Три часа на выяснение истины - Игорь Арясов

— Б-братишка, милый, я тебе и так благодарен на всю жизнь за то, что ты д-для меня сделал. А долг этот я обязательно верну, ты меня з-знаешь. Кстати, твое п-пожелание. пятнадцатилетней давности — игрушку с м-малышами — я тебе достал. Почтой, сам п-понимаешь, такие вещи не высылают, нельзя. Вот поедешь в Москву, п-предупреди телеграммой, и я тебе лично ее вручу. Это мой п-подарок.

— Напрасно, Женя, ты это сделал. Все было в детстве, мы теперь с тобой люди достаточно взрослые. Так что игрушку и малышей выбрось от греха подальше и забудь место, куда она упала. Это я тебе не советую, а приказываю. Ты понял?

— Х-хорошо, — улыбнулся Евгений Александрович и подумал, что его скорей заставят отречься от Настеньки, чем он выбросит наган и сотню патронов к нему, которые он выкрал из квартиры одинокого старика, часто вызывавшего «Скорую помощь». Это было несколько лет назад, тогда Евгений Александрович в поисках старого золота еще не брезговал дежурствами на «скорой помощи», смысл которых заключался в том, чтобы установить, у кого есть ценное старинное рыжье. У таких пациентов тут же фиксировались плохие зубы, с улыбкой назначался день приема, а когда человек приходил в поликлинику, Евгений Александрович пускал в ход свое обаяние и профессиональное мастерство.

Своему отцу Евгений Александрович написал, что на старые «Жигули», которые отец помог ему купить сразу после окончания медицинского училища, на обочине наехал пьяный водитель ЗИЛа и смял их в лепешку. Восстанавливать нет смысла, а без машины он как без рук. Тысяча рублей у него есть, и если бог дал в этом году хороший медосбор, то, может, отец пришлет еще хотя бы четыре тысячи, да Владик поможет. Деньги от отца и брата пришли через десять дней. Евгений Александрович взял отгулы, съездил в Москву, привез видеомагнитофон с десятью кассетами, но прежде, чем демонстрировать их Настеньке, внимательно посмотрел без нее. Три самые непристойные спрятал в гараже, а остальные, от почти невинных до более менее откровенных, показал жене. Несколько дней она была в шоке, даже дулась на него, но потом непонятная ее обида прошла, и Настенька привыкла.

Эдгар Пашутин работал в соседнем городе, который почти вдвое был крупнее, чем тот, где жил Евгений Александрович, в большой, солидной поликлинике, имел официальное разрешение, через его руки золото проходило быстрее и свободней. Ему завидовали многие, но только не Евгений Александрович. Он скорее недолюбливал Пашутина за его излишнюю самоуверенность, которой не обладал сам, и был убежден, что тот рано или поздно кончит плохо.

Евгений Александрович после обеда, когда закончил смену, позвонил Эдгару на работу и сказал, что хочет вернуть долг.

— Приезжай в ресторан к четырем часам, — ответил Эдгар, — заодно обмоем новый мотор на моем драндулете, сегодня пригнал со станции техобслуживания. Между прочим, твоему «Жигулю», хоть он у тебя и новенький, могу дать фору пару километров.

— П-проверим, — улыбнулся Евгений Александрович и, захватив с собой коричневый дипломат с деньгами, поехал к другу.

Эдгар ждал его в «Москвиче» на пятнадцатом километре, почти на середине пути между городами. Евгений Александрович увидел его издалека, притормозил, потянулся к дипломату, хотел выйти, но Пашутин левой рукой из машины показал ему: езжай вперед, и крикнул:

— Фора два километра!

— Ч-чудак! — пробормотал Евгений Александрович, рванул машину с места, поглядывая в зеркальце. Через полминуты «Москвич» превратился в маленькую точку, но потом вдруг неожиданно стал приближаться с непонятной бешеной скоростью.

— Вот это да! — прошептал Евгений Александрович и, сев поудобнее, переключил скорость. Посмотрел на спидометр. Стрелка его, дрожа, приблизилась к цифре 120. Дорога была свободная, но часа два назад прошел дождь, асфальт еще не просох, и Евгений Александрович, вспомнив о близком левом повороте, чуть сбросил газ. Поворот показался через минуту, он был довольно крутой, поэтому правая нога автоматически ослабла. Прямо за поворотом, в нескольких метрах, торцами к дороге лежали друг на друге десятка полтора больших полуметровых труб, за ними виднелся аккуратный барханчик желтой земли, вынутой экскаватором. Водопровод тянут, подумал он, и в это мгновение мимо него, победно сигналя от восторга, таким метеором промчался Эдгар, что у Евгения Александровича создалось впечатление, будто его автомобиль стоит на месте. Он успел посмотреть на спидометр, дал тормоз, потом поднял глаза и ахнул. «Москвич» Эдгара, не вписавшись в поворот, юзом пошел по асфальту, левой стороной на большой скорости ударился о торцы труб, отскочил от них почти к самой дороге, перевернулся и замер с крутящимися вверху колесами.

— Эдгар! — цепенея от ужаса, закричал Евгений Александрович, останавливаясь и пытаясь выскочить из машины. Но в испуге он забыл отстегнуть ремень безопасности и дергался, как пойманный в сетку глухарь, потом больно стукнулся головой о солнцезащитный щиток и откинулся в кресле.

— Что ж ты наделал, Эдгар? — прошептал Евгений Александрович, медленно отстегивая проклятый ремень и с трудом выходя из машины. На дрожащих, ватных ногах он двинулся к «Москвичу», из-под которого в его сторону текло что-то темно-красное. Кровь! — догадался Евгений Александрович, приседая от страха и стараясь понять, откуда она течет. Почти в упор на него смотрели, наверно, еще живые, но уже кроваво-мутные глаза Пашутина, оказавшиеся почти у асфальта, потому что ни лба, ни шапки густых русых волос не было — половину черепа словно кто-то срезал огромной бритвой.

— Н-нет! нет! — зашептал Евгений Александрович, икая и давясь, опустился на четвереньки и попятился к своим «Жигулям». Уткнувшись в бампер, он вздрогнул, вскочил на ноги, посмотрел вперед на пустую дорогу, потом оглянулся назад, постоял, словно ожидая, что эта картина исчезнет, и вдруг решительно сел в машину, завел мотор, вывернул на левую сторону шоссе и, не оглядываясь, дал полный газ.

Через полчаса после аварии, покружив по городу, он заехал в поликлинику, у нескольких врачей спросил, где можно найти Пашутина, куда он скрылся, а потом окружной дорогой вернулся домой и спрятал в тайнике гаража восемь тысяч.

Эдгара похоронили через два дня. В черном костюме, легком черном свитере и темно-синем плаще, Евгений Александрович стоял у его могилы рядом с Людочкой Пашутиной, миниатюрной красавицей, державшей на руках трехлетнего сына.

— Прощай, друг незабвенный! — сказал Евгений Александрович и следом за Людочкой бросил в могилу ком точно такой же светло-коричневой глины, какая маленьким барханом еще долго лежала возле труб, о которые разбился Эдгар. Большого труда стоило Евгению Александровичу уговорить Настеньку не ездить с ним на похороны, чтобы не травмировать душу. У Эдгара, оказывается, оставалось на книжке еще почти тысяча рублей, завещанных Людочке, так что Евгений Александрович с чистым сердцем помог ей поставить на могилу мужа красивую ограду и памятник.

Некоторое время он напряженно ждал повестки от следователя, но экспертиза ГАИ, вызванная через час водителем междугороднего автобуса, установила, что происшествие случилось по вине погибшего, и дело закрыли.

Людочка пригласила на сороковины только узкий круг товарищей мужа, в том числе и Евгения Александровича. С сухими от горя глазами она рассказывала ему, что в тот роковой день Эдгар позвонил ей и предупредил, что домой вернется к шести, потому что задержится по делу. А по какому делу и почему он вдруг оказался за городом на скользкой трассе — об этом теперь никто никогда не узнает.

Евгений Александрович хмурил широкие брови, вытирал влажные от слез глаза чистым платком, который Настенька непременно по утрам трогала спичкой, смоченной во французских духах, и молчал.

С того времени прошло без малого три года, и странное дело: из памяти Евгения Александровича, которая была уникальной и фиксировала даже мельчайшие события десяти-пятнадцатилетней давности с такими подробностями, словно это было вчера, из этой феноменальной машины он смог без какого-то усилия воли вычеркнуть события того дня и свою причастность к ним. Сейчас он был убежден, что катастрофу, гибель Эдгара видел кто-то другой, кто очень детально рассказал, как это случилось, а он просто запомнил.

И теперь, проезжая с Настенькой тот самый поворот, Евгений Александрович без труда сделал скорбное лицо и нажал на клаксон. О чем-то задумавшаяся Настенька вздрогнула и посмотрела на него с удивлением:

— Что ты, Женя?

— Так положено, — назидательно сказал он и кивком головы показал на поворот, где сбавлял скорость. — На этом месте разбился Эдгар.

— Да-да, я помню, — равнодушно покачала головкой Настенька, — ты мне как-то говорил. Но разве обязательно именно сегодня было ехать мимо этого поворота? — Она капризно искривила губы.