Корона последней принцессы - Антон Леонтьев

– Джордж, скажи мне, что это неправда! – прошептала, цепенея, королева. – Только не они, только не мои мальчики…

Король топтался на месте, чесал затылок и наконец выдавил из себя:

– Мэри, ты не должна строго их судить. Они же еще почти дети! Они хотели лучшего для нас. И ты должна все-таки признать, что в последнее время старец начал вмешиваться в дела государственной важности. Я говорил с представителями контрразведки – у него на квартире вечно толклись подозрительные личности, какие-то махинаторы, биржевые спекулянты, немецкие шпионы… А ты сообщала старцу секретные сведения, он присутствовал на заседаниях Тайного совета! Не удивлюсь, если потом по пьяной лавочке или, кто знает, за деньги Никодим выбалтывал конфиденциальную информацию мерзавцам, а те продавали ее врагам Герцословакии…

Но королева, казалось, не слышала супруга. Оглушенная ужасным открытием, она опустилась на диван и долго молчала. Затем, шелестя платьем, быстро поднялась, нажала кнопку электрического звонка. Появился лакей, которому она велела тотчас привести к ней министра внутренних дел и начальника столичной полиции. Те явились незамедлительно.

– Господа, – сказала Мария сухо, – я приказываю вам арестовать убийц старца, принцев Феликса и Кароля. Они будут преданы суду и казнены!

Министр и главный полицейский столицы потрясенно уставились на короля, который, дрожа, произнес:

– Господа, вы не так поняли ее величество… Дело семейное, прошу вас не вмешиваться.

– Джордж, ты не посмеешь защищать убийц только по той причине, что они наши сыновья! – воскликнула Мария. – Вернее, были нашими сыновьями, потому что они отныне таковыми не являются! Ну что же вы стоите…

Георгий вышел с министром и шефом полиции в смежную комнату и зашептал:

– Господа, вы же видите, ее величество не в себе. Смерть старца очень сильно огорчила ее. И я бесконечно благодарен вам, что вы сначала предоставили отчет мне. Я не могу допустить, чтобы наследник престола и его брат оказались под судом. Это неслыханно!

– Неслыханно, чтобы кто-то убил великого человека и избежал наказания! – отчеканила Мария, входя вслед за ними в комнату. – Джордж, это не наши сыновья! Они одержимы бесами, в них вселились злые духи! Арестовать их, немедленно арестовать!

Король, несмотря на свою прежнюю мягкотелость, был неумолим, заявив, что об аресте принцев не может быть и речи. Мария бросалась перед августейшим супругом на колени, бранила его последними словами, каталась в ужасающем припадке по полу и даже пыталась выброситься из окна – все оказалось напрасно. Король умел быть упрямым и на сей раз проявил твердость духа.

– Это наши дети! Более того, Феликс – наследник престола! – повторил Георгий. – Мы не можем арестовать их и тем более отдать под суд. Потому что тогда в самом деле грянет революция.

– Три месяца, Джордж, три месяца! – вопила королева. – Время уже пошло!

Василиса даже обрадовалась кончине старца – о ее помолвке с Никодимушкой забыли, как будто ее и не было. Ни вдова старца, ни его наглые и развязные отпрыски более не появлялись во дворце. А король воспрянул духом, повеселел, перестал упиваться вдрызг и даже начал проявлять интерес к давно запущенным государственным делам. И даже принял решение, которое раньше было совершенно немыслимо: отправил в отставку барона Чучеля.

Королева Мария с ужасом понимала, что рушится вся ее жизнь. Старец умер, а вместе с ним в небытие ушла и уверенность в завтрашнем дне. Ее супруг окружил себя новыми советниками, перестал внимать ее наставлениям, заявил, что страна оказалась в глубоком кризисе, в том числе по вине старца, и, самое ужасное, отказался выделять деньги на строительство огромного монастыря, который королева планировала назвать Никодимовским и сделать местом паломничества.

– Мэри, мне раскрыли глаза на истинное положение вещей! Простой люд старца не считает святым, более того, его ненавидят и проклинают. По случаю его кончины на улицах устроили массовый праздник! Теперь все уверены, что жизнь начнет налаживаться. Никодим держал нас в плену, не позволял нам видеть правду. Но с этим покончено! Герцословакию можно еще спасти, я стану снова работать во благо нашей великой родины!

А через несколько дней королева попыталась… убить короля. Как это произошло, Василиса точно не знала – придворные шептались, что ее величество напала на его величество с кинжалом и хотела перерезать королю горло. Отец на следующее утро был сумрачен и бледен, а его горло укутывал шарф. Мама же за столом не появилась – она, по словам папы, была больна.

Василиса хотела видеть ее, но принцессу к матери не пропустили – около апартаментов королевы дежурили дюжие гвардейцы. Никто, кроме самого короля, не имел права посещать королеву. А той в свою очередь было запрещено выходить за пределы покоев и общаться с детьми. В спешном порядке рабочие установили на окнах в апартаментах Марии чугунные решетки. Королева оказалась в заточении, тюрьмой ее сделался королевский дворец, а надзирателем – собственный супруг.

Принцессе было до слез жаль матушку, к которой девушку допустили только через две недели. Королева, облаченная в черные одежды, сильно сдала, ее волосы почти полностью поседели, на лице прибавилось много новых морщин. Вела она себя странно – говоря, смотрела перед собой, перебирала четки и постоянно вставляла между фразами одни и те же слова:

– Два месяца, два месяца…

– Мам, что это значит? – не выдержала Василиса. И Мария спокойно ответила:

– Время идет, мы все погибнем. Твой отец тоже находится во власти темных сил. Я хотела спасти его бессмертную душу, однако диавол оказался хитрее и проворнее.

Затем, прижав к себе дочку и обдавая ее горячим дыханием, королева зашептала дочке на ухо:

– Ты должна завершить то, что я не успела сделать! Убей его!

– Кого, мама? – в страхе отступила от матери Василиса.

– Того, кого ты считаешь своим отцом. В него вселился сатана, завладел его душой! Ты должна спасти его! Потому что иначе мы все погибнем!

Выбежав от королевы, Василиса долго плакала. В тот день она поняла, что мама серьезно больна и, возможно, вылечить ее уже невозможно. Во дворец прибыли Феликс и Кароль – король Георгий решил вовлечь своих старших сыновей в процесс управления государством. Он даже выразил мысль о том, что Герцословакии требуется новый, молодой монарх, являющийся носителем надежд и чаяний народа.

– Я готов отречься от престола в твою пользу, сын! – сказал он Феликсу. – Потому что кто-то должен заботиться о твоей бедной матери. Врачи разводят руками – они не в состоянии ей помочь. Но я не хочу, чтобы остаток дней своих она провела в монастыре или в зарешеченной комнате дворца. Мы уедем с ней и Мишей к морю, в одну из резиденций, и будем вести там размеренный и спокойный образ жизни. Никакой суеты, никакой политики. Я так давно мечтал об этом!

О смене на престоле тотчас заговорили как о скором событии. Феликс был не прочь стать новым правителем Герцословакии, а Кароля он намеревался назначить премьер-министром. Молодые люди строили радужные планы – они начнут реформировать страну и спасут ее как от нацистов, так и от надвигавшихся с Востока коммунистов...

Последующие события нарушили все их смелые планы. Весной 1945 года пал Берлин, а «дядя Адольф» покончил с собой. Немецкие войска, расквартированные на территории Герцословакии, сложили оружие. Но вакуум быстро заполнили партизаны и повстанцы, сторонники революционных изменений и свержения монархии.

Король же ничего не замечал, он был уверен, что его сын спасет страну и не даст ей скатиться в тартарары. На середину июня было назначено отречение короля Георгия Третьего и оглашение манифеста о восшествии на престол его старшего сына, двадцатичетырехлетнего принца Феликса.

За несколько дней до этого Экарест охватили волнения – началось все с выступлений горожан, которые не могли получить по своим карточкам скудный продовольственный рацион. А правительственные газеты тем временем печатали меню торжественного ужина, который должен был последовать за воцарением нового короля, Феликса IX. Жители столицы, читая перечень изысканных яств, сатанели, плевались и начинали жечь портреты короля и его сыновей.

Полиция отреагировала на выступления привычным способом – было приказано открыть по народным массам огонь из установленных на крышах домов пулеметов. Но кровавой бойни не последовало, потому что простые солдаты отказались стрелять по невооруженным людям. Стихийная демонстрация внезапно разрослась, откуда-то появились алые полотнища, над толпой взметнулись портреты Ленина и Сталина. Зазвучали «Марсельеза» и «Интернационал». А затем поступили телеграммы из провинций королевства – те уже находились в руках повстанцев и отказывались подчиняться королю!

В день отречения король Георгий, облаченный в темно-зеленый мундир простого кроя, без эполет и аксельбантов, стоял у окна своего кабинета, макал в чашку с турецким кофе ванильный сухарик и наблюдал за столицей, раскинувшейся перед ним как на ладони. Вдалеке виднелось малиново-оранжевое зарево пожаров, слышались беспорядочные выстрелы, доносился гул людских голосов. Георгий видел народ, стекающийся к дворцу.