Следопыт - Александр Авдеенко

Аргон постоял несколько секунд, часто и глубоко дыша. Повернулся и побежал вправо и дальше, по невидимому следу нарушителей.

— Теперь все, теперь полный порядок! — закричал Канафьев в спину Смолина. — Давай жми без оглядки, Саша, до победного конца. Тыл обеспечен. Иду следом за тобой.

В его голосе были радость, благодарность и клятва отплатить товарищу при случае такой же монетой.

Смолин бежал лесом и краем глаза видел, как пламенел край неба. Скоро взойдет месяц. Это хорошо. Днем и в лунную ночь нарушители обычно не ходят. Прячутся в лесу, в оврагах, в стоге соломы или сена. Может быть, они уже залегли и Смолин накроет их спящими. Автомат, как всегда, он держал наготове, пистолет и гранаты под рукой. Все, что оставалось позади, все, что мелькает по сторонам, — безопасная зона. Боится он только того, что впереди. Но не очень. Он был уверен, что Аргон, если нарушители окажутся вблизи, подаст ему знак: застопорит, сделает стойку, зарычит.

Хорошо вела себя собака, Уверенно, Ходко, Лучше Джека. Ну, если не лучше, то не хуже.

Пробежали километров пять. Жарко стало. Смолин вспотел, рубашка мокрая, волосы — будто после купанья. Аргон же был совершенно сухой. У собак потовые железы не на теле, а на мякишах лап.

Промчались через сырую поляну. Прошлепали по большой луже, миновали овражек и выскочили в дубовый лес. Здесь, под большим дубом Аргон остановился, будто в стену уперся. Стоит, ушами прядает, визжит и как бы недоумевает: как ему быть, дальше бежать или вернуться? Постоял, подумал и отбежал назад метров на двадцать. Но и там ему не понравилось. Повернулся и побежал к невидимой стенке и снова уперся в нее. Не идет дальше, и все. Стоит. Смолин не понимал его поведения. Потерял запах? Устал? Или нарушители, сбивая собаку со следа, наделали петель и восьмерок? На всякий случай Смолин осмотрел местность около дуба на большом расстоянии. Вензелей десять сделал в разных направлениях — и все напрасно, не взял Аргон след. Так все было хорошо и вдруг… В самом трудном месте, в начале сработал безотказно. Теперь должен работать еще лучше, но…

Подоспела вся поисковая группа. Сержант Канафьев и капитан Бакрымов допытываются, что случилось. А Смолин молчит. Нечего ему сказать. Стыдно признаться в поражении. В том, что он с Аргоном оскандалился, уже не сомневался. По ложному, видно, следу пошли. Может быть, по звериному. Но если это зверь, то где же он? Смолин зарядил ракетницу и выстрелил. Лужайка, опушка леса и роскошный дуб, вокруг которого пограничники метались добрых семь или восемь минут, стали видны как днем.

— Вот они, вот, на дереве! — закричал ликующим голосом Канафьев.

Да, он, а не Смолин первый увидел нарушителей. И не Аргон. Все-таки оскандалились. Собака должна была броситься к дубу, облаять его. Почему же Аргон не сделал этого? Секрета нет. Плохо обучен. Себя, одного себя винил Смолин. Больше некого. Аргон отдавал только то, что вложили в него.

Такие невеселые мысли были у Смолина, когда все радовались.

Капитан подходит к дереву, приказывает:

— Эй, вы, бросайте оружие! Слезайте! Живо!

Один сразу спустился. Чуть позже — другой, а за ними и третий спрыгнул. Все упали на землю и не поднимаются. Молодые, здоровенные. Сапоги, автоматы, гранаты немецкие, галифе синее, офицерское, френч табачного цвета, кепки с длинными козырьками, с кокардами и трезубцами.

Ребята смеются, радуются, что такие важные нарушители схвачены без потерь. Поздравляют Смолина. Нахваливают его собаку. А он молчит. Не до веселья ому, знает, что с Аргоном надо работать еще много и долго, гордиться пока нечем. Никто не знает, что в душе у Смолина. На себя злится. И Аргону ни за что ни про что досталось. Пнул его ногой.

— Фасс!

Команду не пришлось повторять. Со всех ног бросился на ночных ходоков, потрепал как следует, отвел свою собачью душу. Те вопили, как недострелянные зайцы. Смолин не останавливал Аргона до тех пор, пока не услышал грозного окрика капитана Бакрымова:

— Уберите собаку! Немедленно!!!

— Пусть потренируется, товарищ капитан. Она еще ни разу не пробовала на зубок настоящего нарушителя.

— Уберите!

— Слушаюсь, товарищ капитан.

Однако Смолин не спешил. Вразвалочку подошел к Аргону поближе, подозвал его голосом и жестом. Собака здорово увлеклась и все-таки сразу бросила нарушителей, села у ног Смолина. Он погладил ее по голове.

— Хорошо, Аргон, хорошо!

А про себя горько думает: «Хорошо, да не очень».

— Еще как хорошо! — радуется сержант Канафьев. — Я, брат, думал, что дух суки перешибет все прочие запахи. И удивился, по правде говоря, как это Аргон не соблазнился такой приманкой. Силен бродяга.

Повеселел и подобрел и начальник заставы. Слушает, смотрит и улыбается. Потом кладет руки на плечи Канафьеву, виновато говорит:

— Зря я на тебя раскричался, сержант. Под горячую руку попал. Извини.

— Ничего, товарищ капитан. Бывает.

Сам собой, без особой команды получился перекур. Не грешно и отдохнуть, привести себя в порядок после бешеной гонки. Вспыхнул костер.

Нарушители лежат вниз лицом, скованные стальными наручниками, а пограничники сидят на траве, под дубом, курят. Смеются. Переобуваются. Подсушивают у огня портянки и темные от пота спины. С любопытством поглядывают на своих ровесников, пришедших оттуда, запродавших кому-то свои души, уже обреченных на тюрьму с той самой минуты, когда переступили границу с автоматами, с гранатами в руках. Для них уже померк белый свет, а для пограничников только-только начинается день.

Прозрачный дымок, розовый от пламени костра, знойно дымится над поисковой группой. Вековой дуб, овеянный восходящими токами теплого воздуха, расшумелся своей листвой. Аргон, натянув поводок на всю длину, мирно пасется на лужку, как травоядное: ловко отщипывает стебли каких-то одному ему известных лечебных трав и осторожно пережевывает их.

Сержант Канафьев не сводит восхищенных глаз с собаки. Притулился к плечу Смолина и шепчет:

— Цены нету твоему Аргону. Профессор своего дела. Академик! По невидимому следу шел так, как поезд по рельсам. Любо глянуть. Вороги его, Сашка, пуще собственного глаза. Для границы такая собака — золотой клад. Но пускай ее без особой нужды на задержание вот таких головорезов. Расстреляют. Я бы на твоем месте себя не пожалел, но Аргона не дал в обиду.

Мысленно Смолин согласился с Канафьевым, но вслух сказал:

— Ты что болтаешь, сержант? Собаки для того и существуют, чтобы задерживать нарушителей. Даже в инструкции об этом сказано.

Канафьев осторожно взглянул на капитана, сказал вполголоса:

— Так оно так, конечно, а с другой стороны… Человек умеет хитрить с вражьей пулей, а собака беззащитна. Моей Трещотке далеко до твоего Аргона, но я все пули, направленные на нее, перехватываю по дороге и отвожу подальше в сторону.