Друзья мои - книги ! (Заметки книголюба) - Вл Лидин

Французский египтолог Гастон Масперо приводит сохранившийся еще в клинописи поучительный завет египетского писца Кхроди своему сыну Пени: "Положи твое сердце у чтения".

(161)

ИЗ МИСТИФИКАЦИИ

Поэты эпохи символизма были склонны ко всякого рода литературным мистификациям. Известна, например, мифическая поэтесса Черубина де Габриак, придуманная поэтом Максимилианом Волошиным; о ней серьезно трактовалось в печати чуть ли не как о представительнице итальянской поэзии, хотя настоящее имя поэтессы было Елизавета Ивановна Дмитриева. Склонен был к мистификациям и поэт Валерий Брюсов в пору своей молодости.

В одну из первых книжек его стихов - "Me еum esse",- вышедшей в 1897 году, я вклеил листок, скопированный мной с оригинала; оригинал находится в Центральном государственном архиве литературы и искусства и представляет собой апокрифическое предисловие, написанное Брюсовым к его книге:

"Me eum esse" - последняя книга Валерия Брюсова, который скончался... (число) 1896 года в Пятигорске. Незадолго перед смертью автор сам составил рукопись этой книги, хотя далеко не считал ее законченной.

Издатели надеются в непродолжительном времени собрать в отдельном сборнике также все появившиеся в печати переводы Валерия Брюсова. А. Л. Миропольский. Москва. 1896".

Мистификация эта осуществлена не была, книжка вышла без предисловия. Может быть, молодой поэт хотел проверить, как критика отнесется к книге умершего автора, тем самым заслуживающего снисхождения, а может быть, это был и своего рода вызов критике. Экземпляр, в который я вклеил копию предисловия, написанного Брюсовым, имеет еще одну особенность - незаконченную авторскую надпись поэту-символисту А. Добролюбову: "Александру Добролюбову, поэту, которого я неизменно люблю и..." Возможно, Брюсов не успел дописать (162) или забыл дописать посвящение, а может быть, это тоже относится к числу тех загадок, которыми изобиловали всякого рода литературные мистификации.

К такого рода мистификации относится и одна весьма редкая книжечка, вышедшая в 1838 году,- "Рукопись покойного Клементия Акимовича Хабарова, содержащая рассуждение о русской азбуке...". Приложена к ней и "Усовершенствованная русская азбука или средства облегчить изучение оной и способ сократить число русских букв, поясненные примерами. Сочинение К. А. Хабарова отставного корректора. Бутырки. 1800 года Генваря 5 дня".

Книжка представляет собой псевдонаучный трактат об изменении и совершенствовании русского языка, в частности о том, что из русской азбуки следует изъять восемь бесполезных букв. В качестве примера облегченного правописания приводится стихотворение Г. Державина из Московского журнала 1792 года, изданного Карамзиным.

ВИДЕНИЕ МУРЗЫ

На темноголубом ефире

Златая плавала луна;

В серебрянo свo порфире

Блистаючи, с'высот она

Сквоз окна дом мo освесчала...

Значки должны были заменять упраздненные буквы:

й, ъ, ь.

Истории этой мистификации был посвящен в 1928 году специальный доклад в Ленинградском обществе библиофилов.

Автором книжки был брат лицейского товарища Пушкина литератор П. Л. Яковлев, придумавший себе псевдонимы: "покойный Клементий Акимович Хабаров" и "отставной корректор". Зерно истины было, однако, в этом пародировавшем ученый труд сочинении: буквы ять, фита, а также i действительно выпали из алфавита при реформе правописания в наше время; в этом отношении автор трактата оказался провидцем.

(163)

ГЛАВЫ ИЗ ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ

Как-то в давние времена мне привелось увидеть в одном из букинистических магазинов трехтомное собрание сочинений Глеба Успенского в издании Ф. Павленкова. На первом томе была дружественная надпись Успенского писателю А. И. Эртелю. К авторским надписям я был в ту пору равнодушен и теперь сожалею об этом; сожалею я и о книге с надписью Успенского еще и потому, что несколько лет назад в мои руки попало первое издание книги А. И. Эртеля "Записки степняка" (1883) с сердечной авторской надписью Успенскому:

"Глебу Ивановичу Успенскому - любимому писателю и милому, дорогому человеку. Одному из первых, внесших свет в мою душу. А. Эртель. 14 Ноября 1883 г. Спб.".

Надпись эта, в сущности, могла бы послужить для главы об истории писательских отношений и о воздействии Глеба Успенского на творчество Эртеля.

Такой же главой из истории литературы может служить надпись Вл. И. Немировича-Данченко на экземпляре его пьесы "В мечтах". Пьеса эта, как известно, была поставлена на сцене Московского Художественного театра, шла с успехом, и автор мог бы быть довольным, но у него было свое мнение о пьесе и глубокая неудовлетворенность ею.

"В эту пьесу я отдал много-много своих лучших чувств,- написал он на экземпляре книги Е. Ф. Цертелевой. А пьеса не задалась! Не знаю, что случилось. Я думаю, что театр вырвал ее у меня, когда мне надо было еще переписать ее поперек. А может быть, надо было бы после первых трех действий написать еще два?..

(164) Чехов говорил мне, что в пьесе мало "житейской пошлости". А я этого и хотел" т. е. пошлости оч. много, но вся она не на вульгарном языке пошлости, а на языке "мечтаний"... ВНД".

Конечно, эти мужественные строки Немировича-Данченко помогут будущему историку театра, обратившемуся к постановке "В мечтах" на сцене Художественного театра, положить в основу именно эту самооценку автора, более достоверную, чем любые толкования со стороны. Я перепечатал эту надпись и отдал ее в Музей Художественного театра, где она сможет занять место рядом с другими документами по его истории.

"МОСКОВСКИЕ СКАНДАЛЫ И БЕЗОБРАЗИЯ"

Книг о Москве написано множество. Представители каждого поколения оставляли воспоминания о годах своей юности, прошедшей в Москве, о московской общественной, литературной или театральной жизни. Так, "Записки современника" С. П. Жихарева помогают нам познать литературно-театральную жизнь Москвы первой четверти девятнадцатого века, их высоко ценили и И. С. Тургенев и Л. Н. Толстой. А без "Литературных воспоминаний" И. И. Панаева или "Воспоминаний" А. Я. Панаевой нельзя было бы представить себе литературную жизнь Петербурга времен "Современника", да во многом и жизнь его редактора - Н. А. Некрасова.

Книги такого рода занимают почетное место в истории литературы, но ним изучают эпоху, на них ссылаются в исторических и литературоведческих работах. Но есть и (165) другие книги, связанные с бытом того или другого города, с его жизнью в ту или иную эпоху; книги эти написаны неведомыми людьми; в истории литературы авторы этих книг не значатся, и если о книгах этих вспоминают, то лишь как о библиографической редкости или курьезе. Но книги эти, однако, приоткрывают забытые страницы, не связанные ни с историческими или социальными событиями; они просто напоминают о том, что составляло предмет забот, развлечений, малых утех множества простых людей, а иногда, не преследуя обличительных целей, книжки эти, однако, дают представление о разгуле и бесчинствах купеческих сынков или о нравах городского мещанства.

В 1836 году в Москве вышла маленькая, давно затерявшаяся во времени книжка под странным названием:

"Взгляд на московские вывески". Автор ее - Федор Дистрибуенди - никому не известен; имени его не найдешь в словарях. Книжка посвящена описанию, притом весьма образному, московских вывесок сороковых годов прошлого века. Очень подробно и достоверно Дистрибуенди сообщает, как выглядели вывески табачных лавок, портных, сапожников, трактиров и рестораций, булочников, повивальных бабок, часовщиков, питейных домов, аптек. "Два золотых самовара, стоящих по краям вывески и посреди их стол, покрытый белою скатертью с чайниками и чашками, расположенными в разных группах; а над столом надпись золотыми буквами: ресторацыя, означают вам однообразие трактирных вывесок". Или: "...На продолговатом четвероугольном листе посредине красуется большой вызолоченный крендель, лежащий вдоль вывески; на нижних углах листа по хрустальной вазе, которыя наполнены разными принадлежностями булочного мастерства: сухарями, крендельками, бисквитами, а под кренделем между вазами имя и фамилия булочника".

Если обратиться к первой части "Мертвых душ" Гоголя, к прогулке Чичикова по улицам губернского города, то описание вывесок весьма походит на некоторые описания Дистрибуенди. Гоголь всегда подбирал не только народные словечки и песни, но и приметы быта; по своей манере и изображению автор "Взгляда па московские вывески", возможно, и расположил к себе Гоголя точностью: Гоголь любил в описаниях точность. Кстати, о книжечке (166) Дистрибуенди поминает в этом смысле и один из биографов Гоголя.

Весьма возможно, что это действительно так и Дистрибуенди сослужил службу великому писателю, оставив тем самым и свой след в литературе, хотя бы косвенный и неприметный. Но и помимо этого книжечка Дистрибуенди воскрешает вид московских улиц в ту далекую пору, когда по ним ходили Пушкин и Гоголь, и если бы для какой-нибудь театральной постановки нужно было воскресить внешний вид Москвы тридцатых и сороковых годов прошлого века, то и в этом случае книжка "Взгляд на московские вывески" сослужила бы службу.