На земле мы только учимся жить. Непридуманные рассказы. - Протоиерей Валентин Бирюков

— Знаете что, ведь вам я доверил — и вы такое будете делать?

— Нет, я буду передавать в суд! Распишись, что ты государственный товар давал в долг.

— Не буду расписываться! — говорю.

— Ну, тогда с нами работай…

«Ах, ты, — думаю, — вон куда клонит».

— Ну, так что — в суд передавать?

— Передавайте! — отвечаю. — Можно идти?

— Иди.

Только сделал шаг на улицу…

— Стой! Садись. Ну, что? Будешь помогать?

— Знаете что? Когда я на фронте был, помощи не просил ни у кого. Некогда было просить. А вы в тылу — и какую-то помощь просите… К тому же иудой я никогда не буду.

Он опешил. Помолчал, а потом снова приступает: то «отпускает», то вдруг снова «садись!», и судом грозит. Раз 20 так мне душу выворачивал. Такое вот дьявольское искушение.

Трудно ли было не дрогнуть? Я как-то не думал об этом. Если б на свои силы надеялся, может, и не выдержал бы — запаниковал. А так — будто волю свою отключил и только на Бога уповаю.

Когда в последний раз комендант спросил меня, передавать ли бумаги в суд или я захочу «спасти» себя, а я твердо ответил «передавайте», он вытащил протокол, порвал на клочки, показал мне обрывки:

— Вот твои документы! Давай руку! Люблю таких людей! — и как сжал мне руку.

Я только что не сказал ему:

— Ох ты, негодяй!

Но промолчал. Вот как их учат.

А потом приходит ко мне в магазин и говорит:

— Какие люди разные бывают, а?!.

Я встретился с этим комендантом почти 20 лет спустя, в Барнауле. Мы с Клавдией Никитичной Устюжаниной шли в церковь и столкнулись с ним лицом к лицу. Узнал он меня, хотя я уже был с бородой, засыпал вопросами. Ну, прямо как родной человек. В гости напросился к Клавдии Никитичне. А когда вошел в дом и увидел в углу иконы, то прямо опешил:

— Так ты что — верующий?

— Да, — отвечаю.

— Во-о-он ты какой… Не зря я тогда чувствовал, что ты какой-то другой человек, не такой, как все. Помнишь?

Как не помнить. Только вера и помогла вырваться из тех ловушек, что так умело и психологически точно расставлял лукавый руками этого кагэбэшника.

«НАМ НЕЛЬЗЯ ГОВОРИТЬ!..»

Бывает, в церковь ходят люди, которые нехорошими делами занимаются, — заговоры читают, «лечат», что-то «нашептывают».

На одну такую «бабушку», которая к тому же работала поваром, не раз жаловались прихожане: дескать, что-то недоброе делает, болеем от нее. Я, конечно, не мог знать, занимается ли она колдовством на самом деле, но раз зашел такой разговор, сказал на проповеди, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Счастливый тот человек, кто исполняет волю Божию. Но несчастлив тот, кто исполняет волю дьявольскую, например, воры, блудники, колдуны, чародеи всякие.

Эта женщина — Галина — во время проповеди в храме стояла. Вижу по ее лицу: сильно обиделась на меня, хотя я и не думал ее называть, но она-то, видно, себя узнала. Стала караулить, когда я выйду из алтаря, даже в шкафу пряталась. Будет так делать человек с чистой совестью?

Я молитву «Живый в помощи Вышняго» прочитал, перекрестился и вышел из алтаря. Галина из шкафа вылезает — лицо злое, старается перейти мне дорогу поперек.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, — сказал я.

Она отскочила, как ошпаренная, побежала из храма.

— Вы исполняете свою волю! — сказал я ей вслед.

За руку, конечно, в таком деле не схватишь. Но, видно, она поняла, что Господь сделал явными ее черные дела. Проповедь попала в точку…

Молитва на таких людей действует, как огонь, — обжигает, они сами не свои становятся.

Еще во время моей жизни в Тогуре, когда я не был священником, а только пел на клиросе в храме Воскресения Христова, мне довелось столкнуться с одной такой женщиной.

По делам служебным зашел я в дом одного слесаря. Хозяйка, его мать, меня обедом угостила. Помолился я, сел за стол и по привычке про себя молитву читаю. Вдруг вижу, что с хозяйкой что-то неладное: из дома выскочила, потом бежит обратно, глаза навыкате, что-то шепчет, руками странные движения делает. Я спокойно сижу, ем, продолжаю про себя молиться. Она в горницу вбежала — и прямо ко мне. Я чуть отодвинулся и перекрестился. Вдруг посинели у нее губы, сама она побледнела и на бегу сквозь зубы выговорила:

— Никакого в этом толку нет!

— В чем? — удивился я.

— В колдовстве! — отвечает.

И падает без сил на лавку к печке — уставшая такая, подавленная. Пытается вскочить, убежать — и снова на место садится… Я чай допил, помолился, на иконы поклонился, а потом поклонился этой женщине. Как вскинет она руки в ужасе, как взвоет:

— Йы-ы-ы-ы-а-а-а-а!!!

Подхватилась — и бегом из комнаты. Господи, спаси меня!

Прошло месяца три или больше. В храме заканчивалась служба. Я, как всегда, пел на клиросе. Вдруг подходит та самая женщина — я сразу узнал ее. Стал молитвы читать. Вдруг она как бахнется в пол:

— Простите меня!!!

— За что простить?

Не отвечает, только плачет и все повторяет:

— Простите меня! Несколько раз ее спрашивал:

— Вы за что просите прощения?

Она лишь плачет и все одно и то же повторяет. Я поднял ее и повернулся к выходу:

— Ну, раз не говорите — то я ухожу.

Она принародно — опять упала мне в