Формула тьмы и света - Татьяна Грай

- Именуемое патрульный пост не может передвигаться среди растущего, когда нет лучей дня. Ждите восхода. Вернемся.

И все пять сольпугов исчезли в зарослях.

Харвич посмотрел вокруг. Стена деревьев, кустов и лиан по обе стороны тропы казалась непроницаемой и беспросветной, только наверху были окна среди листвы. Но сольпуги ушли именно в стену, впитались в нее, словно большие кляксы в дымчато-зеленую промокашку... и на промокашке не осталось следа.

- Привал, - объявил Валерьен.

Астахов сбросил рюкзак и вытянул из кобуры разрядник. Ярко-белые вспышки распороли темнеющий воздух, кусты и лианы затрещали, съеживаясь, и между деревьями расчистился небольшой участок. Валерьен достал палатку. Через несколько минут патрульные сидели в уютном пространстве походного домика, и Астахов прямо на полу сервировал ужин, а командир задумался, смотрел в стенку, крепко ухватившись рукой за подбородок.

- Олег, - спросил Харвич, - а где же те страсти, которыми вы меня пугали? Мы ведь за целый день никого не увидели.

Астахов не ответил, зато Валерьен словно проснулся. Он посмотрел на стажера, перевел взгляд на Астахова и сказал:

- Да. Я думаю, мы еще очень далеко от ягодников. Но почему нас не ведут прямо по следу?

- Непонятно, - согласился Астахов. - Зачем терять время? - Он покосился на Харвича. - А "страсти", молодой человек, надо полагать, находятся там, где сейчас ягодники. Подойдем ближе - тогда и насмотришься. К тому же в настоящую сельву мы еще не вошли.

- Как это - в настоящую? - не понял Харвич.

- В настоящую, - пояснил Астахов, - значит в такую, где среди бела дня придется нам топать с фонарями. А здесь пока так... парк культуры и отдыха.

- Вы говорите, нас ведут кружным путем, - помолчав немного, снова заговорил Харвич. - Впрочем, действительно... иначе мы увидели бы следы танков... Но неужели сольпугам безразлична смерть товарищей? Мне кажется, они должны хотеть поскорее остановить банду, вы согласны?

- Это еще вопрос, чего они должны хотеть, а чего не должны, - сказал Астахов. - Ты мыслишь по аналогии с человеческими моделями. А сольпуги это сольпуги, и объяснить их поведение исходя из земных этических норм невозможно. Что они думают и чувствуют - тайна за семью печатями. Их культура настолько отличается от всех известных нам, что незачем даже пытаться оценивать их действия - мы ведь не имеем никакого представления об их этике.

- Но Конвенция включает сотни планет, - возразил Харвич, - и всегда удавалось найти общий язык.

- Вы забываете, курсант, - сказал Валерьен, - что в Конвенцию входят в основном гуманоидные культуры. А с негуманоидным разумом Земная Федерация сталкивается чрезвычайно редко. И поскольку до сих пор, как вы совершенно верно изволили заметить, всегда находился общий язык, мы уверовали в универсальность наших способов познания, в то, что наш разум может проникнуть в любые глубины и постичь все, что угодно. Но вот столкнулись с иной логикой - и застряли.

- Но, Борис Андреевич, - сообразил вдруг Харвич, - сольпуги-то нас понимают... как же так? Ведь если бы у них была совершенно иная логика они бы нас не понимали точно так же, как мы их?

- Дошло наконец, - фыркнул Астахов. - В этом-то как раз весь фокус. У нас одна логика, у них - две. А вообще пора спать.

- Да, - согласился Валерьен. - Давайте ложиться.

"Две логики, - думал Харвич, засыпая, - и вторую они восприняли от нас... изучили ее законы, постигли наш внутренний мир, пользуются нашими силлогизмами... а между собой говорят жестами, не объясняя нам их смысла... и не спешат догонять мародеров, убивших десятки сольпугов..."

Они уже сложили палатку, и Харвич потянулся к своему рюкзаку, как вдруг из-под рюкзака метнулась синяя скользкая тварь, и Харвич невольно отдернул руку.

- Кажется, начинается, - спокойно сказал Валерьен, проследив за движением травы. - Будьте осторожны, курсант.

Харвич посмотрел на перчатку. На ней неярко светилась голубая полоска слизи, и Харвич вытер руку о траву. И увидел, что сельва ожила. Множество каких-то букашек, мушек, червячков суетилось возле корней.

- Откуда они взялись? - спросил он Астахова. - Вечером никого же не было.

- То ли еще увидишь, - сказал Астахов. - Погоди, это даже не цветочки, а так, бутончики.

Сольпугов пришлось ждать долго, но вот на тропе возник Деез-Седьмой, на этот раз один. Он подошел к Валерьену, взмахнул педипальпами и уставился красными глазами на Харвича.

- Что ты хочешь сказать? - осторожно спросил Валерьен.

- Новое, именуемое стажер Харвич, испытывает страх. Прибывают силы. Идет впереди. - И Деез направился к тропе.

- У кого прибывают силы? - спросил Харвич.

Валерьен ответил неопределенно:

- Наверное, у вас. А может быть, у него. Вам придется идти за ним, стажер, сейчас лучше не спорить.

Длинные движения педипальп придавали сольпугу сходство с гигантской водомеркой, скользящей по поверхности воды, и Харвич думал, что сольпуги, наверное, сначала были водяными пауками... а потом перебрались на сушу, но сохранили манеру двигаться скользя. Сегодня от Дееза веяло прохладой, и это удивило Харвича - он полагал, что сольпуги всегда горячие.

Тропинка сузилась, начала петлять, под ноги то и дело совались большие коричневые лягушки, и теперь нужно было смотреть, направив себя вовне, и Харвичу стало не до размышлений. Сельва темнела, деревья становились выше и сплетались кронами; лучи золотой звезды уже не могли пробиться сквозь их плотную массу. Душная зеленая ночь обступила людей, вспыхнули фонари на шлемах - и тогда сельва заговорила. Шорохи, визг и вой невидимых существ - звуки наполнили пространство, сгустились вокруг людей. Казалось, эту какофонию можно раздвинуть руками, разрезать ножом... но внезапно все смолкло, и лишь протяжный звук остался в темноте, один, далекий и унылый.

Деез-Седьмой остановился и сказал Харвичу:

- Флейтизар.

- Не понимаю, - ответил Харвич. - Я не знаю такого слова.

Лингатор протрещал коротко, сольпуг вслушался и пояснил:

- Тафитах. Сальт-сальпина.

"Чтоб тебя, сороконожка, - выругался про себя Харвич. - Будешь еще голову морочить..."

Валерьен сказал:

- Переключите лингатор на свободный поиск.

Харвич переключил.

- Близко впереди - бальневир, - продолжал трещать сольпуг. Хиротокс, сапрартра.

Лингатор, произнеся эту чушь, помедлил немного и шепнул на ухо Харвичу:

- Близко впереди - лианы, наполненные ядом, хищные руки, поражающие гнилью суставы.

Валерьен, выслушав перевод, обернулся к Астахову.

- Может быть, включить поле?

- Обидится, - возразил Астахов, кивнув на сольпуга. - Знаешь ведь, не любят они защитные поля. И вряд ли эти руки для нас опасны. Скорее всего, он просто курсанта пугает.