Русские святыни - Николай Бенедиктов

Русское отношение к природе все в большей степени осознается и у нас, и на Западе как будущее отношение к природе, как такое отношение, которое позволит выжить человечеству, не погубив окружающего многообразия жизни и многоцветия мира.

Глава 2

КРАЙНОСТИ ХАРАКТЕРА И СТРАСТНОСТЬ РУССКИХ

В русском человеке явно бросается в глаза страстность натуры, об этом хорошо написал А. К. Толстой:

Коль любить, так без рассудку,Коль грозить, так не на шутку,Коль ругнуть, так сгоряча,Коль рубнуть, так уж с плеча!Коли спорить, так уж смело,Коль карать, так уж за дело,Коль простить, так всей душой,Коли пир, так пир горой!

В. Ключевский крайности натуры связывал с климатом: "В одном уверен великоросс — что надобно дорожить ясным летним рабочим днем, что природа отпускает ему мало удобного времени для земледельческого труда и что короткое великорусское лето умеет еще укорачиваться безвременным нежданным ненастьем. Это заставляет великорусского крестьянина спешить, усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время и в пору убраться с поля, а затем оставаться без дела осень и зиму. Так, великоросс приучался к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро, лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжение вынужденного осеннего и зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс, но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду, как в той же Великороссии".[186]

Прямо противоположная точка зрения у И. Солоневича: "Ни климат, ни география здесь не играют никакой роли. Ни реки, ни горы, ни моря не играют никакой роли. Но факт существования национальных особенностей не может подлежать никакому добросовестному сомнению".[187] И действительно: немцы, переселившись в Россию, не приобрели русского национального характера, и каждый, кто работал в смешанных русско-немецких бригадах, замечал национальное различие. Русские в работе по сравнению с немцами склонны к штурмовщине, «запойной» работе, и это, к сожалению, сопряжено с «отливом» от работы, спадом, ленью. Немец же работает ровно и постоянно, производя на русского человека впечатление неторопливой машины. Наверно, можно и совместить точки зрения В. Ключевского и И. Солоневича, сказав, что не климат определил черты национального духа, но природные условия как бы огранили, усилили национальные черты: "Своенравие климата и почвы обманывает самые скромные его ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчетливый великоросс любит подчас, очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский авось".[188] Н. О. Лосский в своей работе "Характер русского народа" описывает максимализм и экстремизм русских и приводит в пример фанатизм старообрядцев, самоотверженность воинов, страсть и волю народников, эсеров и большевиков, лихость казаков, неистовость Белинского, Стасова, Салтыкова-Щедрина, Аксакова, Л. Толстого. Н. Лосский и обломовщину, и лень объясняет стремлением к совершенству и чрезмерной чуткостью ко всяким недочетам своей и чужой деятельности: "Отсюда часто возникает охлаждение к начатому делу и отвращение к продолжению его, обломовщина есть во многих случаях оборотная сторона высоких свойств русского человека".[189] Он же приводит мнение Грэхама об экстремизме русских: "Русские — вулканы, или потухшие, спокойные, или в состоянии извержения".[190]

Экстремизм русской натуры — из крайности в крайность, все или ничего — имеет колоссальное значение. И негативные крайности натуры могут усугубляться особой верой. По мнению А. Ф. Лосева, религиозные направления могут быть началом своих особенных извращений: "Католицизм извращается в истерию, казуистику, формализм и инквизицию. Православие, развращаясь, дает хулиганство, разбойничество, анархизм и бандитизм".[191] Стало общим местом упоминание о том, что русские не могут быть честными, они или святые, или жуткие грешники, или Алеша Карамазов, или Смердяков, или сверхпорядочный человек, или хулиган. Бывает, что это один и тот же человек. Владимир Соловьев в молодые годы доходил до такого уровня борьбы с религией, что свалил и топтал крест на кладбище, а затем стал очень верующим человеком. Митрофанушка Фонвизина списан с будущего президента Академии художеств А. Оленина, который столь устыдился себя в комедийном образе, что стал одним из образованнейших людей того времени.

Столь же общим местом стало рассуждение о недостатке среднего уровня культуры, что требует необходимости дисциплины русскому человеку. Действительно, когда крепким волевым натурам придается смысл и цель, дисциплинируется и собирается в кулак мощь и воля, то получаются великолепные образцы человека — чудо-богатыри Суворова, петровская дружина, рыцари из кованой стали Александра I, народники и большевики. Чем выше образец совершенства, притягивающий русского, тем сильнее желание и воля к достижению его. И это весьма положительное качество, поскольку русский не останавливается на лестнице ценностей на ступенях нужды, пользы, увлечений, для него важны святыни, да и они выстраиваются в блистательный ряд. Это качество говорит и о молодости-живости нации, и о ее удивительной жизнеспособности — ведь после каждой катастрофы Россия возрождалась еще более крепкой. Ради святынь — родины, веры, друга — русские шли на самопожертвование, терпели невероятные лишения. И здесь стоит вспомнить и ратников Куликова поля, и патриарха Гермогена с нижегородским ополчением, и героев последней Отечественной войны. Интересно, что сами катастрофы прямо связаны с ослаблением ценностей-святынь, их привлекательности. Как только мы перестаем ими «гореть», так Господь или история нас наказывает катастрофой. Поблекшее православие с требодателями-священниками привело к тому неверию и богоборчеству, которое разгромило и церковь, и потрясло страну. Наказание следует за утерей страстности и веры в святыни моментально. Утеря веры в коммунизм, погрязание в «вещизме» привело к краху коммунистического режима и большим страданиям народа Выживают только те народы, которые истово защищают свои святыни, другие пропадают. Страстность по отношению к высшим святыням — гарантия жизни народа.

Страстность по отношению к высшим святыням культуры приводит русский народ к тому, что чужое им легко осваивается и становится своим. Вспомним, что православие пришло из враждебной Руси Византии. Однако сделав выбор религии в пользу православия, русские так основательно делали своей религию, что сегодня сказать «православный» означает вызвать самую непосредственную реакцию «русский». Похоже было и с марксизмом Высший итог развития европеизма, марксизм, рождался в русофобской оболочке. Тем не менее он стал особо русским, и сегодня говорить о судьбах научного коммунизма — значит говорить о его русском варианте. И после освоения каждая идея как бы исследуется на прочность, на разрыв, поскольку русский вариант ее существования подразумевает распространение и углубление идеи до крайних пределов. В этой постоянной экспериментальной обстановке вырабатываются жизнетворные стороны идеи, выясняются границы применения. И нередко жизнеспособная идея доводится до ее высшего воплощения. И Н. Лосский называет такие примеры — чистота в больницах, лучшее полотно, местное самоуправление. Мы можем добавить и космические исследования, и аппараты, авиацию, танки, суда на подводных крыльях, экранопланы, балет и т. п.

И еще два соображения. Первое. Возможности и значение народа измеряются, как известно, не численностью, а тем, что они дают человечеству. Достаточно вспомнить сравнительно немногочисленных греков, понять, какое громадное наследие оставили они человечеству своим искусством и философией, и это наследие в первую очередь включает не просто самобытные черты, но высшие мировые достижения. Честь древних греков составляет Сократ, а не многочисленная толпа «несократов», приговорившая его к смерти. Значение любого народа в науке, допустим, математике, измеряется не тем, что все люди этого народа знают начальную арифметику, оно измеряется тем, на какие высоты математики взлетели высшие и лучшие ученые этого племени. Коли так, то понятно, что русская тяга к максимально высшим образцам дает возможность не только объяснить феномен русской литературы или философии, святых старцев или шахматные достижения, но дает возможность счесть русский народ великим народом и дает надежду, что он и останется великим.