Вы любите Вагнера? - Жан Санита

Двойным поворотом ключа Перришон замкнул двери, а ключ оставил в скважине. Положив ружье на пол, Андре стал на колени и склонился над мадемуазель Дюрентель, похлопал ее по лицу. Послышался слабый стон, и вдруг она истерически завизжала. Андре, как делают в таких случаях, ударил сильнее. Крик прекратился. Прислонившись к стене, тихо плакала мадемуазель Телье, икая от холода и страха.

Они пробежали крытой террасой, спустились по железным ступенькам во двор и вошли в подъезд пристроенного к отелю дома. Узкий коридор, прорезавший пристройку насквозь, вывел их на другой двор, просторный и асфальтированный. Согнувшись под тяжестью чемодана, Перришон направился в глубь двора к гаражу с тяжелыми коваными дверями. Он вытащил из кармана ключ и открыл их. В гараже стоял “пежо-202”.

Послышались приглушенная стрельба и звон стекла.

“Они стреляют по окнам, — подумал Андре. — Добро пожаловать, господа, страховая контора гарантирует вам выплату по всем видам страхования…”

Через пять минут площадь Делиль осталась позади, и улицей Республики они мчались к Монферану.

— А что вы собираетесь дальше делать с этими зелеными шляпками? — спросил старый Берусьер, поднимаясь из погреба с бутылкой красного вина.

Андре и Перришон захохотали. Успел-таки окрестить старых дев! Того и гляди через несколько дней они будут вовсю пить у него крепкое красное вино и закусывать грубой домашней колбасой.

Пока их разместили в одной из просторных комнат “Берусьеровского заезда”, как любил называть свой дом старик. Они понемногу приходили в себя, оттаивали, но, как ни пытался Перришон объяснить им, почему все так случилось, старые девы непонимающе глядели на него. Сама мысль, что вместо добропорядочной мирной страховой конторы они служили чуть ли не в партизанском отряде, наводила на них ужас.

Все это Перришон сообщил и Берусьеру и попросил его присмотреть за ними, а при случае еще раз объяснить что к чему.

— Мне-то не впервой объяснять женщинам что к чему, — засмеялся старик и, немного помолчав, добавил: — Жаль только, что эти пончики слегка зачерствели.

При любых обстоятельствах старик Берусьер оставался верным себе. Вот уже десять лет его дом служил гостиницей для деятелей рабочей партии, приезжавших в Клермон-Ферран.

Дом размещался в очень удобном месте: он стоял впритык к цехам завода “Мишлен” на площади Ротонд и совершенно терялся среди высоких заводских труб и корпусов — ни дать ни взять жилище земледельца под вассальным надзором богатого сеньора. Никому и в голову не приходило, что безобидный с виду дом этот был пересыльным пунктом для франтиреров и партизан.

Берусьер поставил бутылку на стол, достал из шкафа две тарелки, хлеб, домашнюю колбасу, банку с паштетом и вышел из комнаты, бросив на ходу:

— Решайте свои дела, а я лечу к этим божьим созданиям — утешить и поддержать!

Голос у Берусьера зазвучал удивительно молодо. Пока Андре возился с пробкой, Перришон начал анализировать создавшуюся ситуацию.

— Итак, ты уверен, что эта женщина работала на гестапо? Все, черт побери, логично, но хорошо бы выслушать и ее, узнать, каким образом ей удалось докопаться, что в страховой конторе — партизанский центр?

Он помолчал, пробуя вино и удовлетворенно причмокивая, потом добавил:

— Тут одно непонятно: она пробирается в ряды Сопротивления, но в первую очередь ей надо обезглавить его. И она, как ни странно, попадает прямо в цель! Она выследила тебя, понятно, но из-за одного связного гестапо не стало бы устраивать налет на страховую контору. Она была уверена, что выдает руководство!

Голос Перришона звучал сурово, глаза неподвижно уставились в лицо Аидре, и он холодно подытожил:

— Три человека: Тентен, Клод и ты — только три! — знали о том, чем была страховая контора на самом деле.

Молчание.

— И только ты был знаком с этой Анриеттой!

Широкие ладони Перришона сжались в кулаки, и странно было видеть рядом со стаканом вина кулаки. Он внимательно смотрел на своего товарища и ждал ответа.

Ошеломленный Андре Ведрин не проронил ни слова: открытие Перришона поразило его, как гром среди ясного неба. Он побледнел, руки его дрожали. Хотел что-то сказать, но неожиданно у него перехватило дыхание. Во взгляде Перришона он читал невысказанную тревогу и отчаяние, и это немного успокоило его и придало силы.

— Я никогда ей ничего не говорил, слышишь? Никогда! Ничего!

Последние слова он произнес с особенным ударением. Но Перришон так же пристально и неотрывно смотрел на него, и Андре выдержал его взгляд.

— Я знаю, где ее найти, — проговорил Андре. — Сейчас же еду туда и…

Перришон достал из жилетного кармана старинные серебряные часы. Было около семи.

— Время у нас есть. Комендантский час после одиннадцати. Прежде всего надо захватить и обезвредить Анриетту. Во-вторых, проследить все ее связи, предупредить людей. Спрятать нашего боевого коня Гастона, которого она тоже знает.

Он отпил глоток вина и надолго задумался. Заговорил Андре Ведрин:

— Завтра я должен переправить Кола…

— Что? Кола?

От неожиданности Перришон даже подпрыгнул.

— Кола? — еще раз переспросил он.

Действительно, столько событий обрушилось на них, что о встрече с Кола он забыл рассказать. Когда Андре окончил, Перришон спросил:

— А ты как думаешь?

— Я думаю, так оно и есть: Кола искренний человек, а парень, с которым они бежали, по-моему, мировой. Но на всякий случай я принял меры. Во-первых, они не знают, куда мы их отправляем. Завтра утром за местом встречи, возле автобусной остановки, будет вести наблюдение специальная группа охраны. Они первыми отправятся в отряд маки, а там их перепроверят.

— Правильно, Ламбертен. Вот и еще одна тайна раскрыта. Первая — неуловимый террорист, уничтожавший немецких офицеров. Кстати, я попросил бы тебя завтра утром самому принять участие в операции по спасению русского в Галери де Жод. Согласен?

— Разумеется! — просиял Андре.

— Я буду спокойнее, если ты сам за всем присмотришь. На нас ложится большая ответственность: мы должны спасти товарища, к тому же советского офицера.

Говоря это, Перришон задумчиво покачал головой. Советский человек в Клермон-Ферране, кто бы мог подумать! Он допил свое вино и посмотрел на Андре, который к своему стакану даже не притронулся.

— Повтори-ка мне еще разок, что тебе сообщил Клод по телефону. В машине я тебя не совсем понял.

— Он сказал… Подожди, вспомню… Да, вот что: “Черная икра, которую все так ищут, в магазине Галери де Жод. Завтра в одиннадцать приходи в сквер “Нептун”. Ну, а черную икру, сам понимаешь, Россия поставляет всему миру. Понятно? Очевидно, русского спрятали в магазине. Но кто? Я ничего не знаю. И как это стало известно Жюлю Граку… извини, Клоду, тоже не пойму.

Андре замолчал и единым духом выпил стакан вина. Только теперь они вспомнили об ужине.

Тихим голосом, в котором звучали серьезность и насмешка одновременно, Перришон сказал:

— Я не думаю, Ламбертен, что ты специально посвящал Анриетту в наши дела, но я убежден, да, убежден, что в чем-то ты здорово промахнулся.

Метров за тридцать от дома, где жила Анриетта, он остановил машину. На улице Каден, хмурой и узкой, похожей на глубокую канаву, смерклось, прохожих почти не было видно. Он долго рассматривал фасад дома.

Даже сквозь маскировочные шторы была видна ее тень. Создавалось впечатление, что человек за окном нервно мечется из угла в угол. Его охватил страх, и не засады или выстрела в спину боялся он — пугала предстоящая встреча с Анриеттой. Подумать только, еще сегодня утром он сжимал ее в объятиях, мечтал о женитьбе и домашнем уюте, хотел иметь от нее детей…

Андре горько рассмеялся. Ненависть, отвращение, мысль о том, что многие месяцы он жил рядом с ней, ничего не подозревая, парализовала его. В памяти почему-то всплыли насмерть перепуганные старые девы с растерянными лицами, и он решился…

Пересек улицу. От прежних сомнений и нерешительности не осталось и следа. Взбежал по ступенькам на третий этаж, постучал. Послышались осторожные шаги, и снова все стихло. Он постучал сильнее. Ключ в замке щелкнул, двери приоткрылись на расстоянии предохранительной цепочки.

— Кто там? — спросил знакомый голос.

Анриетта стояла за дверью, готовая в любую минуту захлопнуть ее.

— Это я… Пьер!

Женщина вскрикнула. Андре подумал: сейчас двери навсегда захлопнутся перед ним. Но она сняла цепочку, и Андре вошел в комнату. Сжимая в кармане пистолет, с опаской посмотрел на дверь кухни. Что-то в его облике насторожило Анриетту, она невольно попятилась, с тревогой глядя на него.

— Что с тобой, дорогая?

Подошел к ней поближе и снова бросил быстрый взгляд на закрытые двери.