Изгнание - Чарльз Паллисер

Охваченный безрадостными мыслями, я присоединился в гостиной к маме и Евфимии ради нашего особого обеда. За еду отвечала Бетси, ей помогала мама, которая купила маленького каплуна – уже забитого и общипанного, хвала небесам!

Мама начала говорить о праздновании Нового года в ее детстве. Она была более красноречива на эту тему, чем я когда-либо слышал. Таинственным образом матушка отыскала еще одну бутылку вина, несмотря на заверения под Рождество, что мы выпили последнюю. Она вспомнила, как они с ее мамой надевали самые красивые наряды и выходили из своего маленького домика на окраине города. Никогда не слышал этого от нее раньше и спросил, где они жили.

Она ответила, что на Трафальгар Роу, а потом, кажется, пожалела, что сказала. Она поспешно продолжила:

– Мне подарили красивое шелковое платье, и я надевала его в гости.

Они с мамой навещали тетушек и дядюшек в большом старинном доме на Тринити-сквер. Его называли Малберри Хауз, и это был городской дом семьи Херриард, владевшей им более ста лет. Гостей провожали в столовую, и мама обходила всех с реверансами и поцелуями каждому старичку и старушке, а потом садилась за стол, и ее угощали орехами и цукатами.

Этот ежегодный ритуал закончился, когда ей исполнилось двенадцать. Старики поумирали один за другим, а кузина Сибилла традицию не сохранила.

Она рассказала, что ее предки были одними из крупнейших землевладельцев местности, и, пристально на меня посмотрев, произнесла:

– Ричард, никогда не забывай, что ты Херриард.

Евфимия сердито сказала:

– Почему так важно, кто были наши прадеды? Важно лишь то, чего мы сами добьемся в жизни.

Мама не на шутку испугалась и больше ничего не сказала. Евфимия прежде всегда беспокоилась о положении в обществе. Почему она теперь говорит такое?

Обед получился ужасный: каплуна пережарили, а морковь и картофель недожарились. Служанка явилась убрать со стола, мама пошла за ней в коридор, и я услышал, как она жестоко отчитывает ее за невнимательность. Когда Бетси принесла блюда в следующий раз, голова ее была низко опущена, и когда она ее подняла, я увидел, что лицо у девушки печальное. Мне показалось, что служанка плакала. Я незаметно встретился с ней взглядом, улыбнулся, и, кажется, она повеселела.

Мы с трудом переждали долгий унылый вечер, а потом, по обыкновению, перешли в прихожую слушать, как старые часы бьют полночь.

Было холодно и дул сквозняк. С последним ударом часов мы все поцеловались.

Интересно, что думали мама и Эффи? Будет ли новый год лучше, чем старый? Не могу представить ничего хуже. Позор, что придется начать его с обеда у Гринакров. И не подумаю утруждать себя умными беседами с Куэнсами: попа баснями не кормят.

Конечно, миссис Дарнтон сама могла бы подбросить письмо в сумку почтальона до того, как она будет отправлена в Торчестер, и никто бы об этом не узнал. Она все слышала у себя в магазине. Там была ее знакомая сплетница – толстуха, она, несомненно, являлась обильным источником клеветы и злословия. Кажется, она кое-что знает про Давенанта Боргойна и его сводного брата.

Пятница 1 января, 4 часа утра

Легкий намек на улыбку, которым одарила меня Бетси. Маленькое печальное личико. Подумал, надо бы пойти и развеселить ее.

Я постучал в дверь и спросил, можно ли войти, и служанка неуверенно ответила:

– Дайте мне минуту, сэр.

Я обождал минуту и услышал, как она зажгла свечу, а потом вошел в комнату. Она сидела на кровати и расправляла на себе ночнушку.

– Слышал, что ты плачешь, – сказал я.

– Нет, – прямо ответила она, глядя на меня красными и влажными глазами. – Я не плакала.

– Уверен, ты за обед не в ответе.

Она кивнула.

Заметил, что девушка не напугана, и поскольку сесть было больше не на что, сел на кровать рядом с ней.

– Пришел извиниться. Когда мы стояли возле часов, ожидая наступления Нового года, надо было пригласить тебя присоединиться к нам.

– Я на вас не обижаюсь, сэр, – сказала она.

Я спросил, были ли у нее в округе какие-нибудь родственники. Кажется, Бетси удивилась моему незнанию, что она «не местная». Мама взяла ее из работного дома, в нескольких милях к востоку. (Почему она отправилась так далеко, чтобы найти работницу? – удивился я. Вокруг нас так много бедных девушек.)

Ее мама умерла, когда она была совсем маленькая, и ей пришлось вести дом для отца и братьев. В приход ее забрали, когда ей было одиннадцать, и неделю Бетси работала наймичкой в местных семьях, как мелкая служка.

[Отрывок, записанный греческими буквами. Прим. ЧП.]

Ее история меня тронула, и я ей об этом сказал. Это все, что было у меня на уме, но она вдруг протянула руку и засунула ее себе под ночную рубашку, погладила мой пенис и сжала его. Она посмотрела на меня ласково и вопросительно и прошептала:

– Господин Колышек спит.

Она легонько его погладила.

– Господин Колышек проснулся.

Потом подняла свою ночнушку, полностью открыв животик и лобок с жиденькими светлыми волосиками, и показала, чтобы я лег на нее и мой пенис оказался у нее на животе. Когда я послушался, она потерла его о свой мягкий живот одной рукой, а другой стала гладить мне грудь и плечи. Я снял с Бетси ночную рубашку, опустил голову и лизнул ей маленькую грудь. Служанка вдруг зашептала:

– Нравится так? Тебе хорошо?

Она схватила меня за руку и опустила ее вниз, показав, как я должен ее гладить. Я сделал, как она хотела, и был поражен ее нетерпеливостью. Она начала вздыхать и ахать. Я почувствовал раздражение и даже зависть, что дал гораздо больше удовольствия, чем получил сам, а также испугался, что звуки, которые она издавала, могут быть услышаны этажом ниже. Теперь казалось, что мы занялись делом, и я попытался спуститься ниже, как она попросила:

– Не входи в меня. Не хочу залететь, как дурочка. Придется слить мне на живот.

Почти сразу, как только она так запросто, с полной готовностью принять меня, произнесла эти слова, я так возбудился, что сразу кончил. Она быстро мне улыбнулась и промокнула его носовым платочком.

Δ

[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]

Какое-то время мы молча, в полусне, лежали рядом. Потом она начала сонно говорить о том, чтобы в следующий раз я был с нею добр. Бетси намекнула, что готова пойти на большее и доставить мне удовольствие и что от меня лишь требуется быть добрым.

Я пришел в ужас. Она просила денег. Мне казалось, что служанка испытывает ко мне какие-то чувства. Я дарил ей подарки, но деньги – совсем другое. Она свернулась калачиком рядом со мной и через минуту уснула. Я замерз, хотя казалось, что ужасный холод немного смягчился. Подошел к окну и раздвинул занавески, за окном шел сильный снегопад. Нехорошо уходить, пока она спит. Лег рядом и, пытаясь согреться, пролежал еще около получаса.

[Отрывок, записанный греческими буквами. Прим. ЧП.]

Стыдно. Делая с ней это, я думал о Гвиневер, представляя себе ее тонкую белую маленькую руку на своем вздыбленном пенисе, ее озорное лицо, слегка вздернутый носик, думал, как она глядит на меня смеющимися глазами. Я люблю ее, а не Энид с вечно кислой физиономией. Как я раньше не замечал?

[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]

Почти не спал. Не могу поверить, что я это сделал. Как мог я соблазнить молоденькую девушку, совершить отвратительный, непристойный поступок. И она сделала это только ради подарка. Меня надо наказать. Денег я ей не дам, если это именно то, о чем она просила. Это унизит нас обоих. Я куплю ей какую-нибудь вещь. Что-нибудь красивое.

Только что вернулся из магазина. Как только я туда вошел, миссис Дарнтон засыпала меня вопросами. Что мне надо? Подарок? Для мамы или для сестры? Или для любимой девушки? Я сказал, что для сестры, и купил пакетик ленточек. (Надеюсь, наглая болтунья не спросит Эффи, как они ей понравились!)

Памятка: ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ БАЛАНС: 9 ш. 2 1/2 п. РАСХОД: Подарок для Б.: 1 ш. 1 п. ИТОГО: 8 ш. 1 1/2 п.

Как же мне противен предстоящий обед у Гринакров.

Совершенно ужасная и унизительная катастрофа. Мы шли по Бэттлфилд в золотистом свете прекрасного дня, чтобы пообедать с одной из самых уважаемых семей в околотке. Домой мы вяло брели, промерзшие и отвергнутые.

Помимо мистера и миссис Куэнс мы были единственные гости. Жена настоятеля уставилась на меня, а потом сделала вид, что не заметила. Когда мы направились к столу и миссис Куэнс величественно замаячила передо мной, я вдруг понял, что она похожа на одного из тех варваров, которых я видел на гравюрах африканских монархов. Я даже представил, как с пояса дамы свисают головы ее жертв.

К сожалению, не успели мы закончить суп, как миссис Гринакр, в поисках темы для разговора, упомянула о помолвке Давенанта Боргойна. Вероятно, она понятия не имела о значимости этого события для Евфимии и Энид.