Ной Буачидзе - Илья Дубинский-Мухадзе

Вот когда Ною Буачидзе в полной мере пригодились его талант и огромный опыт организатора и руководителя боевых дружин. Нужно было как можно быстрее, в самые ближайшие часы, создать оборону Молоканской, Курской, Верхне-Осетинской слободок, растянувшихся с севера на юг по берегам Терека. Там, в маленьких домишках, в саманных мазанках ютилась большая часть трудового населения Владикавказа.

Организация большевиками отрядов самообороны, героизм, проявленный во множестве неравных схваток с белоказаками, постоянная готовность отдать свою жизнь ради торжества революции — все это связало прочной дружбой партию и массы. Влияние ушедших в новое подполье большевиков росло.

К середине января Владикавказ казался разделенным на две части. В центре бесчинствовали офицерские банды, упивался властью главноначальствующий полковник Беликов. В своем дневнике, впоследствии переработанном в мемуары, он не стерпел — похвалился: «Во Владикавказе неожиданно объявился представитель французского правительства в России, богатый негоциант Воган, к тому же действовавший на Тереке и от имени Великобритании. Он был у меня и предложил мне денежную помощь от имени правительств двух держав, если я сорганизую для борьбы с большевиками более или менее значительные силы. Помощь эту он предлагал в двух видах: либо путем выпуска займа под гарантией Франции, либо наличными (из Английского банка в Тифлисе)… Я представил Вогана малому заседанию Терско-Дагестанского правительства».

Творил расправу бывший царский полицмейстер Иванов. Газета «Терский казак» с удовольствием сообщала: «Наблюдается усиленный спрос на кухарок, горничных, бонн. Многие состоятельные беженцы из Петрограда приобрели собственные дома».

В слободках, особенно за Тереком, отряды самообороны установили свой порядок. Кузнец Федор Серобабов, рабочие железнодорожных мастерских братья Владимир и Сергей Волковы, их соседи и друзья хорошо управились и с юнкерами и с георгиевскими кавалерами.

В помещении городской электростанции напряженно работал подпольный партийный комитет во главе с Ноем Буачидзе. Большевики собирали силы для близких и решающих боев. Вторым полулегальным центром стал Пятигорск. Туда направился Киров. А за пределами этих двух городов события приняли совсем дурной оборот.

«По Сунженской линии, — писали газеты, — сплошной фронт. Станицы и аулы грабят, убивают и жгут друг друга. Густой едкий дым пожарищ окутывает и нефтяные промыслы. Артиллерийская, бомбометная и пулеметная стрельба ведется повседневно. Соседние осетинские и ингушские села точно так же сидят в окопах, направив винтовки друг на друга. На железной дороге — бои казаков с солдатами, возвращающимися с Кавказского фронта».

Даже Грозненский военно-революционный комитет, вновь созданный в начале января с помощью моряков, присланных из Баку Степаном Шаумяном, не разобравшись на первых порах в сути дела, направил часть красногвардейцев в помощь казакам, действовавшим против чеченцев ближних к городу аулов. Такую же ошибку руководители грозненской партийной организации чуть было не допустили и летом 1917 года. Тогда Ноя попросил приехать в Грозный старый большевик, организатор профсоюза рабочих нефтепромыслов и нефтеперегонных заводов К. Б. Осипов[28]. На заседании окружного комитета в недостроенном здании немецкой кирхи и в личных беседах Буачидзе настаивал:

— Будьте чрезвычайно осторожны в разрешении национального вопроса. Не забывайте, что, с одной стороны, вас, авангард рабочего класса всей Терской области, окружает контрреволюционное казачье офицерство, с другой — чеченские националисты, так же люто ненавидящие революцию. Малейшим вашим промахом воспользуются и атаман Караулов и нефтепромышленники, миллионеры Чермоев и Бамматов.

Сейчас, в январе, ошибку Грозненского военно-революционного комитета исправили сами рабочие. Красногвардейцы, разобравшись, в чем дело, быстро покинули позиции, вернулись на нефтяные промыслы. Все же горские националисты, по преимуществу офицеры той же «дикой дивизии», не преминули воспользоваться опрометчивостью революционеров.

Националисты уверяли: «Вот вам доказательство того, что Советы не сегодня-завтра начнут вместе с казаками войну против горцев, совместно будут громить аулы. Нечего больше раздумывать, пока не поздно, надо уничтожить большевиков!..»

Казачьи атаманы охотно поддерживали эту провокацию. Помимо всего другого, они рассчитывали под прикрытием мнимого союза с советской властью перетянуть на свою сторону возвращающиеся с турецкого фронта полки Кавказской армии, которые твердо стояли за большевиков.

Дальше других пошел в те дни председатель Моздокского военного комитета казачий полковник Рымарь. Он предложил немедленно созвать в Моздоке «Всеобщий демократический съезд народов области Терского казачьего войска». По идее Рымаря, на съезд следовало допустить, разумеется, в небольшом числе, так, чтобы они растворились между казаками, и представителей от политических партий и горских народов, за исключением ингушей и чеченцев.

Этот терский «предпарламент» формально признает советскую власть, получит от нее деньги и оружие и тут же объявит войну чеченцам и ингушам. А уж в ходе «законной» войны можно будет расправиться и с другими горскими народами и, конечно же, с большевиками. Чтобы не раздражать рядовое казачество, не вредно будет бросить лозунг «Да здравствуют Советы, очищенные от большевиков!». В Моздоке он, Рымарь, уже переименовал управление атамана в «Военно-революционный комитет».

Попробуйте после этого возразить, что умный казачий полковник не в состоянии убить одним выстрелом сразу двух зайцев! И уж, во всяком случае, это не старомодный погромщик Беликов.

Идею Рымаря полностью одобрили бежавшие из Петрограда и с фронта генералы и политические деятели, выброшенные из Центральной России.

Установили и дату съезда — 25 января 1918 года.

…Владикавказская и пятигорская организации большевиков почти единогласно высказались за самое активное участие в съезде, чтобы использовать его как трибуну, попытаться повернуть ход событий на пользу революции.

Член владикавказской делегации на съезде, известный в ту пору на Тереке общественный деятель и публицист, впоследствии редактор газеты «Народная власть» Дмитрий Коренев записал свои впечатления:

«Моздок стоит у грани, за которой уже пламенеют грозные отсветы военного пожара. Атмосфера гражданской войны и всех ужасов, связанных с нею, врывалась в самую работу областного съезда, ею окрашены первые речи депутатов, страстность их отношений к тому или иному вопросу.