Преследуя восход - Майкл Роэн

— Вот и все, — произнес я и сделал большой глоток пива.

Джип резко выдохнул и искоса посмотрел на меня:

— Ну и на что ты рассчитывал, черт бы тебя побрал, если бы нагнал этих ублюдков? Что один справишься с целым кораблем волков?

Я надеялся, что он об этом не спросит.

— Ведь это же за мной охотились волки. Я собирался предложить им себя, если они отпустят ее.

Джип пощадил меня и не стал смеяться.

— Они бы с радостью прихватили тебя и ее оставили. Или что похуже. Они не шибко славный народ, эти волки. — Катика фыркнула. — Вообще-то, если уж говорить точно, они и не люди вовсе.

Катика спросила:

— Она твоя девушка?

— Нет, — поспешно ответил я, — ничего такого. Она работает со мной, вот и все… И я чувствую, что в ответе за нее… из-за всего этого…

— Ну? — резко спросил Джип, однако он обращался не ко мне, а к Катике.

Она пожала плечами, извлекла откуда-то нечто смахивавшее на продолговатую книжицу и положила ее на стол, затем взяла мою руку и положила ее ладонью вниз сверху. Предмет был теплым, словно нагрет ее телом, и я понял, что это колода карт. Спустя минуту она отпустила мою руку, перетасовала карты и ловкими пальцами стала раскладывать их между нами на столе. Карты жестко падали ровными рядами, одна на другую, и, закончив, Катика подала мне знак перевернуть сначала одну, затем вторую. С легким нетерпением я перевернул две карты наугад; одна моя знакомая барышня когда-то предсказывала судьбу на картах таро — весьма назойливая была особа, и я ожидал и здесь увидеть то же самое. Однако это были обычные игральные карты, вернее, нет, ибо я раньше никогда таких не видел. Первым я открыл бубнового валета, и двойная фигура зловеще усмехнулась мне — смуглая и усатая, как разбойник елизаветинских времен, с такой злобой в блестящих глазах, что они сияли и сверкали холодным огнем настоящих алмазов[12]. Я снова перевернул карту. Это был туз червей, и в трепещущем свете он, казалось, разбухал и пульсировал, яркий, жидко-красный.

— Еще одну, — сказала Катика. Я неохотно — не знаю почему — перевернул последнюю. Это была двойка пик, и на ней не было никаких знаков, кроме двух черных семечек. Однако внезапно показалось, что чернота сгустилась и стала пустой и бездонной, словно семечки в действительности были окнами в пустоту, находившуюся под ними. От этого зрелища мое зрение затуманилось, стало нечетким, черные семечки поплыли, замерцали и на мгновение слились в одно — получился мерцающий, похожий на пещеру туз. Катика выхватила карту из моих рук и яростным жестом сложила колоду.

— Ничего? — резко спросил Джип.

— Да! — отрезала Катика. — Над всем этим повисла какая-то тень. Были слабые знаки, но… ничего, что я могла бы понять. Господи помилуй! Ничего…

Молчание было прервано звуком шагов, раздавшимся из смахивавшей на подвал комнаты, и ароматом чего-то сдобренного специями, источавшего запах помидоров и перца. В полумраке появилось лицо, круглое, красное и морщинистое, как высохшее зимнее яблоко, но с величественным орлиным носом и ослепительной улыбкой. Лицо было обрамлено цветастым шарфом и выбивающимися из-под него кудрями цвета воронова крыла. Женщине, вразвалку вошедшей в комнату с огромным тяжеленным подносом, могло быть и пятьдесят лет, и семьдесят, она была полной и здоровой. Она поставила поднос руками куда более загорелыми, чем мои.

— Благодарствуем, Малинка! — сказала Катика.

По-видимому, женщина была женой Мирко, она поклонилась мне, и из ее рта извергся бурный поток слов, которых я понять не мог. Я встал и постарался имитировать поклон Джипа, а старуха схватила меня за руки и снова заговорила, потом крепко расцеловала в обе щеки и удалилась, все еще что-то говоря.

— Она желает тебе удачи в твоих испытаниях, — медленно произнесла Катика. — И говорит, что ты должен есть. Это хороший совет; сила может тебе понадобиться. Я хотела бы помочь тебе, но не могу, так что…

Джип, уже принявшийся за еду, поднял голову и встретился с ней взглядом:

— Ле Стриж?[13] — спросил он.

— Да, Стригойко, — отозвалась она.

— Проклятие! — пробурчал Джип и снова обратился к тарелке.

Сначала я с трудом проталкивал еду в горло. Я прямо физически ощущал, как время идет и странный корабль и все, кто находится на его борту, уплывают все дальше, оказываясь вне нашей досягаемости. Но от специй мой рот увлажнился, внутри все стало гореть, и я начал есть так же жадно, как Джип. Как только опустела его тарелка, он поднялся, допил пиво и бросил грубую полотняную салфетку на стол. Затем поднял бровь и посмотрел на Катику.

— Что ж, — вздохнул он, — по-моему, сейчас время заглянуть к старику Стрижу.

— Ты что-то не очень горишь желанием, — заметил я.

— Это вообще-то опасно, — сообщил мне Джип. — Но в такое время они вроде не так страшны.

— Опасности?

— Он водится со странными типами. Пойдем-ка лучше — это далековато, а твой автомобиль нам не понадобится. Стриж вроде как не очень хорошо относится к подобным вещам.

Катика проводила нас до лестницы. Никто не спросил у нас платы за еду и напитки, и я почувствовал, что они обидятся, если я предложу деньги.

— Ты позаботишься о Стефане, да, Джип? — настойчиво спросила Катика и неожиданно крепко обняла меня. Она не поцеловала меня, просто быстро коснулась щеками моих щек и отпустила, так что это выглядело почти как официальное прощание. Джип серьезно кивнул и подал мне знак подниматься по ступенькам. Катика не последовала за нами, но стояла, молча глядя нам вслед и нервно постукивая колодой карт по бедру.

Когда я открыл дверь, холодный ветер ударил в лицо, однако дождь прекратился. Небо прояснилось, по нему неслись рваные тучи. Я с удивлением заметил, что стало как-то ясно от сероватого звездного света, приглушавшего цвета и делавшего обманчивыми расстояния. Джип старательно закрыл дверь и указал путь вверх по улице. Сточные канавы были полны, вода поблескивала между истертыми булыжниками, и в дороге, казалось, отражалось небо, а каждый продолговатый булыжник был словно маленький мостик через него. Джип, похоже, погрузился в размышления, и какое-то время мы шли в молчании. Он заговорил первым:

— Я хочу объяснить тебе все про ту ночь.

— Тебе нет необходимости это делать.

— А по-моему, есть, — ты же уже трижды спас мою шкуру. Думается мне, ты понял, что я просто испугался, да? Но не только за себя. Это я тебе говорю. Я клял себя на чем свет стоит за то, что втянул тебя в эту историю. Боялся, что ты увязнешь еще глубже и навлечешь еще худшие беды на свою голову. — Он хрипло рассмеялся. — Надо было мне раньше об этом думать, как считаешь?