Больше чем блондинка - Кэтлин Флинн-Хью

– Ничего не в порядке! – негодовал француз. – Хироши? Хироши? – громко повторял он.

Стоящие в очередь к билетеру возмущенно зашикали. Дело в том, что первые двенадцать лет своей карьеры Жан-Люк работал на Хироши, а потом решился открыться самостоятельно. Несмотря на успех, наш маэстро продолжал завидовать японцу. Его бывший шеф – суперзвезда, и клиенты у него звездные: в салоне бывают Мик Джаггер, Шерил Кроу и, по неподтвержденным данным, сам президент.

– Почему здесь привечают этого япошку, а не меня? – раздраженно спросил наш маэстро у Массимо. – За что мы платим пиарщику?

– Потому что это дурацкий фестиваль! – спокойно ответил Массимо. – Кого он волнует?

– Меня!

– Ну конечно, милый! – прокурлыкала Кэтрин.

– Хватит сюсюкать! – завопил Жан-Люк.

– Предлагаю пойти и посмотреть… – предложил Массимо.

– Ты что, с ума сошел?

– Думаю, нет, – проговорил старший стилист. – Сто лет Хироши не видел!

Я украдкой взглянула на Массимо. Что он делает? Жан-Люк взбесится!

– Пойдемте отсюда, – сказала Кэтрин, схватив маэстро за руку.

– Ну уж нет! – съязвил тот. – Мы просто обязаны увидеть великого Хироши! Может, чему-нибудь научимся!

Мы прорвались в павильон без всяких билетов: Жан-Люк наотрез отказался платить бывшему шефу. Я сразу узнала Хироши, хотя раньше видела только на фотографиях. Стрижка потрясающая: рваные серо-желтые пряди. Одетый в черные обтягивающие джинсы и черную же футболку, японец порхал вокруг сидящей на складном стульчике модели.

– Без театра никуда! – фыркнул Жан-Люк.

А потом Хироши начал стричь. Помнится, я читала, что он предпочитает работать с сухими волосами. Так и оказалось: волосы девушки сухие и абсолютно прямые. Несколько ловких движений – и модель стала похожа на дикую львицу из саванны. Каждый второй парикмахер считает себя гением, но этот парень достоин высокого звания.

Рядом со мной затаил дыхание Массимо.

Каждая женщина в павильоне мечтала оказаться на месте модели. Еще бы, где еще можно бесплатно постричься у лучшего мастера страны?

Жан-Люк бледен как полотно, на виске бьется жилка, дыхание сбилось. А что, если у него будет сердечный приступ? Я представила заголовки завтрашних газет: «Парикмахерские войны. Знаменитый француз в нокауте!»

– Думаю, мы увидели более чем достаточно, – проговорила Кэтрин, решительно взяв Жан-Люка за руку. Похоже, их отношения уже не тайна.

– За все это ты несешь личную ответственность, – прошипел маэстро, обращаясь к Массимо.

– В каком смысле? – вскинулся итальянец. Я впервые видела его рассерженным. – Разве моя обязанность…

– Я буду решать, что входит в твои обязанности, а что нет! – загремел Жан-Люк.

Массимо даже отступил от неожиданности, а услышавший шум Хироши замер с локоном в руках.

Я инстинктивно придвинулась к главному стилисту.

– Ты уволен! – завопил француз.

– Сэр, вам придется выйти, – объявил секьюрити.

– Да ты знаешь, кто я такой? – гремел Жан-Люк, раскачиваясь на каблуках.

– Он это серьезно? – шепотом спросил меня Массимо.

Я вовремя подавила смешок. Эх, нет, маэстро все видел!

Жан-Люк оттолкнул руку охранника, а тот зачем-то потянулся к поясу. Неужели за пистолетом?!

– Не беспокойтесь, я ухожу! – собрав остатки достоинства, проговорил наш босс. – Ноги моей не будет в этом гадюшнике…

Напрочь забыв о Хироши, собравшиеся в павильоне радостно загудели, а Жан-Люк побагровел от бешенства.

– Пойдем, cherie, – обратился он к Кэтрин, а уже у выхода из павильона бросил: – Джорджия Уоткинс, ты тоже уволена! Вместе с Массимо!

– Он одумается, – утешал Массимо, наливая мне уже третий бокал вина. По дороге из выставочного центра мы случайно набрели на небольшое французское бистро. – Может, дальше пойдем? – спросил мой товарищ по несчастью. – Еще не устала от общения с Францией?

– Да, устала, но мне нужно выпить!

Итак, мы остались, а я почти в одиночку опустошила целый графин вина.

– А вдруг не одумается? – Я уже представляла, как, вернувшись в парикмахерскую «У Дорин», накладываю состав на пряди миссис Фолз. В Википими мелирование называют глазурью: дескать, похоже на сахарную глазурь на пирожных…

Что же, я пыталась, и, по-моему, небезуспешно. Несколько лет в лучшем салоне Нью-Йорка плюс немного денег на счету – все могло быть гораздо хуже.

– О чем думаешь? – спросил Массимо, заглядывая в глаза.

– О том, что все возвращается на круги своя. Википими, штат Нью-Хэмпшир, население три тысячи восемьсот семьдесят один человек, хотя нет, мистер Миллер в прошлом году умер, остается три тысячи восемьсот семьдесят.

Кажется, я чуток перебрала. Меня уволили, значит, терять нечего.

– А ты? Ты чем займешься? – спросила я итальянца, с удовольствием положив локти на исцарапанный деревянный стол. – Дружок-то есть?

В общем, язык развязался окончательно, я несла всякую чушь.

На тонких губах заиграла лукавая улыбка.

– У тебя богатое воображение!

– Что?

– Во-первых, воображаешь, что уволена. Это не так, уверяю. Мы слишком ему нужны.

– Но ведь он…

Перегнувшись через стол, итальянец прижал к моим губам палец. Я онемела от неожиданности.

– Во-вторых, нас с распростертыми объятиями примут в любом салоне Нью-Йорка. Так что, если есть желание, можно насолить Жан-Люку! Ты об этом думала?

Убрав со лба темную прядь, Массимо заказал еще вина.

– А в-третьих, с чего ты решила, что у меня есть дружок?

– Просто… Ты такой красивый, что парни наверняка… – Я замялась, и щеки мгновенно залила краска. Представляете краснеющую блондинку? А Массимо все смотрел на меня и улыбался.

– Нет у меня никакого дружка, – наконец сказал он и нежно поцеловал меня в губы.

Весной в Нью-Йорке всегда красиво, а по вечерам – особенно. Над серой лентой Гудзона сгущается розоватый сумрак, тротуары кажутся чисто вымытыми, а воздух такой ароматный, что дома не усидеть. Вечер, когда мы с Массимо влюбились друг в друга (хотя он утверждает, что любил меня давно, но не решался признаться), был именно таким. Опустошив второй графин, мы отправились гулять. Кажется, на улицы высыпал весь Нью-Йорк: целующиеся парочки, родители, копошащиеся в песочницах дети. Массимо держал меня за руку, но не по-хозяйски, как многие парни в Википими, а осторожно и ласково, будто напоминая: «Ты моя».

– Люблю смотреть на маленьких детей, – признался он. – Париж, Лондон, Нью-Йорк, Шанхай – они везде одинаковые и прекрасно понимают друг друга без всяких иностранных языков.

Мы прошли мимо булочной, у которой выстроилась целая очередь.

– Что они ждут? – Этот район я совсем не знаю. Постоянно на работе, так что времени как следует осмотреть город нет.