Трансгалай (сборник) - Сергей Синякин

Подошел Алеша к третьему коню и услышал:

— Молодец, что меня выбрал! Я тебя от колдуна вмиг умчу и сам от него избавлюсь.

Взял Попович повод коня, а колдун уже рядом, скулы желваками ходят:

— Раздумал я коня тебе давать. Лучше выкуп за него возьми.

Оседлал Попович коня, перекинул через конский круп переметные сумы и говорит цыгану:

— Уговор дороже денег, Болош! А что до выкупа, то возьми ты золото себе, мне конь дороже золота.

Колдун зубами заскрипел:

— Постой! Скажи правду: отведал похлебки?

Сел Попович в седло и засмеялся в лицо колдуну. А над землей уже улыбался розовый рассвет, бежали в леса черные тени, прятались в дуплах ночные страхи и ужасы, таяла в нарождающейся небесной синеве звездная тьма.

И в это время в третий раз прокричал далекий петух, возвещая, что кончилось время творить черное зло.

12. ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ

Мрачна и безлюдна была деревня.

— Что у вас так тоскливо? — спросил Добрыня, усаживаясь на скамью в горнице.

Хозяин не успел ответить богатырю. У избы, что стояла рядом с домом старосты, в крик завопили бабы. Добрыня шагнул к окну. Из дома выносили покойника угрюмые мужики.

— Моровая Дева у нас объявилась, — сказал подошедший староста. — Одно горе теперь у нас. Езжал бы ты, молодец, чтобы несчастье на себя не накликать.

— Не затем мне меч вручали, чтобы бегал я от девки беспутной, — сурово сказал Добрыня.

— Слушай, отчаянная голова, — старец горько усмехнулся. — Объявилась она у нас месяц назад. Ликом Дева страшная и жуткая. Бродит она по улицам, обходит дома. Перед каким и остановится. Просунет руку в дверь или окно, махнет красным платком и в доме зараза смертельная селится. Полдеревни уже вымерло, а живые ставни и двери наглухо затворили и выходят лишь когда Дева на отдых удаляется.

— Как же вы погань такую терпите? — гневно изогнул бровь богатырь. — Иль смелых в деревне не осталось?

— Жить-то каждому хочется, — вздохнул староста.

— Выгоню я эту гадину, — твердо пообещал Добрыня.

— Дева эта племянницей самой Смерти доводится, — пожевал синие губы старец.

— А хоть черту! — раздраженно сказал Добрыня. — Что теперь — ждать пока она всю деревню насмерть уходит?

В это время за окном раздались крики. Добрыня снова бросился к окну. Люди на улице разбегались по хатам и улица пустела на глазах.

Староста тронул богатыря за плечо.

— Дай, богатырь, ставень прикрою!

— Погоди, — сказал Добрыня. — Ты в горницу иди, пока я с ней тут потолкую.

Странная процессия двигалась по улице. Впереди шла уродливая женщина в красном сарафане. Лицо ее заросло рыжими волосами. В руках женщина держала красный платок. За нею двигались кошмарные создания. Вид их был столь ужасен, что от одного взгляда на них сердце останавливалось.

Добрыня сел у окна, распахнув его настежь, меч на колени положил в ожидании.

Тяжелые шаги приблизились.

— Эй, старец! — воющим голосом произнесла Моровая Дева. — Вот я и поймала тебя, старец. Где же твоя осторожность?

Добрыня молчал.

— Видать, свеча твоя догорает у тетушки, — удовлетворенно провыла Моровая Дева. — Время твое пришло! Знаешь, старец, почему тебе умереть надо? — продолжала жуткая воительница. — Нельзя тебе с Добрыней из Киева встречаться. Обещала я Кашею Бессмертному, что сначала тебя, а потом и его к тетке в гости отправлю. Ну, прощай, старец!

В окно просунулась мохнатая рука, сжимающая пальцами красный платок. Добрыня резко вскочил, ударил по руке заготовленным мечом. Кисть, сжимающая платок, упала в горницу, а за окном раздался леденящий душу вопль. Пять отрубленных пальцев метнулись было по комнате серыми крысами, да не миновали тяжелых сапог богатыря. Красный платок зашипел, превращаясь в огромную змею с монашеским клобуком у головы. На капюшоне страшно светились глаза. Снова свистнул богатырский меч и гад, рассеченный разом на семь кусков, разметался по комнате. За окном послышался топот разбегающегося в страхе войска Моровой девы. Добрыня сел, вытирая пот с лица, потом тяжело поднялся, покидал дохлых тварей в окно, поддевая их острием меча.

Моровая Дева за окном страшно завыла: — Добрыня! Отдай мою руку, Добрыня!

— Собирай! — сказал богатырь. — Вон она под окном валяется!

В окно заглянула уродливая жуткая морда.

— Догадалась я, что ты это, — скрипнула зубами Моровая Дева. — Ну ничего! Встретимся еще, Добрыня! Ох, встретимся!

Страшное лицо Моровой Девы исчезло, а в избу шаркающе вошел староста. Не в горнице староста сидел, в погребе отсиживался. Глянул старец на богатыря и в ужасе отпрянул от него: — Что с тобой?

— Что, — не понял Добрыня.

— У тебя все лицо в крови!

— То не кровь, — сказал богатырь. — То слезы ее злые!

13. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ

Муромец ехал вдоль берега, а рядом в воде плыла щука.

— Недалеко теперь уже, батюшка! — слегка задыхаясь говорила богатырю щука. — Повернем во-о-о-н за тот мысок, а там и кораблик Симеона виден будет!

При этом щука не забывала перехватывать больших белобрюхих лягушек, что в изобилии прыгали в воду из-под копыт богатырского коня.

Открылась заводь. На поверхности ее плавали широкие зеленые листы кувшинок. На одном из листов сидела печальная лягушка с маленькой золотой короной на голове. Заметив Муромца, лягушка начала размахивать большой красной стрелой, которую она держала в передней лапе.

Щука вздохнула.

— Царевна-лягушка, — объяснила она богатырю. — Пустил кто-то на прошлой неделе стрелу, вот и дожидается теперь своего суженого!

Заметив, что богатырь проезжает мимо, лягушка поскучнела, сунула стрелу под лист кувшинки и сама спряталась в цветок.

За поворотом открылся широкий плес. Рядом с песчаной косой стоял Летучий Корабль. На мачте болтался под ветром флаг, украшенный большим красным кругом.

Тощий, долговязый и лысый человек смотрел от корабля из-под руки на приближающегося путника.

— Здравствуй, Симеон! — радостро вскричала щука, — С рывалкой не помочь? Я мигом — только сеть расставляй!

— На уху и так хватит, — рассудительно сказал лысый человек.

— Чего зря рыбу переводить? Разве что окуньков бы с десяточек. Или щучку какую, вроде тебя, старая!

— Все бы тебе шутить! — укоризненно сказала щука. — А я к тебе человека по делу привела!

Илья принялся расспрашивать Симеона о дороге к Поклон-горе.

— Поклон-гора… — раздумчиво сказал корабельщик. — И название знакомое, а в списках моих не значится…