Гибельный клинок - Гай Хейли

Кортейн утвердительно хмыкнул.

— Лишь немногие возвращаются. В некотором смысле мне очень повезло, хотя в другом — нет.

— Я завербовался, чтобы покинуть родной мир, сэр, чтобы служить Императору, как только смогу.

Кортейн кивнул.

— Я, как и ты, когда-то отказался от льготы моего клана, освобождающей от службы в Гвардии.

— Я знаю, на родине до сих пор говорят об этом.

— Правда? Ну надо же, — протянул Кортейн тоном, явно означавшим, что чествований на Парагоне ему хватило с избытком.

— Ваша статуя даже поставлена в Великом Зале Клана.

Кортейн фыркнул.

— Да видел я ее. Но уже не придаю этим вещам особого значения. Я сражаюсь не ради славы, уже нет.

— За что же вы сражаетесь?

Кортейн нахмурился и ответил не сразу.

— Я не могу сказать наверняка. Я видел миры, где люди живут и умирают в нищете, денно и нощно трудясь за жалкие крохи пищи, выполняя работу, которую они не понимают, не зная никакого утешения. Человечество со всех сторон осаждено всевозможными проявлениями зла — и, поверь мне, орки наименьший из ужасов, уготованных для нас вселенной. Я целое десятилетие сражался с эльдарскими пиратами, это упадническая мразь, они наслаждаются, причиняя боль, и они куда хуже орков. Что они делали с людьми… с женщинами, детьми, чем невиннее, тем лучше… Мне никогда не забыть этого зрелища.

Банник вспомнил людей, замученных орками. Он сомневался, что когда-нибудь сможет забыть это. Теперь понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к запаху жарящегося мяса. Он понимал Кортейна.

— И даже эльдары — не самое худшее. Есть во вселенной существа, которые пожирают не плоть, но душу. А еще бывают некоторые на нашей стороне… — Кортейн невесело усмехнулся. — Иные из них используют тебя и выкинут как тряпку, когда ты перестанешь быть нужным. Так что… у Брасслока есть его Бог-Машина, у других людей свои причины. Ну а я? Я сражаюсь потому, что мы должны сражаться. Однажды нам как-то удалось захватить в плен одного из этих дегенератов-эльдар. И когда мы его допрашивали, он лишь смеялся над нами, пока не умер под инструментами хирурга. Он сказал, что мы кривое зеркало того, что давным-давно случилось с его расой, что люди — низшие существа, обреченные на худшую участь. Но я не намерен этого допустить. Возможно, он был прав, возможно правы пророки гибели, и действительно наступает конец времен. Знаешь, в том, как старшие офицеры распоряжаются жизнями подчиненных, заметна иной раз какая-то… усталость от всего этого. Но я никогда не позволяю себе такого. Для Верховных Лордов цена победы измеряется в планетарных системах, а не в выживании отдельных людей, и иногда бывает слишком легко самому воспринять такое мировоззрение. Например, Ханник — хороший командир, но он заботится о машинах, а не о людях. Сегодня я получил от него выговор за то, что рисковал «Марсом Победоносным», и уже не в первый раз. Он сказал, что половина из тех, кого мы спасли сегодня, все равно умрут от пневмокониоза, и вероятно, он прав.

— Разрешите сказать, сэр? — робко спросил Банник.

— Да, говори свободно.

— Тогда зачем мы спасали их, сэр?

— Потому что половина из них выживет, и, возможно, они смогут сражаться снова, — Кортейн глубоко вздохнул. — Не сражаться означает отдать победу врагу, но сражаться и потерять тот дух, который только и отличает нас от тех злобных тварей — это хуже поражения. Люди являются людьми потому, что они готовы рисковать жизнью друг за друга, именно так мы покорили звезды. Мы заботимся о своих. Если хотя бы одна жизнь может быть спасена — она должна быть спасена. Каждый человек с оружием в руках — это патрон в арсенале Императора. Каждый человек имеет значение! — Кортейн говорил с пылкой убежденностью. — Мы все должны приносить великие жертвы, чтобы Империум мог существовать. День за днем умирают миллиарды ради выживания человеческой расы, так скорее всего умру и я. Умереть за Императора — великая слава, ибо в каждом километре земли, купленном смертью, сокрыта надежда на выживание всей нашей расы. Смерть меня совсем не страшит, парень, ибо Император на моей стороне. Но напрасно терять жизни тех, кто еще может сражаться? Тратить жизни людей лишь потому, что всегда найдутся новые? Это страшный, отвратительный грех, и его я не потерплю. Если мы однажды и проиграем, то из-за своей расточительности, теряя танк здесь, человека там, и так снова и снова, пока у нас никого и ничего не останется. Величайшее строение можно разобрать, вынимая из него камень за камнем. Вот, Коларон Артем Ло Банник, почему я сражаюсь так, как сражаюсь, и почему иногда иду на рассчитанный риск.

Некоторое время они стояли в тишине, полярное сияние над ними было похоже на битву призраков в небе. Кортейн повернулся и посмотрел на молодого офицера.

— Сейчас я пойду выпить. И тебе советую. Ты сегодня хорошо поработал и заслужил немного отдыха. На борту «Марса Победоносного» мы думаем не только о себе, но и о других, и сражаемся друг за друга. Вот почему мы побеждаем. Добро пожаловать в экипаж, Коларон Артем Ло Банник.

Банник последовал за своим командиром. Он был рад, что Кортейн не спросил его, за что он сражается; ему совсем не хотелось рассказывать о необходимости искупить свой грех.

Когда Банник подошел к шлюзу палатки, то услышал знакомое щелканье колоды таро. Он оглянулся на «Марс Победоносный», но ничего не заметил. «Форкосиген», подумал Банник. «Только он тут таскает с собой эту чертову колоду». Не останавливаясь и не задумываясь о том, почему коротышка-техноадепт все время следит за ним, Банник вошел в палатку и отправился спать.

ВСТАВКА

О Парагоне я скажу, что это воистину самое благословенное из владений Императора в этом субсекторе, посвященное Святой Гонории Даль, сестре Эфеса третьего чина, принявшей мученичество четыре тысячи лет назад, в разгар Эпохи Отступничества, и чья Базилика Последнего Возрождения очарует тех паломников, которые способны оценить ее архитектурную красоту.

Хотя Парагон позволительно считать прекрасным местом, чтобы отдохнуть и восстановить силы на пути паломничества, я должен предупредить слабых душою, дабы они были осторожны, иначе решимость их в деле праведного путешествия может ослабеть, ибо все возможно на шестой луне шестого мира той системы. Для тех, кто намерен предаться созерцанию, лучше подойдут мрачные скалистые прерии Узарна. В роскошных же залах Парагона блуждает соблазн.

ГЛАВА 11

Кабинет отца Банника был теплым и уютным, но Банник не чувствовал ни тепла, ни уюта, страх в его сердце был таким же ледяным, как Долгая Зима на улице; страх, что дядя откажет ему в его просьбе.

Улыбка Вардамона Ансельма Ло Банника стала неподвижной, и беседа приостановилась. Он немного откинулся назад, огонь камина бросал отблески на медали на его груди, сияла бронза его искусственного глаза. На секунду в кабинет проник шум бала снаружи, нарушив дружескую атмосферу между дядей и племянником, которую они разделяли еще мгновение назад.

— Ах, малыш, — сказал он наконец. — Ты так вырос.

Его взгляд скользнул по шраму на щеке Банника, и на лице старика появился немой вопрос.

— Ты уже говорил это, дядя. Прости, но ты не ответил на мой вопрос, — Коларон Банник нервничал. Он не мог упустить этот шанс, ему нужно было влияние дяди, чтобы его приняли на службу в Гвардию. Он устал и был издерган, бремя вины было столь же тяжким, как и необходимость ее искупления.

Капитан Банник фыркнул и еще глубже откинулся в кресле, его голова почти скрылась в подушках. Если он и заметил состояние младшего Банника, то никак этого не проявил. Коларону пришлось податься вперед, чтобы не упускать взгляд старика. Дядя выглядел гораздо старше его отца. Вардамон говорил, что сражался уже больше двадцати лет, но на Парагоне за это время прошло только девять лет — следствие особенностей путешествия в варпе. Переходы в океан имматериума и обратно в реальное пространство были трудно управляемы, и время для тех, кто открывал завесу между варпом и реальностью, могло течь странно. Банник вдруг подумал, что может быть так, что его дядя прямо сейчас находится одновременно и здесь и где-то в другом месте Галактики, сражаясь за Императора. Он пытался не думать об этом, боясь, не являются ли такие мысли еретическими.

— Я прошу тебя еще раз. Пожалуйста, подумай над моей просьбой.

Вардамон вздохнул.

— Значит, ты все-таки решительно настроен добиться своего? Не сомневаюсь, ты с детства мечтал отдать жизнь во славу Императора в какой-нибудь далекой подмышке Галактики. Послушай моего совета — лучше не надо.