслись в его мозгу, горькие, жестокие — и Старик был мертв, и все остальные…

Странный голос заговорил опять, называя его каким-то именем, и это было его имя. Старк. Воспоминания разбились, став калейдоскопом цветных осколков, замельтешили, завертелись. Он плыл среди них куда-то по течению. Он понял, что пропал, и от ужаса в горле у него зародился крик. Мягкие ладони коснулись его лица, раздались нежные слова, быстрые и ласковые. Красная мгла прояснилась и успокоилась, хотя и не пропала. И совершенно внезапно он опять стал собой, и все его воспоминания вернулись к нему.

Он лежал на спине, и Зарет, дочь Мэлтора, смотрела на него. Он теперь знал, что это за красная мгла. Слишком часто он видел ее раньше, чтобы не узнать. Он был где-то на дне Красного моря, этого сверхъестественного океана, в котором человек может дышать. И он не мог двигаться. Это не прошло, не исчезло. Тело его было мертво. Ужас, который он уже испытал, был ничем по сравнению с той агонией, которая охватила его теперь. Он лежал, погребенный в собственном своем теле, глядя на Зарет и ожидая ответа на вопрос, который не осмеливался задать. Она поняла это по выражению его глаз.

— Все в порядке, — сказала она. — Это пройдет. Ты встанешь. Это всего лишь оружие Лхари. Оно как-то заставляет тело уснуть, но потом тело опять пробуждается.

Старк вспомнил черный предмет, который Эгиль держал в руках. Нечто вроде излучателя, выбрасывающего поток высокочастотных волн, парализующих нервные центры. Он был изумлен. Люди Облака сами были варварами, хотя и уровнем повыше, чем племена Болотного края, и, конечно же, не настолько преуспели в науках. Он подумал: где, интересно, Лхари раздобыли себе такое оружие?

На самом деле это было не важно. Во всяком случае, не сейчас. Он ощутил некоторое облегчение и едва не заплакал. Надо, чтобы все прошло. Ничто другое его в эту минуту не беспокоило.

Он опять посмотрел на Зарет. Ее белые волосы медленно колыхались в такт дыханию моря, молочного цвета облако на вспыхивающем искрами малиновом небосводе. Он видел теперь, что лицо ее потемнело и осунулось, и горькая безнадежность появилась в ее глазах. Она была такая живая, когда он впервые увидел ее, — испуганная, но не слишком сильно, взволнованная и даже полная какой-то упрямой решимости. Теперь ничего этого не осталось, все растаяло.

Ее белую шею охватывал ошейник — темное металлическое кольцо, концы которого были запаяны навсегда.

— Где мы? — спросил он.

Она ответила, и голос ее прозвучал глубоко и глухо в плотной багряности моря.