Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж

Правда, на самом деле Мария не считала ни одно из этих занятий более важным, чем хлопоты по дому, но, возможно, они позволили бы ей чувствовать себя не столь одиноко.

— Да, может быть, — согласился Иоиль. — Переписка — это такая морока.

— Или, может быть, мне стоит взяться за изучение Торы? — неожиданно заявила Мария, подумавшая, что тогда ей удастся понять, чего хочет от нее Господь, чтобы даровать ей материнство.

— Что? — Иоиль приподнял брови. — Изучать Тору? Увы, женщинам не позволяют учиться, и это позор, потому что ты гораздо способнее многих юношей.

Они нередко и с немалым удовольствием проводили долгие зимние вечера за совместным чтением книг Исаии и Иеремии, и муж прекрасно знал, что Мария с ее смекалкой была бы отличной ученицей.

— Может быть, это можно как-то устроить, — упрямо сказала она.

— Никак, если ты не переоденешься мужчиной, но, боюсь, и от этого толку не будет, потому что ты очень женственна, — возразил Иоиль и обнял ее. — Хотел бы я хоть чем-то тебе помочь.

Если бы Бог послал им детей!

— Да чем ты мне поможешь?

Ничем. Мария знала это, знала, что Иоиль не обязан делать ее жизнь лучше, да это и не в его силах.

Мария мысленно вернулась к тому благостному состоянию, в котором пребывала во второй половине дня, до возвращения Иоиля. Собственно говоря, чему она так радовалось? Ведь если вдуматься, то, несмотря на достаток в доме, любящего мужа и уважаемое положение в обществе, ее жизнь, в сущности, лишена смысла. Кто она такая? Бесплодная жена. Сухая смоковница, и ничего больше!

Ночью, когда уставший за день Иоиль уснул, Мария, лежа в кровати, смотрела в потолок и думала: «Завтра я опять пойду на рынок, куплю хорошие продукты, приготовлю ужин и буду ждать, когда вернется Иоиль. Одинокая дорога, конца которой не видно».

Прошло еще шесть лет; одни годы тянулись медленно, другие пролетали быстро, и ничто не менялось, за исключением того, что Марию начали жалеть и обсуждать все, за исключением старой подруги Кассии. Но у Кассии уже родилось трое детей, и теперь. бывая у нее в гостях, Мария, к своему стыду, испытывала мучительную зависть. Да и всякая встреча с друзьями и знакомыми оборачивалась для нее мукой, поскольку она постоянно ловила на себе сочувственные взгляды, и, если люди воздерживались от вопросов и замечаний, она все равно догадывалась, о чем они думают. В ее семье эта тема не была запретной, но и родные относились к бесплодию Марии по-разному. Сильван и Ноема всячески старались поддержать и приободрить ее, а вот Илий с Диной смотрели на это иначе. Судя по благочестивым банальностям, которые они постоянно изрекали, брат и невестка всерьез полагали, что бесплодие есть кара Господня за какую-то провинность, совершенную то ли Иоилем, то ли ими обоими, но скорее всего, самой Марией. Илий даже намекнул на то, что ей стоило бы разобраться в себе и покаяться в тайных прегрешениях.

«Кто усмотрит погрешности свои? От тайных моих очисти меня! И от умышленных удержи раба Твоего…»[15] — нараспев произносил Илий строки из псалмов Давидовых.

«Ты положил беззакония наши пред Тобою и тайное наше пред светом лица Твоего»[16] — елейно вторила ему Дина, горделиво поглядывая на троих своих сыновей, носивших забавные старомодные, выисканные где-то в недрах Писания имена Иамлех, Идбаш и Эбед, и качая на руках малютку дочь Анну.

Причем взгляд ее, несомненно, говорил: «Видишь, Мария, чего ты лишаешь себя, не желая вести благочестивую жизнь?»

Как-то ближе к вечеру Мария, хлопотавшая над праздничным ужином — приближался Шаббат — вдруг ощутила себя еще более опустошенной и подавленной, чем обычно. Неожиданно ей представилась воображаемая картина, отчетливая, словно пророческое видение: она и Иоиль давным-давно живут в шатре вместе со всей родней. Мария в этом видении так и остается бесплодной, а вот Иоиль взял себе других жен и даже наложниц, и все они сидят за вечерней трапезой в окружении целой оравы детей, от младенцев до подростков. Иоиль возлежит на подушках и выглядит довольным собой, а на нее, Марию, кидают насмешливые взгляды другие женщины, все, вплоть до самой низшей по рангу наложницы — той, которой приходится исполнять лишь грязную работу и ухаживать за ослами и козами.

И поскольку Мария проводила немало времени за изучением Священного Писания, она догадалась, что узрела собственного предка. Считалось, что она и ее семья происходят от колена Неффалимова, Неффалим же был сыном Иакова от Валлы, служанки Рахили.

Однажды Рахиль, обратившись к Иакову, в раздражении воскликнула: «Дай мне детей или я умру!» Когда же Иаков возразил ей, что дети даруются лишь по воле Господней, Рахиль на том не успокоилась, ее место заняла и родила ребенка ей «на колени» плодовитая служанка Валла.

«Я бы никогда не смогла так поступить, — подумала Мария. — Я бы не вынесла, если бы Иоиль…»

Однако твоя прародительница Валла, а не Рахиль. Ты происходишь из рода Неффалима, которого Рахиль назвала так в память о своих усилиях.

Древняя боль этих людей — мужа, его двух жен-соперниц, служанок — обрушилась на нее, и Мария поймала себя на том, что плачет от сострадания к ним.

«Это намного хуже того, что приходится выносить мне, — подумала она. — Гораздо хуже».

Женщине захотелось потянуться и коснуться их, сказать, что через тысячу лет их непрестанные усилия принесли благо народу иудеев, но они были вне пределов досягаемости, далеко в прошлом. А она пребывала в ловушке своего времени, на кухне и готовила ужин для людей, которые казались ей куда менее реальными.

Родители Марии пришли как раз перед закатом, когда Иоиль уже успел совершить омовение и помог расставить на столе церемониальные предметы — лампы и тарелки со специально выпеченным хлебом. Как всегда, на столе сверкала безупречно начищенная утварь. Преддверие Шаббата создавало особое настроение, и Мария частенько наслаждалась этими первыми недолгими мгновениями, когда все готово и ждет заката, фактического наступления священной паузы. Но сегодня вечером призрачные гости так отвлекли ее, что ей пришлось встряхнуть головой, чтобы прояснить мысли.

— Ах! У тебя все замечательно, как всегда, — промолвила ее мать со счастливым вздохом. — Никому не удается создать в доме такой уют и порядок, как тебе, Мария. У вас тут царит истинный дух Шаббата.

Мария поблагодарила мать за добрые слова, но сама подумала, что не имела бы ничего против некоторого беспорядка, каковой, как известно, непременно вносят в жизнь маленькие дети. Она зажгла лампы Шаббата, прочитав старинную молитву:

— Благословен будь Господь наш Бог, Владыка Вселенной, который даровал нам свои Заповеди и повелел возжигать светильники в Шаббат.

Мария подержала над ними руки, ощущая их тепло.

Все уселись за стол и стали передавать друг другу традиционный золотистый хлеб хала. Потом пришел черед других блюд, недавно приготовленных и все еще теплых: овощного супа, кисло-сладкой свеклы на ложе из листьев, поджаренного ячменя и прекрасно приготовленной сочной рыбы-усача.

— Это была самая большая рыбина, попавшая нам на склад из последнего улова, и я забрал ее себе, — признался Иоиль. — Другим пришлось только облизываться.

— Уверен, она из улова Зеведея, — сказал Натан.

— Да. Как всегда. Он, похоже, знает все лучшие рыбные места, но держит их в секрете. Правда, это не беда, пока он имеет дело в основном с нами…

— А вот Иона, мне кажется, подумывает о том, чтобы пересмотреть условия работы с нами, — заметил Натан. — Его злит собственническое отношение Зеведея к рыбным местам. В конце концов, партнеры должны делиться сведениями друг с другом.

— А как дела у его сыновей? — спросил Иоиль, — Я не могу представить себе, чтобы Симон кому-то уступил.

— Пока вроде бы дела у сыновей идут лучше, чем у отцов. Симон добродушный, но вспыльчивый, а сыновья Зеведея, Иоанн и Иаков, хоть и упрямо отстаивают свои права, но перед Симоном пасуют. Если, конечно, поблизости нет Зеведея. Тогда они скалятся, что твои мастифы.

Зебида задумчиво помешивала зеленый суп. На поверхности плавали маленькие кусочки дикой петрушки и мяты.

— Тогда можно предположить, что их партнерство обречено, поскольку Зеведей все время будет поблизости. А когда они расплюются, с кем бы ты предпочел торговать? Это не праздный вопрос: тебе волей-неволей придется встать на чью-то сторону. — Иоиль выжидательно посмотрел на Натана.

— Пожалуй, с Зеведеем, — промолвил Натан после недолгого размышления. — Ссориться с ним себе дороже. Он слишком многое подмял под себя. И у него есть важные связи в Иерусалиме, поскольку он поставляет рыбу в дом первосвященника Каиафы. Нет, с Зеведеем обострять отношения не стоит. — Он покачал головой, неторопливо прожевывая кусочек халы. — Но хочется надеяться, что до разрыва все же не дойдет.