Тайна академика Фёдорова - Александр Филатов

Пожалуй, стоит сказать, что с заказчиком, так называемым ОКБ "Пламя", у Фёдорова были прекрасные отношения. С заместителем директора по испытаниям генералом Ахметом Мирзагидовичем Насыровым они были в доверительных, почти дружеских отношениях. Психологи­ческий контакт установился сразу же, едва только Фёдоров впервые осенью восемьдесят шестого зашёл в кабинет генерала и увидел висевший у того на стене, прямо напротив входной двери крупный плакат "Кто хочет сделать дело – 144 ищет возможности, кто не хочет – ищет причины". Недюжинного ума и наблюдательности генерал сразу понял посетителя – по озорной и одобрительной искорке, сверкнув­шей в глазах вошедшего учёного, по мимолётной улыбке одобрения и понимания, мелькнувшей у него на лице и по серьёзности, которой вошедший хотел скрыть своё понима­ние того, что обитатель кабинета раскусил посетителя. Этот личный контакт и единство взглядов на жизненные ценности, на долг, трудовую дисциплину и совесть не раз помогали делу. Та продукция, которую выпускало Опытное Конструкторское Бюро и которая имела непосредственное отношение к стратегической обороне, к сожалению, плохо влияла на здоровье и продолжительность жизни людей, которые с ней имели дело. Это беспокоило и государство, и руководителей предприятия. Потому-то на базе университета и была открыта специальная лаборатория, чтобы иссле­довать, установить причины и механизмы вредоносных воздействий изделий оборонного предприятия и найти способы их предупреждения или нейтрализации.

Как-то раз для работы Фёдорову понадобился редкий и дорогой прибор. Не раздумывая долго, он отправился в "Пламя" и, предъявив соответствующий пропуск, вскоре был в кабинете у Ахмета Мирзагидовича. Тот, с полуслова поняв, что требуется для продолжения исследований и какие результаты прибор может дать, тут же, по ВЧ, обзвонил предприятия отрасли. Это была и помощь, и одновременно знак высокого доверия: лишь люди высшей степени допуска к секретности вправе были знать, географию отрасли, места расположения её объектов.

-          Через неделю доставят из Златоуста,– сообщил генерал.

-    Как, подойдёт? Или заказать самолёт?

-          Спасибо! – ответил Фёдоров и, заглянул в свой блокнот, где ему одному понятными значками был расписан план исследований со сроками их выполнения. Потом добавил:

-    Если через 8 – 10 дней начнём, думаю, уложимся в срок. Так что, самолёт гонять незачем.

Генерал удовлетворённо кивнул, потом лицо его

помрачнело, и он с горечью произнёс:

-         Честно говоря, не знаю, зачем мы с вами ещё возимся. Всё стараемся что-то сделать. Слышали, что Горбач сокращает нашу отрасль, а вскоре собираются продать часть патентов во Францию. Конверсию надумали про­водить. Я прикидывал: наши соковыжималки будут гнать сок по сорок рублей за литр! Не копеек, а рублей!!! Мы же не можем быть конкурентоспособными… Вообще не можем!

Фёдоров помолчал, переваривая информацию и непро­извольно хмуря брови. Потом ответил:

-         Ну, что же – американцам расходы снизим: они смогут убрать спутник, который висит над нами из-за продукции 93-го отдела. А через годик, глядишь, и сами развернут подобное производство – французы с них дорого не запро­сят! А насчёт конкурентоспособности. Дело ведь здесь не столько в организации труда, сколько в климате, рас­стояниях, труднодоступности наших полезных ископа­емых. На Новой Земле стаканом риса в день не обой­дёшься и без шубы, в дощатом сарае не проживёшь!

-         Россия – не Тайланд! – соглашаясь, как бы отрезал генерал, назвав страну по-западному, за чем тоже скры­вался понятный для них обоих смысл.

Оба помолчали. Потом Фёдоров заключил:

-         Честно говоря, Ахмет Мирзагидович, полагаю, что толь­ко идиот мог поверить во всю эту чушь с рейгановскими "звёздными войнами", принять всерьёз на уши лапшу этой "СОИ".

-         Да-а,– протянул генерал, соглашаясь. – Или враг .– едва слышно добавил он.

В четверг 28 декабря Фёдоров сдал отчёт руководи­телю одного из отделов ОКБ Провоторову, обычно замещав­шему в подобных делах Ахмета Мирзагидовича, когда тот куда-то уезжал. Провоторов был далеко не молод и, как казалось Алексею Витальевичу, не отличался слишком глубоким умом, хотя и был чрезвычайно опытен. О нём гово­рили, что прежде он работал у самого И.В. Курчатова. Это, конечно, была Характеристика! Сообщив в ответ на вопрос Федорова, что генерал ещё не вернулся из Москвы, из министерства, Провоторов без интереса пролистал отчёт, чуть задержавшись на диаграммах, в которые с таким трудом удалось воплотить основные результаты работы. Заключение и выводы он прочитал внимательно, но тоже без интереса. А вот за магнитную ленту для ЭВМ, на которой была записана диагностическая программа, поблагодарил от души и даже улыбнулся, взглянув на Фёдорова:

-          Ну, с этой программой мы, пожалуй, сами сможем выявлять и отсеивать тех, кому воздействия нашей продукции вредны! Всё? Тему завершили?

-          Нет, конечно! А специфические меры защиты, профилак­тики? А методы нейтрализации, если хотите – лечения? Всё это стоит в плане!

-          Да, да, – торопливо согласился Провоторов и, взглянув на часы, закончил:

-          Думаю Ахмет Мирзагидович, как приедет, сам свяжется с вами. До свидания.

Получив документ о том, что годовой этап сдан заказчику и принят им досрочно, Фёдоров покинул ОКБ "Пламя". Предвидя после давешней стычки с ректором возможность осложнений, он попросил у Провоторова лишний оригинальный экземпляр приёмо-сдаточного документа – для себя. Весь следующий день он посвятил приведению в порядок внутренней документации: что поделаешь, руководя темой, в какой-то степени из учёного неизбежно становишься администратором. Эту часть своей работы Фёдоров ненави­дел и потому старался выполнить её как можно лучше и быстрее. Сдав лабораторию на пульт охраны (опять дежурил Стас, которого Фёдоров не преминул от души поздравить с наступающим Новым 1990 годом), он с чувством исполнен­ого долга отправился домой.

А во вторник второго января он не смог попасть в свой рабочий кабинет: комната не только была опечатана снаружи чужой печатью, но стоял и другой замок. Громкого­лосая и влюблённая в себя лаборантка, дружившая с сотрудницами его группы, предавшей Дело и Истину, Сильвия Гавриловна Попейчук, ехидно ухмыляясь, заявила:

-          А что вы тут, собственно, делаете? Это режимная лаборатория, и посторонним сюда вход запрещён!

-          То есть как это – посторонним?! – возмутился Фёдоров, начиная теряться, утрачивать под собой почву, но, не желая признаваться в этом ни себе, ни тем более Сильвии.– Я руковожу этой лабораторией, это моё место работы, наконец!

-          Было! Было! – радостно смеясь, как всегда чрезмерно громко проговорила лаборантка и продолжила:

-          А вы что – не знаете, что уволены? Ну, так идите в отдел кадров, там вам дадут расписаться, выдадут трудовую книжечку, – начиная растягивать слова и явно издеваясь, вещала лаборантка.

Из лаборантской, дверь в которую была приоткрыта, послышался знакомый прокуренный голос Маргариты:

-          Сильвия! Чего ты с ним объясняешься? Пусть катится… (куда именно, Фёдоров не расслышал, так как адрес был назван куда более тихим голосом). Иди сюда, к нам!

Теперь поведение лаборантки стало более понятным. Не говоря более ни слова, Алексей Витальевич вышел на лестничную площадку. Тихо прикрыв за собой дверь, ведущую в их, то есть бывший его, отсек, он спустился на первый этаж и, постояв немного на крыльце, отправился в административный корпус.

Последовавшие за этим события Фёдоров не любил вспоминать. Постепенно всё это как бы отошло в его памяти на задний план, оставив лишь впечатление пережитого ада. Действовавший тогда в университете Совет трудового коллектива (СТК), членом которого состоял и сам Фёдоров, даже не попытался вступиться за нежданно-негаданно лишённого работы учёного. Митя Никитин и двое друживших с ним физиков пытались заступиться, но и то лишь как частные лица, а не члены СТК. Не помог и партком – никто не смел выступить против Медунова, младший брат которого был любимцем "самого" Горбачёва. Но прокура­тура помогла: в конце января противозаконное увольнение было отменено, Фёдоров оказался восстановленным на работе, но. место работы исчезло: другим приказом ректо­ра лаборатория оказалась закрытой. Митя Никитин помог и здесь – Фёдоров числился старшим научным сотрудником его группы с 18 декабря прошлого года. Почему так? Да потому, что начиная с этой даты лаборатория считалась закрытой, несмотря на то, что Фёдоров как раз завершал работу над отчётом, а 28-го досрочно сдавал его заказчику. Не говоря уже о том, что ежедневно лаборатория снималась с пульта охраны и сдавалась под охрану самим Федоровым. Всё это время он числился. в прогуле.