Предводитель волков - Александр Дюма

Он напоминал черного скарабея, ножки которого так мало соответствуют панцирю, что кажется, будто он катится, а не идет.

Но при этом выражение его лица было таким веселым, выпученные глаза светились такой добротой, что к нему невольно тянуло; чувствовалось, что этот славный толстяк постоянно занят поисками любых возможных способов приятно провести время и не станет искать ссоры с ближним — этим загадочным и непонятным существом.

Услышав, как бесцеремонно его подруга обошлась с Тибо, человечек пришел в отчаяние.

— Потише, госпожа Маглуар, потише, госпожа бальи! — сказал он, сумев в этих немногих словах сообщить стоявшим рядом свое имя и звание. — Потише! Вы сейчас сказали очень гадкое слово бедному парню, который больше вас огорчен этим происшествием.

— Что же, господин Маглуар, — ответила дама, — я что, поблагодарить его должна за то, что он совсем измял и испортил мое красивое голубое шелковое платье, не говоря уж о том, что он отдавил мне мизинец на ноге?

— Прошу вас простить мне мою неловкость, благородная госпожа, — сказал Тибо. — Когда вы обернулись, ваше прекрасное лицо ослепило меня, словно луч майского солнца, и я не видел, куда наступил.

Это был достаточно ловкий комплимент для человека, все общество которого вот уже три месяца составляли двенадцать волков.

И все же на красавицу он произвел весьма слабое впечатление, если судить по тому, что в ответ она состроила презрительную гримаску.

Несмотря на приличную одежду Тибо, она верно оценила его положение в обществе с той странной проницательностью, которой в подобных случаях отличаются женщины из всех сословий.

Толстяк был более снисходителен, он захлопал в пухлые ладошки, оставшиеся благодаря позе его жены совершенно свободными.

— Браво! — воскликнул он. — Браво! Точно подмечено, сударь: вы умный человек, и к тому же, по-моему, умеете обращаться с женщинами. Душенька моя, я надеюсь, вы тоже оценили комплимент; докажем этому господину, что мы не держим на него зла, как и полагается добрым христианам, и пригласим его, если он не слишком далеко живет и мы не очень далеко уведем его от дома, отправиться вместе с нами распить бутылочку лучшего из старых вин, за которой пошлем Перрину.

— О, узнаю вас в этом, метр Непомюсен: для вас хорош любой предлог, лишь бы поднять бокал, а если случай не представляется, вы ловко отыщете его где угодно. Между тем, господин Маглуар, вам известно, что доктор запретил вам пить вино между обедом и ужином.

— Это правда, госпожа бальи, — согласился метр Непомюсен. — Но он не запрещал мне быть учтивым с милым молодым человеком, каким показался мне этот господин. Будьте великодушны, Сюзанна! Перестаньте ворчать: вам это не к лицу. Черт возьми, сударыня! Тот, кто не знает вас, подумает, что мы не можем себе позволить купить еще одно платье. Чтобы доказать господину обратное — если вы уговорите его пойти с нами, — я дам вам, как только вернемся домой, денег на тот нелепый шелковый наряд, который вам так давно хочется купить.

Это обещание подействовало чудесным образом. Гнев г-жи Маглуар мгновенно утих, и, поскольку рыбалка заканчивалась, она с менее враждебным видом оперлась на руку Тибо, предложенную ей, надо сказать, довольно-таки неловко.

Ну а он, совершенно очарованный красотой дамы, из нескольких слов, которыми она обменялась с мужем, заключил, что дама была женой бальи, и гордо двинулся вперед, разрезая толпу с таким решительным видом и так высоко задрав голову, словно отправлялся добывать золотое руно.

И в самом деле, он, жених бедной Аньелетты, отвергнутый поклонник прекрасной мельничихи, не только мечтал о радостях любви, но подумал и о чести быть любимым женой бальи, и о пользе, которую он может извлечь из этого случая, такого неожиданного и вместе с тем такого желанного.

Впрочем, поскольку г-жа Маглуар была не только очень задумчива, но и очень рассеянна, она беспрестанно смотрела то вправо, то влево, то вперед, то назад, беседа совсем замерла бы по пути, если бы замечательный толстячок, бежавший рысцой то рядом с Тибо, то рядом с Сюзанной, переваливаясь, словно утка, возвращающаяся домой с полным брюшком, не взял все на себя.

Погруженный в расчеты Тибо, замечтавшаяся Сюзанна, семенящий, болтающий, отирающий поминутно лоб батистовым платком бальи — все они пришли в деревню Эрневиль, в полульё с небольшим от прудов Пудрона.

Именно в этой очаровательной деревушке, расположенной между Арамоном и Боннёем, всего в пяти или шести ружейных выстрелах от замка Вез, жилища сеньора Жана, и обосновался метр Маглуар.

XI

ДАВИД И ГОЛИАФ

Пройдя через всю деревню, они остановились перед красивым домом у развилки дорог — на Арамон и на Лонпре.

Толстяк, с истинно французской рыцарской галантностью, в двадцати шагах от дома забежал вперед, с неожиданным проворством поднялся по пяти или шести ступенькам крыльца и, приподнявшись на носочки, сумел дотянуться до звонка.

Правда, взявшись за него, он дернул так, что было ясно: вернулся хозяин.

В самом деле, это было не только возвращение, но и торжество. Бальи привел гостя к обеду!

Дверь открыла чистенькая нарядная служанка.

Бальи шепнул ей несколько слов. Тибо, обожавшему хорошеньких женщин, но вместе с тем не презиравшему и вкусный обед, показалось, будто хозяин заказывает Перрине блюда.

Затем, повернувшись к гостю, судья сказал:

— Добро пожаловать, дорогой гость, в дом бальи Непомюсена Маглуара!

Тибо почтительно пропустил вперед хозяйку и вслед за толстяком вошел в гостиную. Там башмачник допустил оплошность.

Лесной житель, не успевший еще привыкнуть к роскоши, не сумел скрыть восхищения, вызванного обстановкой дома бальи.

В первый раз Тибо видел шелковые узорчатые занавеси и позолоченные кресла.

Ему казалось, что только король и, может быть, его высочество герцог Орлеанский могли иметь такие кресла и такие занавеси.

Тибо не замечал, что г-жа Маглуар за ним подглядывает и от ее внимания не ускользнуло наивное восхищение башмачника.

Все же, глубоко поразмыслив, она, казалось, стала смотреть более благосклонно на навязанного ей метром Маглуаром кавалера.

Она постаралась смягчить суровый взгляд своих черных глаз.

Но она все же не так далеко зашла в своей любезности, чтобы уступить настояниям метра Маглуара: толстяк желал заставить ее налить гостю шампанского, вкус и букет которого таким образом улучшится.

Как ни уговаривал ее высокопочтенный супруг, г-жа бальи отказалась и, сославшись на вызванную прогулкой усталость, удалилась в свою комнату.