День назначенной смерти - Алексей Макеев

– Ты в порядке? – подлетел к Маринке.

Та вращала очумело глазищами.

– Ни хрена себе, папахен… А чего это было, а? Норма-альный утренник. Он ушел?

– Ты не ответила! – рявкнул он. – С тобой все в порядке?

– Ну, я же разговариваю с тобой… – она подтянула ногу, чтобы подняться.

– Черт… – он сорвал с вешалки куртку, как был, в тапочках, бросился вон.

Про риск уже не думалось. Не страдает убийца хладнокровием, не будет ждать его на улице… Он вылетел во двор и заметался. Людей и так немного возле дома, и тех убийца заставил трепетать. Пугливая девушка с коляской, закрывая грудью кровное чадо, поведала, что к подъезду подъехала белая «шестерка», вышел «самый настоящий» Дед Мороз, сунул за пояс пустой мешок (или полупустой, она не разобрала) и скрылся в подъезде. Затем быстро вышел, сел, уехал. Сам рулил, конечно, стекла-то тонированные, но спереди видать… А с какого перепуга она должна запоминать номер? Какой нормальный человек будет запоминать номер машины, пускай и с Дедом Морозом за рулем…

Примерно то же самое поведала пенсионерка из второго подъезда, выгуливающая мопса Чушку. «И вас совсем не удивило, что Дед Мороз сидит за рулем?» – осерчав, спросил Максимов. «Эх, молодой человек, – снисходительно улыбнулась пенсионерка. – В наше время разве можно чему-то удивляться? Посудите сами – разве я удивляюсь тому, что вы в тапочках? И рот у вас в зубной пасте».

Злой на весь мир, он вернулся в квартиру. Маринка как-то судорожно наводила порядок.

– Из дома ни ногой! – бухнул Максимов. – Если хочешь, посылай мне эсэмэски протеста!

– Просить будешь – не выйду, – проворчала Маринка. – Кстати, папахен, почему бы тебе тоже не посидеть дома? Обнимемся, чайку попьем, телевизор посмотрим… Эй, не ковыряй косяк, что ты делаешь? – там пуля, я уже посмотрела. Для экспертизы придется вырезать весь косяк, а нам ставить новый, кстати, давно пора…

Десять минут спустя вся боеспособная часть агентства «Профиль» была поставлена на ноги. Лохматов изучил подходы к агентству и сделал осторожное предположение, что все чисто. Вернер страховал начальника, собравшегося на работу. Подтянулась Екатерина, полагая, что за внеурочный труд получит больше. Никогда еще с такими нервотрепками он не добирался до работы. Шарахаться от любой светлой «Лады» – это чересчур. А от Дедов Морозов, коими в новогодние дни забиты все улицы, – полная шизофрения. Краткая вступительная речь – все слушали, разинув рты, и никто не смел роптать. Раздача обязанностей – Олежка, Екатерина: сбор ЛЮБОЙ доступной информации, способной послужить пищей для озарения. Вернер: отслеживание всех, проявляющих любопытство к угрюмой фигуре некоего Максимова, сопровождение в деловых и «развлекательных» поездках. Словом, одним – штопать паруса, а другим – затыкать пробоины (телами).

– Засада, в общем, полная, – почесал голову Лохматов. – Кстати, Константин Андреевич, а как насчет обещанных… мм, ну, как бы помягче выразиться…

– Денег, – подсказал Вернер.

– Ну да, – покраснел Олежка.

Екатерина облизнулась, соорудив гримасу преданной дворняжки.

– А я еще не выдал? – поморщился Максимов. Что-то с памятью его стало.

Коллеги недоуменно переглянулись.

– Знаешь, Константин Андреевич, – несмело сказал Вернер, – деньги – это такая интересная штука: то их нет, то их совсем нет. Вот, скажем, пример из простейших, у Екатерины денег нет, а у меня их совсем нет…

– И у меня, – перебил Лохматов.

– Черт, – сказала Екатерина. – Я, кажется, догадываюсь, кто из нас троих тупая блондинка.

– Хорошо, будут вам завтра деньги, – твердо пообещал Максимов. – Гонорар, увы, дома, не могу же я таскать с собой в текущих непростых условиях…

– То есть завтра нам опять надлежит прийти на работу, – зловеще стиснул брови Вернер.

– Наш начальник предсказуем, как новости Первого канала, – хихикнула Екатерина.

– Не пойдет, – отверг предложенный вариант Олежка. – Сами придем к Константину Андреевичу и будем стоять под дверью, пока он не вспомнит, что такое совесть.

На том и порешили. Не выходя из агентства, Максимов позвонил Кравцову. К трубке никто не подходил, тогда он перезвонил на мобильный. Снял хозяин аппарата – пьяный и раскисший.

– Противно слушать, Николай Витальевич, – брезгливо заметил Максимов. – Сидите там, сопли по дивану размазываете… Тьфу.

– У м-меня жена у-умерла, – обосновал Кравцов.

– Полагаете, к пьяному она вернется? Вы вообще дома?

– П-по-моему, да, – засомневался клиент.

– А почему трубку городского телефона не снимали?

– К ч-черту т-трубку… Эт-то так д-далеко, К-Константин Андреевич, н-неужели нельзя п-позвонить на сотовый?.. Н-не осуждайте меня р-ради бога, я уже т-третий день пью и, к-как вы в-верно подметили, с-сопли по дивану… Н-ни грамма врагу не оставлю… Альбины нет, В-вика с Вадимом не придут, в м-милицию снова вызывают, домработница вчера у-уволилась, п-пришла вся в слезах, с-сказала, что больше тут работать н-не может… А недавно, представляете, Константин Андреевич, – Кравцов заметно оживился и перестал спотыкаться через слово, – звонила моя Наташа… Говорит, ей очень жалко, что все так произошло… Предлагала встретиться, говорила, что ей одиноко…

– Назначила место и время встречи? – насторожился Максимов.

– Нет, – вздохнул Кравцов, – сказала, что перезвонит.

– Номер в памяти остался?

– Нету номера, Константин Андреевич… – в трубке многозначительно забулькало, – я уже проверил… С автомата, наверное, звонила…

– Сидите дома, Николай Витальевич. Никому не открывайте и на провокации не поддавайтесь. Будет время – забегу.

– М-милости просим, – обрадовался Кравцов. – Вливайтесь. Закажу вам водки…

– И блондинку, – Максимов в сердцах швырнул трубку.

По нервам беспрестанно что-то дергало. Словно гитарист пощипывал струны легким перебором: дрень, дрень… От внезапной мысли что-то захолодело в позвоночнике. Оленька звонила в новогоднюю ночь (он как раз приближался к мертвым супругам). Если с сотового, то номер остался в телефоне. Информация о вызовах… Он лихорадочно прощелкал клавиши. Обнаружив искомое, похолодел еще больше. Отрешенно смотрел на ряд цифр, означающих мобильный номер. Робко сделал вызов. «Абонент отключил телефон», – отреагировала девочка-робот.

«Тойота», на которой прибыл в этот день Вернер, пришлась очень кстати. В нее и загрузились. Пока петляли по городу, проверялись раз двадцать: не было погони. А может, и была, да стряхнули. В трущобах улицы Вертковской за три дня практически ничего не изменилось. Народу прибыло – то здесь, то там бесцельно слонялись снулые личности. Подсунуло правительство шикарную провокацию – десять дней безделья… В загадочный дом, числящийся за 29-м ЖЭУ, Максимов снова входил с неприятным чувством. Облезлый аварийный барак, продавленный пол, дерьмо под ногами, лестница для экстремалов… Он стоял на площадке второго этажа, здорово напоминающей тамбур в преисподнюю, угрюмо зыркал по сторонам. Бросил в рот пластинку зимней свежести и принялся ожидать рождения мысли.

– Не выходит? – посочувствовал Вернер.

Кто-то вошел в подъезд. Резко забилась дверь. Сердце бросилось в пятки, быстро по стеночкам. Голоса на первом этаже – сварливый женский, отрывистый мужской…

– Тьфу на тебя, командир, – устыдился Вернер, отклеиваясь от стеночки. – С тобой тут точно заикой станешь.

Осмотр квартиры опять ничего не дал. Хоть тресни, необитаемая квартира! Старые женские вещи, которые съехавшая жиличка по банальной ненужности оставила в доме. Все предельно понятно. Но Максимов упрямо ходил по комнатам, поджидая озарения, искал тайники. Поковырялся в замке с внешней стороны, посветил фонариком в замочную скважину. Запер дверь и медленно, походкой крадущейся пантеры подошел к двери 15-й квартиры, заколоченной досками. Кому понадобилось ее заколачивать?

– На меня не смотри, – сразу предупредил Вернер. – За ценными идеями – это не сюда.

Опять он бился головой в заколоченную дверь. Справляться в ЖЭУ – пустой номер; до десятого числа ничего вразумительного не скажут. Да и нет там никого. Усатая бабушка из четырнадцатой квартиры вылезла на стук и, разумеется, Максимова не узнала. У Вернера в кармане нашлись фальшивые корки ФСБ, еще там было липовое милицейское удостоверение, документ, подтверждающий членство в Обществе спасения на водах и студенческий билет строительного института, но даже этот устрашающий документ не принес пользы. Не общается бабушка с соседями. «Идите спрашивать в другом месте». Другое место находилось в шестнадцатой квартире. Замкнутый круг. Алкоголичка вспомнила «старого знакомого», однако не сразу. Синяк на серой физиономии отчасти поблек, разухабистый тельник сменила футболка с драным воротом. Заходить в квартиру не хотелось совершенно, но пришлось. Дама была в гордом одиночестве, бутылка водки в процессе осваивания. Работы нет, слезы на глазах, деньги кончаются, ухарь уволокся первого числа и до сих пор ни слуху ни духу. Другую, видимо, нашел. Как насчет пятидесяти рублей, уважаемые… «как вас там»? Увы, взамен ей предоставить нечего, разве что отдаться самозабвенно и страстно (не хотите? – ну, как хотите…). На памяти этой жилички в пятнадцатой квартире никто не появлялся, истинный крест (большой и православный). Но однажды пробовала она поддеть доску, взяла и потянула («не подумайте чего, просто так, из чистого хулиганства…), а та возьми и поддайся. На ногу свалилась. Интересно, да? Жутко интересно. Не дожидаясь разрешения начальства, Вернер также поддел доску, и она действительно вылезла. Трухлявое все. И вторая доска охотно вылезла, и третья. А за досками обнаружилась дверь, которая ни в какую не желала поддаваться. Поскольку заперта. И все это живенько попахивало статьей «Проникновение в чужое жилище», да еще при свидетелях. А беспокойство продолжало пощипывать.