Проснись, Рапунцель (СИ) - Карпо Катти

Даже жаль, что Даня уже переросла период, когда все можно было решить простецким девчачьим визгом. Теперь разум брал верх.

От щелчка пальцами у самого лица Яков вздрогнул и приоткрыл глаза. Длинные ресницы затрепетали.

– Лапонька, убери свои лапоньки, – вкрадчиво попросила Даня.

Яков сонно сощурился и передвинулся. Его рука скользнула дальше по животу Дани, и пальцы подцепили край ее штанов.

Все это, конечно, получилось случайно. Однако разум больше не желал брать верх.

– М?

– Грабли, говорю, убрал!!

Яков подскочил так, будто его разом ужалило с десяток пчел. Мальчишке очень повезло, что окно в комнате располагалось высоко, а иначе угол подоконника не упустил бы возможность поприветствовать его затылок. Но все закончилось вполне невинно. Яков вжался спиной в стену, мимоходом задев макушкой край свисающей с подоконника папки. Папка, в свою очередь, слегка подвинула ночник.

Оценив ошалелый и встопорщенный после сна вид Принцессы, Даня философски рассудила, что во всем нужно находить хоть капельку хорошего. К примеру, несмотря на бурные телодвижения Якова, ночник все-таки не рухнул на его белобрысую головенку. А ведь мог. У него, кстати, керамический корпус. Так что блондинистому кумполу пришлось бы несладко.

– Что ты делаешь в моей постели?! – После сна голос Якова отдавал хрипотцой. А еще он, видимо, подзабыл, как надо дышать, потому что вдыхал воздух ртом резко и рвано, будто его выделяли ограниченно и неравномерными порциями.

Вот это ж надо так мастерски провернуть! Вроде как и в своем доме, а все равно заработала клеймо «покусителя на честь невинных мальчиков-зайчиков». Было бы у Дани настроение получше, непременно бы одарила гостя овациями.

– Если не вдаваться в детали, то это, – Даня с каменным лицом похлопала ладонью по простыне рядом с собой, – и это, – указала на ту часть простыни, которую занимало седалище Якова, – моя постель. И что я в ней делаю, это глубоко мое дело. Очень-очень глубоко.

Яков сильнее прижался к стене. Прямо-таки распластался, как камбала по дну, и, судя по нарастающей панике во взгляде, очень жалел, что не владеет навыками мимикрии.

– Ты что-то сделала со мной?

«Обалдеть». – Даня попридержала язык, хотя очень хотелось поведать пацанчику красочную историю их веселенького ночного времяпровождения, в ходе которого она его… кхе-кхе… «сделала» и так, и эдак, и сразу пять заходов без перерывов. А что, пусть попсихует. Не одной же ей гробить нервные клетки.

Похоже, отголоски этих приятных мыслей отразились на лице Дани – возможно, она улыбнулась как-то по-особому маньячно или руками неосторожно дернула. Потому что Якову вдруг приспичило уносить ноги. Ну или что он там пытался сделать, рванув из своего сидячего положения прямо вверх?

И, конечно же, он снова зацепил макушкой злосчастную папку. Та пихнула в бок ночник, и тот закачался на самом краю.

Даня, путаясь в одеяле, качнулась вперед. Запястья врезались в стену по обе стороны от головы Якова, а пальцы соорудили над его макушкой «домик», чтобы укрыть от удара. Ночник, царапнув кожу, прокатился по ее руке и бесшумно рухнул на постель.

– Фух… было близко.

Точно, близко. И особенно эти глазищи. Может, виноват был свет, проникающий сквозь мутное оконное стекло, или захлестнувшие его эмоции, но глаза Якова утратили оттенок зелени и теперь были полупрозрачными с мелкими расплывающимися по радужке голубоватыми пятнышками.

Даня практически прижала Якова к стенке. Как бесхитростный коллекционер пришпиливает к картонке радужную бабочку. Или как бугай зажимает в уголке приглянувшуюся ему симпатюлю. Ей стоило преодолеть всего пару сантиметров, и губы могли бы коснуться бледной впалой щеки. И может даже добраться до уголка нежных бледно-розовых губ. И было бы приятно пройтись пальцами по снежно-белому выпирающему плечу, с которого вновь сползла футболка…

«Ё-моё, да он феромонами фонит на километр вокруг», – ужаснулась Даня, но пялиться не прекращала. Если гаденыш даже после сна казался образчиком наивысшего эстетического любования, то страшно подумать, как он выглядел в обычном состоянии.

– Надо пришпилить тебя к стенке ниндзюцу и шарахнуть банкаем, – выдавила Даня, с трудом заставляя ладони отлипнуть от обоев и освобождая Якова из кольца своих рук.

Напряженное выражение на лице Якова сменилось любопытством.

– Ты мне угрожаешь? – неуверенно спросил он.

– Да ни в жизнь. Всякими напрягами не занимаюсь. – Не объяснять же Принцессе, что она понахваталась таких словесных конструкций с подачи Лёли и его ежедневной порции японских мультяшек.

На заверения Яков никак не отреагировал. Хотя его взгляд выдавал крайнюю заинтересованность. Даня проследила за возможной траекторией его проникновенных зырканий. Ее майка задралась, обнажив живот. А этот мелкий упырь беззастенчиво пялился на ее оголившийся живот.

Возмущенно засопев, Даня быстро оправила майку, потянув края ближе к поясу. Взгляд Якова немедленно переместился в район ее груди. Из-за смещения ткани декольте перестало быть скромным и стало демонстрировать больше плавных линий, а еще выпуклостей и углубление ложбинки.

Если ранее Даня не находила в своем теле ничего выдающегося – ни сексуальных изгибов, ни грации, ни женственности, а грудь воспринимала по типу «один мешочек на пенечек – вот и вышел бугорочек», – то сейчас полюса ее восприятия резво подпрыгнули и сменили местоположение. То, что раньше казалось несущественным, внезапно прорвалось на первый план. Ощутимой затрещиной по затылку пришло осознание того, что кто-то здесь девушка, а кто-то парень. Неважно, что границы половой принадлежности безбожно затерты. Они вместе. В одной постели. И еще ни один из ее бывших не пялился на нее с таким цепким вниманием, даже когда она была обнажена по пояс. А этот изучал ее, словно картинку эротического содержания.

Ну, хорошо, возможно, или даже на сто процентов точно, что в мыслях мальчишки не было и намека на что-либо эротическое. Но Дане все равно было жарко.

«Он же мальчишка. – Даня скомкала перед собой одеяло в попытке укрыться от пытливого взгляда. – В нем, блин, женственности в сотню раз больше, чем во мне. Она у меня вообще нулевая. Чего я разнервничалась? У нас тут девчачья вечеринка. Веселье в самом разгаре. Еще чуть-чуть и будем друг другу ногти малевать».

– Собираться надо. – Она огляделась, не зная, за что браться в первую очередь. Предстоящие утренние сборы еще никогда не казались настолько тяжелыми.

– Я хочу какао.

Из уборщицы в служанку. Как славно, что всего через пару часиков этот упыреныш исчезнет с ее горизонта.

Даня, следя за тем, чтобы не мелькнуть ненароком какой-нибудь обнаженной частью тела, принялась спасать ноги от пут одеяла.

– Дань, – донесся из коридора приглушенный голос Киры. – У Геры с Лёлей классные часы. Я их отведу пораньше.

Шуршащие шаги, – братец любил по утрам напяливать шлепки, – приблизились к двери.

Дверь. С замком. Но у Дани не было привычки запирать ее, делала она это крайне редко.

Не озаботилась она этим и вчера вечером.

Эта встреча должна была состояться по-другому. Совершенно не так.

– Я не одета!

Очертив телом эффектный полукруг разворотом, Даня попыталась спуститься на пол, забыв, что так и не избавилась до конца от одеяла. В последний момент она накренилась, ища за что бы зацепиться, однако хорошую опору обещал ей только пол. Но лишь после болезненной встречи.

В ее запястье вцепилась рука. Яков рванул вперед с явным намерением помочь, вот только на жгучее прикосновение кожи к коже Даня отреагировала совсем не так, как должна поступать благодарная спасаемая. Он потянулся к ее талии, чтобы удержать, а она со всей дури пихнула его свободной рукой в грудь –  подальше от себя. Яков, не ожидавший отпора, тоже потерял равновесие, и они с грохотом рухнули на гостеприимно ожидавшие их внизу диванные подушки.

– Спасибо за завтрак… – Кира замер в дверном проеме.