Веселый мудрец. Юмористические повести - Борис Привалов

Слуга совсем растерялся. Выпучив глаза, он смотрел на одноглазого старика, и голова у него шла кругом.

— Не… может… быть, — почти проблеял он.

— Твое дело передать мои слова хозяину, — сказал старик. — А если он не поверит, то сошлись на меня.

И одноглазый сорвал темную повязку, перечеркивающую его лицо.

— Ходжа!.. — ахнул слуга и припустился бежать по залитой лунным светом улочке.

Услышав от слуги о проделке Насреддина, дюжий сборщик податей налился кровью, потемнел, раскрыл рот, да так и остался сидеть, не в силах вымолвить ни слова. Улымаса разбил паралич, и он лишился речи. А живность, которой был наполнен двор, воспользовалась поднявшейся суматохой, вырвалась на волю и вернулась по домам, в свои родные хлева.

На следующий день город облетела весть о болезни эмирской собаки — сборщика податей, о приезде Насреддина, о свадебных баранах. Бедняки радовались. Толстый судья приуныл. Длинноносый Абдурахман мучительно раздумывал: знает ли Насреддин, кому он обязан тем, что им заинтересовался бек? Удирать из города или еще можно попытаться что-то сделать? Ведь толстый судья платит щедро — не скоро сыщешь другого такого хозяина!

Насреддину же сразу пришлось вмешаться в добрый десяток недобрых дел, и он даже ни разу не вспомнил о Длинном Носе.

Прежде всего ходжа заставил всех убедиться в законности бумаг, по которым имущество Абдуллы переходило в собственность Икрама, Пулата, Вахоба, Садыка и еще нескольких бедняков. Потом пришлось подумать о дележе этого богатства среди всех нуждающихся. Много было споров и даже раздоров, но договорились, что самое справедливое — продать все, чем владел жадный бай Абдулла. А полученные деньги были поровну разделены меж всеми. И столько было бедных и нищих в этом небольшом городке, что каждому досталось всего несколько монет. Но и эти несколько монет принесли людям столько радости, что толстый судья со злости даже похудел.

Он сидел у ростовщика Керима и горестно качал чалмой:

— Такие деньги пустил на ветер этот бродяга Насреддин! Такие деньги! Богатство! А если твои деньги, Керим, этот нечестивец-ходжа будет раздавать нищим, то каждому достанется совсем мало…

— Тьфу! — плевался Керим. — Проглоти язык, судья! Значит, ты не хочешь жить в городе, если хочешь сталкиваться с Насреддином. Когда ходжа здесь, я сижу дома и как можно реже показываюсь на улице! Не будет же он здесь жить вечно! Уедет! Тогда и на нашей улице мы снова будем хозяевами! И ты зря купил дом Икрама! Вот увидишь — ходжа и тут что-нибудь придумает, и тебе будет плохо!

— Купчая на дом составлена по всем правилам! — запыхтел судья. — Я полновластный хозяин дома! И никакой ходжа мне ничего сделать не может!

— Будь осторожен, — сказал Керим, вздохнув. Покупка дома Икрама толстым судьей произошла еще во время первого приезда Насреддина в город, во времена памятных столкновений с муллой.

Новый судья решил обзавестись подходящим его званию владением. Дом, который он купил, был очень мал. Но рядом с ним находился дом Икрама — погонщика верблюдов. За счет лачуги Икрама судья и решил округлить свой двор.

Это было нетрудно сделать: у погонщика верблюдов, как у каждого бедняка, имелось множество долгов. Судья выкупил у торговцев, чайханщика и ростовщиков все расписки Икрама и решил сразу взыскать с бедняка все деньги. Разумеется, Икрам не мог этого сделать. Тогда судья и сообщил о своем желании купить дом Икрама.

— Что ж, продавай, — пощелкивая по бороде, посоветовал Насреддин. — Не удивляйся — все будет хорошо. Продавай. Только с одним условием: гвоздь, вбитый в стену комнаты, останется твоей собственностью. Тот, кто купит дом, не имеет права вырывать его, сгибать, вешать на него что-либо и вообще пользоваться им и к нему прикасаться.

Толстый судья попыхтел, попыхтел и согласился. Условие было внесено в купчую.

Таким образом, Икрам расквитался с долгами, но лишился крыши над головой. Насреддин уговорил семью Икрама временно поселиться вместе с бездетным охотником Вахобом.

— Пострадай немного, — говорил ходжа, — а потом судья сам вернет тебе дом и еще денег даст в придачу…

И вот сейчас Насреддин решил: или вернуть Икраму участок и лачугу, или получить с судьи такие деньги, на которые погонщик верблюдов сможет купить новый, хороший дом.

Толстый судья пировал с какими-то приезжими купцами, когда во двор вошли Насреддин, Икрам и Пулат. Они тащили на веревке вонючую шкуру недавно издохшего барана.

— Что вы делаете? — вскричал толстяк, подходя к окну и зажимая нос. — Что это за запах? Что вам нужно в моем доме?

— В твоем доме нам нужен наш гвоздь, — сказал Насреддин. — Или ты забыл условие?.. Икрам, покажи ему купчую.

Хозяин понял, что препирательство бесполезно, и впустил непрошеных гостей в дом. Вместе с ними очутилась в доме и вонючая шкура. Икрам торжественно повесил ее на свой гвоздь и повернул к выходу.

— А это? — не разжимая носа, испуганно спросил судья. — Она же… того… пахнет…

— Какое мне дело! — ответил Икрам. — Мой гвоздь — что хочу, то и вешаю…

Гостям судьи уже было не до еды. Стараясь не дышать, они повыползли во двор, но и там запах бараньей шкуры преследовал их.

— Я покупаю гвоздь! — сказал судья. — Икрам, сколько ты хочешь за него?

Икрам назвал цену, вдвое превышающую ту сумму, которую он получил за дом,

— Только не волнуйся, — предупредил судью Насреддин, — а то и с тобой случится то же, что с Улымасом!

— Вы бродяги, оборванцы, нечестивцы… — начал было судья, но Икрам прервал его.

— Сегодня такой вечер, когда каждое ругательство поднимает цены на гвозди! — сказал он, подмигивая друзьям.

Насреддин одобрительно поглядел на своего друга. Икрам с каждым днем становился смелее, увереннее в себе. Его уже побаивались мелкие чиновники и даже мулла. Скоро можно спокойно уезжать из города: Икрам будет стойко защищать бедняков, сумеет постоять и за себя и за товарищей.

Но в этот вечер судья отказался покупать гвоздь. Только через сутки, когда баранья шкура уже безраздельно царила в доме, судья послал за Икрамом и в присутствии свидетелей совершил покупку гвоздя.

— Мне нужны были деньги на покупку нового дома, — сказал Икрам. — Только поэтому я и продал тебе гвоздь так дешево!

Насреддин в это время устраивал судьбу другого своего друга — чеканщика Садыка.

Солнце пылало так, словно сам эмир нанял его, чтобы изжарить и иссушить Насреддина. Но ходжа уселся в самом дырявом углу лачуги, и ветерок, по-хозяйски разгуливающий в комнате, немного освежал старика.

Садык — хмурый мужчина в рваном халате — сидел тут же.

— Что же тебе придумать? — озабоченно пощелкивая пальцем по бороде, повторял ходжа. — Что же тебе…

Чеканщик Садык был жертвой сборщика податей. Улымас незадолго до истории со свадебными баранами сговорился с толстым судьей погубить Садыка. Они не могли простить ему дружбы с Насреддином.

Три года назад Абдулла дал Садыку заказ: нужно было украсить чеканкой сбрую двух коней, которых бай посылал в подарок беку — любимцу эмира. Садык выполнил всю работу, а Абдулла заплатил ему только половину обещанной суммы.

— Ведь мы еще не собираемся в рай, — сказал богач. — Хватит пока с тебя и ста монет. А остальные получишь после… когда-нибудь.

С той поры прошло уже три весны, но Садык так больше ничего и не получил от бая. Вскоре Абдулла получил повеление явиться ко двору пресветлого эмира, а потом, с помощью Насреддина, вообще исчез.

Однажды к Садыку пришел Улымас, оглядел его убогое жилище и покачал чалмой:

— Ай, богато живешь! Ай, хорошо живешь! Складкоречивые слова сборщика податей не сулили ничего хорошего. Чеканщик насторожился.

— Именем владыки нашего, эмира, сына пророка и любимца аллаха, я заклинаю тебя: что положено казне — в казну, а что положено оставить себе — оставь себе…

— Но я уже заплатил налог! — удивился Садык. — вот твоя собственноручная расписка, Улымас!

— Ты обманул меня, ты обманул повелителя! — захныкал Улымас. — Ой, как мне жаль тебя, Садык!.. Придется отправить тебя в горы, дробить камень…

Улымас торжествующе поглядел на перепуганные лица чеканщика и его семьи. Потом продолжал:

— Ты скрыл свои истинные доходы, обманщик! Раз ты обманул меня, слугу эмира, значит, ты обманул самого эмира, да прославится его вздох! Ты клялся мне, что от весны до весны заработал всего двести монет. А сам заработал от весны до весны пять тысяч монет. Следует мне получить с тебя за три года, с суммы доходов в пятнадцать тысяч монет, три тысячи шестьсот монет налога.

Садык чуть не умер от удивления. Пять тысяч монет в год! Да за всю жизнь он не только ни разу не видел таких денег, но даже слышал о подобной сумме всего два раза, в раннем детстве. Улымас объяснил ему свои расчеты: если за полмесяца Садык выполнил для Абдуллы заказ стоимостью в двести монет, то за год он может заработать в двадцать четыре раза больше. А за три года — в семьдесят два раза больше, или, округляя, пятнадцать тысяч монет.