Сын человеческий (сборник) - Роберт Силверберг

После небольшой паузы Клей грустно поблагодарил машину и отвернулся. Робот подкатился ему под локоть.

— Бесполезно, — пробормотал Клей. — Какая к черту польза. Как всегда.

— Одеть голого, — произнес робот. — Еще одна срочная обязанность. Тебе нужна одежда?

— Разве я так уж уродлив?

— На улицах люди укрывают свое тело. Тем, у кого нет одежды, помогаем мы.

Клей не ответил, и робот принял молчание за согласие. За спиной Клея раскрылась секция стены и появился второй робот. Он поднял какой-то шланг и мгновенно обрызгал Клея пигментом и тканью. Очнувшись от изумления, Клей обнаружил, что он одет в узкую золотую тунику, туфли, напоминавшие прозрачные оболочки, и шляпу. Давно привыкнув к своей наготе, он чувствовал себя в одежде неловко. Но не желая никого обидеть, он остался одетым. Когда он пошел по коридору, за ним последовал первый робот, спрашивая:

— Еда?

— Жилье?

— Помыться?

— Развлечения?

Клей на все отвечал:

— Нет.

— Никаких желаний?

— Одно. Одиночество. Уходи. Когда ты понадобишься, я свистну.

— Вопрос.

— Позову. Громко крикну. Лучше? А теперь иди, пожалуйста. Очень тебя прошу. Далеко не уходи, но так, чтоб я тебя не видел.

Повернулся. Понял. Робот покатился прочь.

Клей заглядывал в комнаты и магазины. Везде очень чисто, двери не заперты. В одном месте экран типа телевизионного предлагал вниманию протуберанцы в трех измерениях, вскипающие в расплавленной лаве. Дальше он увидел восьмиугольную ванну, чьи фарфоровые стенки истекали влагой при нажатии на кнопку. Зеленые, наверное, сосиски выдавливались из мешанины металлических трубок над, возможно, плитой. Кровать изменяла размер и очертания, становясь больше, меньше, круглой, прямоугольной. Из центра черного пола, покрытого плитами, вздымался зловещий в своей жизнеспособности колоссальный розовый фаллос. Стена растворялась в душ мозаичных изразцов. Растущие, словно поганки, насадки вдоль окна, снабжали духами, специями, мазями и какой-то розовой жидкостью, за пару секунд растворившей его одежду. Возвращение к наготе было восхитительно, хотя он задержался перед насадками слишком долго и одна из них прыснула на кожу красную масляную анестезирующую жидкость. Он потрогал пальцем ухо: ничего. Осторожно царапнул грудь: ничего. Сжал в кулак пенис: ничего. Он не чувствовал, что его босые ноги касаются неровностей пола. Неужели это навсегда? Тогда можно ведь истечь кровью, случайно наткнувшись на острый предмет и даже не заметив этого. Или ободрать плоть до самый костей.

— Робот? — позвал он. — Эй, робот, помоги мне!

Но еще до того как появился механический человек, еще две насадки опрыскали его, и он почувствовал, что его нервные окончания ожили с такой чудесной интенсивностью, что он в тот же момент испытал оргазм. Немного отдышавшись, он двинулся прочь, отвергнув помощь робота. Пробираясь дальше, он очутился между двух зеркальных стен и оказался в ловушке. Он метался меж зеркалами, а они поворачивались, наклонялись, изгибались. Наконец, упав на пол, он выполз из этого ада. Как могло все это сохраниться, если мир пережил столько геологических сдвигов, если сами континенты изменили свои очертания? Он пришел к заключению, что весь этот тоннель-мир только иллюзия. Передвинувшись в другое скопление улиц и галерей, он увидел совсем иную архитектуру, более жесткую, менее впечатлявшую, чем предыдущая, но украшения и поверхностная структура построек несомненно была более высокого порядка. Из каждого угла выкатывались роботы, предлагая свои услуги, но он помнил о своем роботе, следующим за ним на почтительном расстоянии, и не смотрел на других.

— Куда ушли люди? Почему покинули города? Когда?

Робот задумался:

— Однажды их не стало.

Клей милостиво принял этот ответ. Он дотронулся до кнопки, и из флуоресцентного проектора каскадом полился абстрактный фильм, снятый в трех измерениях. Когда он отпустил кнопку, вихрь цветовых пятен втянулся обратно в проектор с гудящим звуком. Другая комната оказалась игорным залом: хлопающие доски, вращающиеся по ненадежным орбитам колеса, жетоны, маркеры, фишки, эбеновые кости, игральные карты, которые таяли едва он касался их. Дальше какой-то гигантский аквариум, но без рыб. Затем детские игрушки, пустая клетка, маленький запечатанный ящик. Он шел вперед. Струи живого потока предупредили его не пытаться войти в комнату с губчатыми стенами. Он хотел было спуститься по лестнице в нижний уровень, но не прошел и трех ступенек, как оттуда поднялись клубы зеленой пыли, заставивший его ретироваться. Вот место, где роботы разбирали роботов. Он обнаружил мощный экран, показывающий вид мира на поверхности: мягкие холмы и долины, никаких следов мрачной пустыни галлюцинаций, по которой он прошел. Наконец, он наткнулся на дверь, сделанную из толстого металла, похожего на алюминий, она безмолвно отворилась, а подоспевший робот предупредил:

— Дальше охраны нет.

— Как это понимать?

— Если вы продолжите путь в этом направлении, мы не сможем защитить вас.

Клей вгляделся в открывшийся коридор, в значительной степени похожий на предыдущие, но все же более яркий и привлекательный. Изящные здания с фасадами, сверкавшими отраженным огнем прекрасных рубинов, в одном из близлежащих дворов звучит музыка. Он пойдет труда.

Робот повторил предупреждение, а Клей ответил:

— И тем не менее я рискну.

И вот сделан уже первый шаг в запретную зону. Вспомнив о чем-то, Клей обернулся к роботу:

— Когда я зайду сюда, дверь закроется?

— Утвердительно.

— Нет. Я не хочу. Я приказываю тебе оставить ее открытой, пока я не вернусь.

— Строжайшие инструкции во избежание влияния обитателей…

— Забудь. Это — приказ. Сейчас я — единственный человек на планете, и все это построено, чтобы служить людям, а ты всего лишь машина, сконструированная, чтобы делать жизнь людей счастливее и легче, и будь я проклят, если позволю тебе спорить со мной. Дверь остается открытой. Понятно?

Колебание. Конфликт.

— Утвердительно, — произнес наконец робот.

Клей вошел в коридор за дверью. На шестом шаге он резко повернулся. Дверь оставалась открытой, а робот ждал возле нее.

— Хорошо, — похвалил Клей. — Запомни: я — хозяин. Она остается открытой.

Во время исследования классических фасадов в этой части тоннеля-мира он пришел к убеждению, что немеханическая жизнь в любом месте подземного убежища забыта. У входа в сияющий дворец лежали восемь маленьких зеленых горошин. Наверно, уронены каким-то грызуном. Там, куда не входят роботы, брала свое дикая жизнь.