33 мгновенья счастья. Записки немцев о приключениях в Питере - Инго Шульце
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кто это?»
Вера Андреевна была уже рядом, взяла очки со столика у его подушки и заложила дужки ему за уши.
«Смотри-ка, дорогой, Алексей Сергеевич Анухин, твой любимец, а эти розы — мне!»
Семен поднял голову с подушки. Он откинул одеяло и перебросил длинные ноги на ковер. Вера Андреевна помогла ему сесть.
«Алешенька!» — Семен боролся с отрыжкой. Алеша ждал, пока он поправит махровый халат, надетый поверх пижамных брюк. Вера Андреевна так подставила шлепанцы ему под ноги, что ему оставалось лишь сунуть в них пальцы и, держа попеременно одну ногу перед другой, постукивать по ним, пока пальцы не продвинутся до самого носка.
Они молча приветствовали друг друга. Только когда Вера Андреевна с розами в руках вышла из комнаты, Алеша присел на корточки, обхватил руки Семена, прижал их к губам и чуть не заплакал. Семен поцеловал его в лоб.
«Три года, Алешенька, целых три года», — Семен отнял у него руки, чтобы продвинуться вперед.
«Ну-ка, встань!» — он провел рукой по волосам своего ученика. Алеша остался сидеть на корточках.
«Возьми себе стул, или не надо, мы сядем вот сюда…» — Семен указал на стол и плотно сжал губы. Снова отрыжка застряла у него в горле.
Алеша не знал, что ему делать. Он так хотел сказать: «Прости!» Но в чем ему себя винить? Он звонил Семену, написал ему. Пока Алешина мать не переехала из Петербурга к ним в Харьков, визиты были само собой разумеющимися.
«Ты доставил ей большую радость, дорогой, иди садись сюда», — сказал Семен и встал.
«У меня есть еще кое-что!» — Алеша похлопал по светлой сумке. Сейчас можно было и улыбнуться. Семен почуял водку. На круглой подставочке с символом X Всемирного фестиваля в Берлине 1973 года стоял стакан, точно посередине его перетягивала черная резинка.
Семен ногтями открыл дверцу буфета, взял бутылку со стола и задвинул ее за другую дверцу. Руки его дрожали, когда он захватил пальцами два зеленых граненых стакана. Он закрыл дверцу и придавил ее коленом. Стекло и фарфор доверительно задребезжали в ответ.
«Ладно, ладно!» — движением плеча он уклонился от Алеши, вставшего, чтобы обнять его.
Они сидели молча, когда Вера Андреевна внесла вазу с тремя качающимися розами.
«Ничего подходящего не нашла», — сказала она, словно бы самой себе, и снова ушла на кухню. Семен сорвал жестяной колпачок с бутылки и налил.
«За тебя, дорогой мой».
«За тебя, Семен».
Они выпили. Семен снова налил.
«Я все время ловлю сон, — сказал он после паузы, — стал прямо настоящим охотником!» Он засмеялся и несколько раз тряхнул головой.
«Как у тебя дела, Семен? Ты здоров?»
«О чем ты говоришь. Здоров, болен, какая разница. Я не жалуюсь».
«Я слышал, ты много лежишь».
«Ты слышал?»
«Ты сам сказал по телефону».
«Лежать удобнее, чем сидеть. Что там скажешь по телефону».
«А что?..»
«…Ничего» — Семен выпятил нижнюю губу, большую, слегка голубоватую, и выворачивал ее до тех пор, пока его рот не превратился в комок светло-красной плоти.
Алеша не знал, о чем спросить, и чувствовал, как его прошибает пот.
«Раз ты ночью не спишь, то днем чувствуешь себя усталым», — произнес он наконец.
«Я не чувствую усталости, в том-то и дело».
«И поэтому…» — Алеша пощелкал правым указательным пальцем по шее и попытался улыбнуться.
«Оставь…» — Семен повернулся к столу, так что их колени больше не касались друг друга.
Алеша покраснел.
«Давай-ка, Алешенька, выпьем за нашу встречу», — подбодрил его Семен и поднял свой стакан двумя пальцами. Водка из обоих стаканов выплеснулась на белую вязаную скатерть.
Алеша провел рукой по лбу.
«Семен, — выдавил он с трудом, — Семен, единственное, что я хочу тебе сказать, так это, что я тебя люблю. — Алеша точно знал, как он теперь выглядит. Он сказал правду. — Нам надо только заново привыкнуть друг к другу, понимаешь, что я имею в виду?»
Семен не ответил и снова наполнил стаканы.
«Тогда выпьем за то, чтобы привыкнуть друг к другу».
Водка снова пролилась на скатерть. Алеша проткнул пальцем вязаный цветок, чтобы стереть каплю.
«Ты все один?» — спросил он.
«Порядок. — Семен барабанил ногтями по пустому стакану. — Ваза не для этих роз, — сказал он, не повернув головы. — Пару дней назад они написали об Антоновой. Помнишь? Эту, с выдачи книг? В „Ведомостях" поместили».
«…Я уже сто лет не был здесь», — Алеша облокотился о стол скрещенными руками. Перед ним стоял пустой стакан.»
«Антонова регулярно приходит ко мне. — Семен все еще не отводил глаз от вазы. — Ты не читал?»
Алеша покачал головой.
«Она приходит, как получится, один или два раза в месяц, когда Вера у своей сестры».
«Она тебе помогает?»
Семен рассмеялся: «Она мне помогает, да-да. У нее с собой папка с журналами, чтобы просматривать их, когда она залезает под стол. И еще Мусоргский или Глинка вдобавок», — Семен просвистел пару нот.
«Под стол?»
«А куда же еще? Видеть ее в этот момент мне вовсе не хочется. Иногда я читаю, тогда это длится дольше».
Алеша оцепенело смотрел на Семенов профиль.
«Я даже думаю, что она сначала выплевывает свои вставные зубы. — Он засмеялся и, откидываясь на спинку стула, провел ладонями по вязаной скатерти до края стола. — «Ведомости» даже имени ее не изменили. Сыграем?» И тотчас же оба встали. Ручка двери несколько раз дернулась, прежде чем Вера Андреевна локтем открыла ее. Она вошла с подносом. Семен вытащил из-под стола справа от себя стул и достал шахматную доску, нагнулся за пластмассовой коробочкой, вытряхнул фигуры. Они были слишком малы для доски. Потом зашаркал в ванную. Вера Андреевна суетилась у стола.
«Ну как жизнь?»
«Если бы вы знали, Алексей Сергеевич, как мы страдаем, ведь это не жизнь! — Она положила крышки от банок с вареньем, перевернув их, на поднос. — Но главное, он, он так страдает, Алексей Сергеевич, помогите ему!» Двумя руками она держала пустой поднос.
«А вы, вы от того же страдаете, Вера Андреевна?»
«Иногда мне кажется, что все это дурной сон. Я не могу к нему привыкнуть, Алексей Сергеевич. Когда мы говорили о том, что социалистическая государственная система — только первый шаг в нашем наступлении на капитализм, то для меня это было своего рода признанием наших заслуг, словно нам хотели сказать: борьба продолжается, вы — передовой отряд, знамя теперь в ваших руках, все зависит от вас. И вдруг разом все меняется — всюду реакция поднимает голову, а для нас больше и места нет, и все было напрасно? Он так страдает из-за этого. Помогите ему, умоляю вас, Алексей Сергеевич, помогите ему и нам обоим, скажите, что все было не напрасно и что борьба продолжается, умоляю вас, Алексей Сергеевич!»
«Ладно, Вера Андреевна. Но и вы должны мне кое-что обещать, — он прочистил горло и скрестил руки на груди, — вы и сами должны оставаться мужественной, не опускать знамени. Все зависит от вас, даже больше, чем раньше, вы же это знаете, Вера Андреевна!»
Пока Алеша был один в комнате, он прошел вокруг стола, касаясь спинок стульев, как перил, и по старой привычке остановился перед Семеновым письменным столом.
Как часто он садился здесь на корточки, чтобы не пропустить ни одной книги, которые штабелями громоздились вокруг. Раньше он вытаскивал вложенные в них конспекты и выписки, статьи и доклады, чтобы потом незаметно засунуть их назад. От всего этого остались лишь настольная лампа да пресс-папье, будто Семен уехал из меблированной комнаты.
Алеша уже второй раз обходил стол. Он не нашел ничего, что можно было взять в руки. Даже газеты не находилось. Лишь шахматы, стакан для воды с черной резинкой и старая подставка напоминали об обитателе. Перегнувшись через спинку стула, он расставил фигуры и сел.
«Угощайся, дорогой мой, — сказал Семен, закрыл за собой дверь и накрыл широкой ладонью выключатель. — Так — или лучше так — или пусть оба горят?»
Два матово-желтых шара светились над столом, отражаясь в маленьких тарелочках. Под стеклянным чайником мерцало пламя свечки.
Вместо махрового халата на Семене была его темно-зеленая вязаная кофта поверх пижамы. От него пахло мылом и уборной. Не садясь, он протянул блюдо, с которого Алеша взял печенинку, украшенную каплями варенья. Но Семен ссыпал Алеше полблюда печенья и налил чаю. На секунду Алеша закрыл глаза.
«Семен, скажи, пожалуйста, — он мучительно выдавливал из себя слова, будто должен был каждое заново сам придумывать. — При нашей…»
«Что, Алешенька? — Семен перегнулся через стол и поцеловал его в губы. Потом стал пить. — Что еще говорить? Ты и сам все лучше знаешь! Про Антонову ты теперь тоже знаешь! А смогу ли я ей и дальше платить, когда она стала такой знаменитостью…»
«Что я знаю лучше?» — спросил Алеша и пригубил из стакана, словно по обязанности.
Семен поставил свою чашку на блюдце. «Почему ты делаешь вид, что ничего не произошло?»
