Гадание на кофейной гуще - Александра Авророва

— И что значит — начать действовать? — уточнила я.

— Ну, вот, как ты сейчас. Подходишь к человеку и что-то выпытываешь. Владимир Владимирович сегодня после тебя вернулся сам не свой. Тоже скоро поссоритесь. А вчера пытала бедную Вичку. Имей в виду, банка после покойника для сглаженного самый вред. Тебе даже говорить о ней вредно, не то что искать. Если сглаженный неосторожен, то может и умереть.

— Несглаженный, подозреваю, тоже, — не выдержала я.

— Ты не шути этим, не шути. Вы, молодежь, не понимаете. Давай я телефончик-то тебе все-таки дам.

— Какой телефончик?

— Ворожеи. Она берет недорого. Несколько сеансов, и с тобой будет все в порядке. А пока поберегись, Танечка, поберегись. Никаких инициатив, никаких действий. Старайся, чтобы твоя карма поменьше пересекалась с другими кармами, потому что тебе от этого сплошной вред. И, главное, чтобы не пересекалась с кармой покойника. Он ведь и утянуть за собой может, это точно! Лучше даже о нем не думай! Впрочем, ворожея, она тебе сама все скажет. Я говорю так, примерно. Просто жалко на тебя смотреть. Маму твою жалко. Очень тебе советую — срочно позвони, срочно! Как придешь домой, сразу позвони.

От этого разговора у меня совершенно помутилось в голове. Несомненно, он был очень странен. Необычайно странен! Анна Геннадьевна, конечно, имеет свои задвиги — кто их не имеет? — однако я всегда считала ее нормальной. А настоятельный совет посетить ворожею о нормальности не свидетельствовал. Хотя, конечно, раз данная профессиональная категория так расплодилась, значит, является востребованной. Предположим, что моя коллега и впрямь верит в венцы безбрачия и порчу. Ха! Вот сними с меня этот венец, и несимпатичный мне дотоле мужчина сразу окажется достаточно привлекательным, чтобы я выскочила за него замуж. Ладно, пусть Анна Геннадьевна в это верит. Только с чего ей решить, будто я нуждаюсь в ворожее? Быть в двадцать три года одинокой — еще не преступленье. Или вывод о порче сделан на основании компьютерного вируса? Тогда почему именно я? Пострадали все. Глупость какая-то!

А ведь Анна Геннадьевна далеко не глупа. Я бы сказала, весьма умна. Знаете поговорку про обезьян? Мол, они скрывают свой ум, чтобы их не заставили работать? Примерно то же и с нею. А наблюдательность-то какая, диву даюсь! Ведь все заметила — и ссору с Галей, и с Ритой, и даже с Андреем. И беседу с Середой тоже накрутила на ус. Даже знает, в каком состоянии он вернулся. И знает, о чем я спрашивала Вику. Остальных-то я выводила под лестницу, а с Викой болтала прямо в секторе. Пожалуй, Анна Геннадьевна — самый вероятный кандидат на то, что она подслушала в свое время меня и Лильку. Ушки у нее на макушке всегда. Значит, банка от покойника для меня самый вред? И вообще следует залечь на дно и не шевелиться? Что это — предупрежденье или угроза? Она что-то подозревает и, боясь за меня, в завуалированной форме дает совет, или, являясь преступницей, пытается меня остановить? А, быть может, я делаю из мухи слона и ничего, кроме безобидного трепа, не было?

— Таня, не хотите опять прогуляться?

— А что, Юрий Владимирович, уже пять?

— Даже несколько больше. А погода все такая же чудесная.

Мы вышли на улицу.

— Ну, сколько сегодня пирожных?

— Нисколько, — вздохнула я. — Я сегодня на диете.

— А… простите за нескромность… почему?

— Потому что неприлично быть такой толстой, Юрий Владимирович.

— И кто сказал вам этот бред? Вика? Никогда бы не подумал, что вы прислушиваетесь к ее мнению.

А я никогда бы не подумала, что моя диета так сильно его взволнует.

— Не Вика, а зеркало в коридоре, — призналась я.

— Таня, чего вы от меня хотите? — развел руками Германн. — Чтобы я сказал вам, что у вас идеальная фигура? Говорю. У вас идеальная фигура, Таня.

— Были б вы женщиной, — улыбнулась я, — я б вам тут же продемонстрировала, где именно у меня лишний вес.

— Был бы я женщиной, — раздраженно отозвался он, — я бы, разумеется, подбивал вас похудеть. Из зависти. Вы всерьез считаете, что привлекательная девушка должна состоять исключительно из костей?

— Привлекательная девушка должна быть изысканной и необыкновенной. А не так: «Щеки — во! Румянец — во!»

Последнее было цитатой из Ивана Ивановича Бойко.

— Да, — кивнул Юрий Владимирович, — зато сейчас, с кругами под глазами, вы здорово похорошели. Сплошная изысканность и необыкновенность. А язва желудка украсит вас еще больше. Вы ведь не обедали, да?

— Голод полезен. И нечего надо мной смеяться.

— Значит, мне вас не убедить? Вы не верите? Хорошо. А если я попрошу вас о личном одолжении?

— В каком смысле?

— Вы можете в качестве личного мне одолжения прекратить эту дурацкую диету? А еще лучше — пообещать никогда не морить себя голодом? Если я поклянусь вам, что меня данное обещание необычайно порадует. Или я должен попросить вас в какой-нибудь изысканной и необыкновенной форме? Положив руку на сердце, преклонив колена… что там еще положено в книгах, создаваемых специально для романтических юных девиц?

Он вроде бы шутил, однако в его интонациях слышалась какая-то скрытая нервозность, и я не рискнула обострять ситуацию.

— Да ладно, обойдусь без колена. Улицы у нас метутся плохо, а брюки на вас светлые. Обещаю вам не морить себя голодом. А вы, между прочим, обещали в ответ порадоваться.

Как ни странно, обещание он выполнил. Настроение его тут же улучшилось, нервозности как не бывало. Мы зашли в кафе, где я съела большую-пребольшую отбивную и пресловутые пирожные с кремом. Потом мы двинулись пешком по направлении к моему дому и вскоре оказались у Мариинского театра. Как ни странно, какие-то люди предлагали лишние билеты.

— А давайте сходим, — обрадовался Юрий Владимирович. — К стыду своему, уже много лет здесь не был.

Давали «Сильфиду». Это красивый старинный балет о молодом человеке по имени Джеймс, в которого влюбилась крылатая сильфида. Она уговорила его бросить невесту и уйти в лес. Но в лесу выяснилось, что поймать сильфиду Джеймс не может — она улетает. Тогда он купил у колдуньи волшебное покрывало, от прикосновения которого крылышки должны отпасть. Они и отпали, только из-за этого несчастная сильфида умерла. А невеста, кстати, вышла замуж за другого.

Наверное, сюжет следует трактовать как притчу, потому что всерьез воспринимать смешно. А у меня почему-то во время смерти сильфиды на глаза навернулись слезы. Глупо быть настолько сентиментальной, только очень было ее жаль.

Спектакль закончился рано.

— Вот такие вы, женщины, — иронически заметил мой спутник, когда мы вышли на улицу. — Обольщаете мужчину изо всех сил, а, когда он ради вас все бросит, в руки не даетесь. Только дразните.