Хэда - Николай Задорнов

Сказав все это, Вард почувствовал облегчение и вытер платком лысину.

Пришли Дотери, Доти и Рид и тоже положили свои шляпы на пол.

– Всю жизнь мы проводили этот день вместе, – сказал Вард.

– В таком случае, – ответил Путятин, – отпразднуем семейный праздник госпожи Вард все вместе? Согласны ли вы, капитан? Мы задержимся. Время еще есть. Мы остаемся. Все равно льды у наших берегов еще не разошлись.

«За чем дело стало! – подумал Путятин. – Теперь это в нашу пользу».

Он пригласил Посьета и офицеров и объяснил все.

– Так и отпразднуем этот день вместе, господа! – решительно объявил адмирал и так взглянул в лица своих молодых офицеров, словно отдавал им приказание броситься на абордаж.

– Мы охотно задержимся, ваше превосходительство! – отчеканил Шиллинг.

Вард краснел. Видно было по его лицу, как семейные чувства борются в нем с идеалами бизнеса, ради которого интимный праздник превращается в бал коммерческого собрания. Это, впрочем, не его выдумка. Дамы потребовали, вспомнили они, а Вард всю жизнь путал, когда у жены день рождения и когда именины...

– У нас и повар отличный. Японцы доставят мне все свежее. Ваши дети будут рады.

Приехали Анна Мария и Сиомара посмотреть помещение, в котором придется жить. Они вставали рано и к подъему флага успевали переделать много дел.

Адмирал пригласил всех к утреннему чаю. При открытых окнах, на солнце, дружно сидели вокруг начищенного самовара, когда под окнами среди кустов цветущей гортензии блеснула медь.

– Что это? – воскликнула младшая гостья. – Еще самовары?

– Выгрузка идет полным ходом! – входя, доложил Сибирцев.

«Хотя бы перемолвить словцо с этим красавчиком!» – подумала Сиомара. Она смотрела, не скрывая любопытства.

– Как хорошо служить в военном флоте! – с легким вздохом сказала Пегги.

– Кстати, мы хорошенько рассмотрели ваши товары, господин Дотери, – заметил Посьет. «Хлам, гнилье, голая спекуляция!» – докладывали унтер-офицеры, проверявшие тюки. – И я рад буду представить вас, господин Рид, местным властям как первое гражданское должностное лицо.

– Нет... что вы... – вспыхнул Рид.

– Это можно отложить, – решительно сказал Доти.

– Все товары перенесем в помещение при храме, которое нами очищено и проветрено. Пожалуйста, просим осмотреть.

– Премного благодарен, капитан Посьет...

А на следующий день Накамура Тамея, грузно ссутулясь и тяжко ступая по ступеням, подымался в храм Гекусенди.

– Путятин-чин! Посол-сан! – отирая бумагой взмокшее лицо, говорил он.

Еще недавно Накамура был секретарем японской правительственной делегации на переговорах с Путятиным. Теперь он губернатор Симода, одного из трех портов, которые предстоит открыть для торговли с Европой и Америкой.

Вчера, когда шла выгрузка, всем казалось, что Путятин берет на берег купленные у американцев продукты и товары, как это было во время стоянки «Поухаттана».

– Я поставил вас в известность... что мы зафрахтовали «Кароляйн».

Накамура получил письмо Путятина вчера.

– Мы с вами старые друзья, Накамура-сама! И я вас никогда не подведу. Очень глубоко уважал вас всегда. И теперь особенно, я в большом восторге, что вы назначены губернатором Симода, и согласен во всем помочь вам. Но иного выхода у меня нет. Судите сами. Идет война...

Казалось, Накамура ничего не слушал и верить ничему не желал.

– Я прошу вас, адмирал и генерал, помощник царя, возвратить американцев с женами на их шхуну.

– Чтобы вывезти наших людей, надо шхуну очистить, привести в порядок, отремонтировать. Когда я пошлю на ней часть людей в Россию, то семьи капитана, консула и купцов останутся здесь. Американцы не боятся войны, идут с нами, но им нельзя брать с собой женщин. Я все написал вам. Неужели вы хотите, чтобы мои шестьсот человек жили в Японии без конца? Так по-вашему? Да они тут озвереют от безделья и наделают и мне и вам хлопот, несмотря на все мои строгости. Они тут женятся и разбегутся! Шхуну в Хэда мы достроим и уже теперь закладываем для вас еще одну. Когда я уходил, то второй стапель был готов. На нем устанавливали киль. Князь Мито прислал еще рабочих. Сам князь Мито теперь наш друг! Эгава-сан уже закладывает третью шхуну! Я не могу менять решения. У вас у самих есть закон, что самурай мнения не меняет. Я подписал с американцами контракт и дал им часть денег. Да пойдемте со мной, – сказал Путятин, открывая двери во внутренние комнаты. Их анфилада с лакированными косяками дверей блестела, отражая солнце. – Я познакомлю вас с американцами и с их консулом. Это прекрасные люди!

Накамура все знал и все слышал. Вся Симода говорила: на землю Японии ступила необыкновенной красоты американская красавица, стриженая, под вуалью, но когда открывает лицо, то все бывают поражены. Кажется, душа отлетает, когда на нее смотришь. Она теперь поселилась в храме Гекусенди, ходит по двору. И еще три американки. И дети! И собаки большие, как телята, и длинноногие, как рыси!

– Я вам голову даю на отсечение, Накамура-сан, что вас не только никто не накажет, а еще и похвалят потом. Я посылаю письмо Кавадзи-сама. Прошу вас отправить.

– Оо! О-о! – рычал Накамура, как раненый бык. Он уязвлен в самых лучших чувствах. Япония так любила Путятина!

– Вам рано или поздно придется открывать страну, принимать консулов и купцов.

– Но только... Только без женщин! Женщин ни в коем случае.

– Почему же?

– Правительство не разрешает.

– Идемте! Я вас познакомлю!

– Нет, я не могу.

– Ведь и Русь крестили насильно. И мы благодарны за это.

– Крестили? – спросил Накамура. Он подумал, что Путятин совершил ошибку, сказал, как не полагается дипломату.

В окне виден двор, заваленный клетчатыми шерстяными лютками в ремнях, горбатые сундуки, красиво обтянутые обручами из меди и обитые кожей. Тут же простые ящики, мешки, сумки. Еще матросы несут из шлюпки тюки, катят бухты канатов на катушках.

«Это совсем не похоже на Японию! Это не Япония! Больно видеть японскому глазу! Чемоданы и сумки западных дам! Это хуже, чем артиллерия Перри!»

Вдруг зашелестели шелка, послышался необычный аромат, и в комнату вошла высокая молодая женщина в темной длинной юбке, которая раскачивалась, как колокол, в чем-то белом и красном, в туфлях узеньких и острых, как красные ножи. Очень молодая, сильная и быстрая.

«Это и есть американская красавица!» – с затаенным восторгом подумал Накамура.

– Матерь божья! – сказала Анна Мария. Она взглянула на японца и, словно догадавшись о цели его прихода, избоченилась и, слегка выставив ногу, вскинула голову.

Накамура почувствовал, что действительно при виде ее лица душа отлетает.

Накамура смело пожал протянутую руку в браслетах, с перстнями на пальцах.

– Он светский человек, мой адмирал! – сказала американка.

– Мистер Накамура – знатный вельможа... Здесь губернатор и министр по приему иностранцев.

...Вард с женой прогуливались по траве. Госпожа Вард держала мужа под руку, чуть отступя от него, как бы с некоторой опаской, и оба они ступали с важностью.

Алексей глянул на их спины и подумал: «Как и наши мещане!»

Сибирцев пришел на последней шлюпке с матросами. На сегодня шабаш! На работе снял мокрые, выцветшие добела и, казалось, прогоревшие сапоги и вышел на берег босой и в парусине. Матросы сегодня выбились из сил.

– Жарко в этой Симоде, – сказал Сибирцев, внося свои вещи.

Пошли мыться в баню.

– Вы понравились дамам, – сказал Посьет за вечерним чаем. – Хотят познакомиться ближе.

«Мне этого только не хватало!» – подумал Сибирцев. Все офицеры занимались контрактом и дипломатическими любезностями, в том числе и с дамами, а он – выгрузкой. А по своему темпераменту и по убеждению, что он не должен по возможности отличаться от матроса, снял сегодня мундир и в парусиновой рубахе работал со всеми, пока ноги не сгорели.

– Дамы пришли в восторг от вашего демократического костюма...

– Бога побойтесь, Константин Николаевич, – отозвался Сибирцев.

Накамура вернулся в Управление Западных Приемов, которое временно, пока строился целый блок новых зданий для будущей торговли с иностранцами, размещалось в старом храме у горы.

Тайная полиция, как узнал Накамура, уже отписала в свое ведомство и, ссылаясь на письма граждан и на слухи, сообщала, что существует опасение – порт Симода может быть захвачен американскими женщинами при неясной позиции посла Путятина.

Пока губернатор думал, как быть, доложили, что в бухту вошла еще одна парусная шхуна. Сразу явились два американца также с собственным переводчиком – японцем в цилиндре и смокинге. Пришли в Управление Западных Приемов прямо к губернатору. Переводчик заявил, что корабль «Пилигрим» из Золотых Ворот бросил якорь в бухте Симода. Согласно условиям контракта, торжественно скрепленного подписями императора Японии и президента Соединенных Штатов, прибыли в открытый японский порт. С грузом виски для американских моряков, которые придут сюда на кораблях. Просим отвести место на берегу для постройки склада и питейного зала. Так явился еще один американский японец, важный, как и его коллеги, приходившие с англичанами и американцами, и так же ясно говоривший по-английски. Ведь уже приходил японец Джон с эскадрой Стирлинга и еще один Джон с послом Адамсом, Джимми с Гаваев на «Кароляйн», и вот теперь Тимми от Золотых Ворот с «Пилигримом». Все же довольно много разнесло их ветрами по свету! Только ли ветрами!