Пинг-понг пачкой баксов - Александр Чернов

Как всегда здесь было оживлено, гремела музыка, то и дело подъезжали и отъезжали автомобили, подвозя голодных путешественников и увозя сытых. Первые с усталыми злыми лицами направлялись от стоянки к облюбованной ими столовой, вторые, разморенные и осовелые, медленно двигались в обратном направлении. И такой круговорот здесь можно наблюдать в любое время дня и ночи.

На стоянку заезжать не стали, припарковались у одной из столовой, чем вызвали косые взгляды обслуживающего персонала. Однако связываться с вышедшими из "Москвича" людьми никто не стал — уж больно вид у них был грозный, как у членов семьи дона Корлеоне, прибывших на разборку с конкурирующим кланом. Компания хлопнула дверцами и направилась через дорогу к скоплению машин.

На том месте, где два дня назад был припаркован "Мерседес", стояла "Сетра" — большой комфортабельный автобус. За ним — грузовичок, доверху загруженный коробками с фруктами. Майя живо представила тот злополучный день, "Мерс", стоявший вместо "Сетры", и Офу, идущую от автобуса к киоску за газетой, а затем в через дорогу в магазин — и вот Григорян уже возвращается с газетой в одной руке и бутылкой "Фанты" в другой.

— Если деньги украла Офа, — заявила Майя, останавливаясь в проходе между "Сетрой" и грузовичком, — то спрятать она их могла по маршруту — киоск — магазин — автобус.

— Это-то понятно, — уныло сказал Киданов и долгим взглядом окинул одинокий киоск, гладкую, площадку вокруг него и магазин через дорогу. — Только где же она могла их спрятать?

— У преступника мозг изощренно работает, — со знанием дела объявила Ли. — Это я вам как человек, изучавший психологию, говорю. Раз сумел он деньги из сейфа утащить, сумел и спрятать… Пошли! — и Майя шагнула по направлению к киоску.

Свита Ли двинулась следом. Дорога к киоску интереса не представляла, поскольку постольку пролегала по идеально ровной заасфальтированной площадке, на которой, спрятать что-либо было невозможно. А вот киоск дело другое. Самый обычный, газетный, какой можно встретить на любом углу любого города постсоветского пространства, он стоял на двух тротуарных бордюрах из железобетона, вмонтированных в асфальт и представлял, если не идеальное то вполне подходящее место для временного тайника. Торговали в киоске всем тем, что может пригодиться путешественнику в дороге, начиная от газет и журналов и заканчивая красочно оформленными пакетиками с презервативами.

Завидев процессию, киоскер — седой благообразный старик — пригнулся, чтобы лучше видеть из-за развешенного за стеклами товара потенциальных покупателей, и, угодливо улыбаясь заученно заговорил:

— Газеты, журналы, кроссворды, сканворды, детективы, сигареты…

Призывы старика компания проигнорировала. С видом комиссии, прибывшей на приемку сдаваемого в эксплуатацию строительного объекта, она обошла киоск, разглядывая обшивку. Доски были подогнаны и прибиты на совесть — наспех не отдерешь и ничего за них не спрячешь. А вот под днище можно. Разделились на две группы по два человека, встали с двух сторон киоска на четвереньки и принялись выгребать из-под днища мусор, заметенный туда дворниками и занесенный ветром. Шухрат ни в одну из групп не вошел. Он стоял в стороне, скрестив на груди руки, с брезгливым выражением на лице, явно желая всем своим видом показать, что подобная работа не для него. Киоскер же, не понимавший что происходит, а потому на всякий случай, не выходивший из своего убежища, и тем не менее, возмущенный действиями людей, бросался от одной витрины к другой, размахивал руками и что-то беззвучно кричал. Когда Майе надоел мечущийся старик, ужасно похожий в своем киоске на обезумевшего в рубке рулевого, идущего на дно корабля, она громко сказала одно только слово:

— Санэпидемстанция!

Этого оказалось достаточным для того, чтобы старик враз успокоился, сник и сел, стараясь казаться как можно неприметнее за прилавком. А Ли, Авиров, Бантикова и Киданов продолжали работать. Наконец через пятнадцать минут усилиями двух групп завал мусора под киоском был разобран. Чего там только не оказалось: пустые пластиковые и стеклянные бутылки, пачки от сигарет, два старых детских ботинка, рваная детская майка, истлевшие носок, прошлогодние прелые листья, обрывки газет и прочий сор. Денег не было.

— Осмотрим крышу! — раздосадованная Майя встала с коленей и отряхнула джинсы. — Кто полезет?..

Все, не сговариваясь, посмотрели на Шухрата.

— А почему это я?.. — заупрямился тот.

Ли недобро усмехнулась:

— А ты бы хотел, чтобы я полезла?.. Клоунаду устроила, да? Давай, давай, парень, лезь!

Сколько Шухрат не артачился, его все равно заарканили, как дикого горного козла и Киданов с Авировым взгромоздили Камалова-младшего на плечи.

— Ну, что там? — полюбопытствовала Ли.

Шухрат подслеповато сощурился, разглядывая крышу, и медленно сказал:

— Валяется там какой-то сверток в целлофане…

Сердца четырех стоявших на земле людей на мгновенье замерли, а затем застучали с новой силой — гулко, тревожно, радостно. Свершилось самое настоящее чудо. Еще не смея поверить в подвалившее счастье, Майя запинаясь и заикаясь попросила:

— Шу… Шурик, по-одай, по-ожалуйста, п-пакет!

Бантикова ничего не сказала, она с благоговением, как на святого, смотрела на вознесенного к небу Шухрата. По ее щеке катилась слеза. А к уставшим держать Камалова-младшего Киданову и Авирову вдруг вернулись силы. Подобно древним грекам, несущим на триумфальном шествии на плечах богиню Нику они по указанию Шухрата обошли киоск и приблизились к нему с той стороны, откуда парню было легче всего достать находку с крыши. Однако при первом же взгляде на нее стало ясно, что это совсем не то зачем отправились в путь путешественники. Сверток, который Майя взяла из рук, Камалова, был пыльным, с высохшим хрупким целлофаном, свидетельствовавшем о том что он не один месяц пролежал под палящими лучами солнца. Майя развернула пакет. В нем оказались два превратившихся в сухари ломтика хлеба, а между ними кусочки заплесневевшего, а потом высохшего сыра.

Разочарование, испытанное членами поисковой экспедиции не поддается описанию. Еще несколько мгновений назад воодушевленные, взволнованные, готовые разразиться бурной победной радостью, они сникли, высохли, словно из каждого из них разом огромным шприцем выкачали все соки. Камалов немедленно и бесцеремонно был сброшен со своего пьедестала.

— Ты что, сопляк, издеваешься, да?! — заорал на парня Авиров. — Чуть инфаркт не хватил! Неужели ты с самого начала не видел что пакет этот на крыше не день и не два, а целый год лежит, истлел весь!..

Камалов презрительно оттопырил нижнюю губу.

— Видел.

Холеные усики Авирова торчали как два обоюдоострых клинка.

— Так какого же ты черта сразу об этом не сказал?

— Покататься на ваших плечах хотел, — фыркнул Шухрат. — А вообще-то, я вижу плохо. Меня спросили что лежит, я сказал. Попросили достать, я достал. Чего вам от меня еще нужно?..

— От такого придурка как ты, — заявил Авиров с пафосом, — ничего! — Обманутый в надеждах он явно срывал на Шухрате злость.

— Не ругайтесь, мужики! — принялась Майя успокаивать разгорячившиеся стороны. — Спокойно, Рустам!.. У нас в запасе еще магазин есть. Идемте к нему.

Ли положила на кучу мусора сверток с засохшими бутербродами и направилась через дорогу к магазину, которым заканчивался каскад столовых. Потянулись за Майей и остальные.

Вход в магазин находился в торце одноэтажного, облицованного плиткой — под белый кирпич — здания. Две ступеньки, две, настежь открытые створки стеклянных дверей, две большие музыкальные колонки по обе стороны от них. Они-то и являлись источником звука — гремевшей на всю округу музыки. Очевидно, хозяева магазина приторговывали, ко всем прочим товарам, еще и аудиокассетами и таким вот образом рекламировали свой товар.

— Девять заповедей я, ай да я! — пел солист группы "Лесоповал" Куприк Сергей.

Соблюдаю без вранья, без вранья.

А десятая не прихоть, а десятая не прихоть, а десятая не прихоть, а профессия моя!

— Не предавай! — подхватывали голоса других участников группы, а Куприк отвечал:

— Не предавал!

— Не убивай!.. — Не убивал!..

— Не пожалей!.. — Отдам последнюю рубаху!

— Не укради!.. — Вот тут я дал!.. Вот тут я дал!.. Пожалуй, маху!

Песня звучала насмешкой для истерзанных, исстрадавшихся душ Майи и ее клиентов, порядком уставших от веры и безверия, взлетов и падений, измотанных поисками и погоней за призрачной сомнительной удачей. Эх, Фортуна, Фортуна, улыбнешься ли ты им когда-нибудь или так и будешь скалиться из-за угла и исчезать каждый раз, когда они до этого угла доберутся?..

Гурьбой ввалились в магазин. Так и есть — сразу у входа на столе стоял ящик с аудиокассетами, а за ним на полках на стене расставлены и видеокассеты. Их можно брать под залог для просмотра по видеомагнитофону в автобусах дальнего следования. Здесь также торговали всем тем, что может пригодиться путешественнику в дороге… но (за исключением кассет) для желудка. В общем-то, магазин как объект, где можно спрятать деньги, никудышный. Бетонный пол, гладкие стены, да продавец, волком смотрит на покупателей, следит, кабы кто бы, чтобы да не стянул бы. Нет, Офа тайник здесь вряд ли устроила. На всякий случай, для очистки совести компания внимательно оглядела пол, стены и витрины, будто невзначай заглянула за занавески на окнах, а Майя, отойдя в дальний угол помещения, даже бросила взгляд на привинченный к потолку вентилятор, в слабых потоках которого нежились сонные мухи. Нигде ничего похожего на пакет с деньгами. На всякий случай поинтересовались у продавца, подозрительно поглядывающего на странных посетителей, не оставляла ли у него три дня назад чернявая женщина какой-нибудь пакет и, получив отрицательный ответ, компания покинула магазин.