Щенки Земли - Томас Диш

— Вам она нравится? Тогда пойдемте, я хочу показать вам моего самого интересного пациента. Он годится для учебника. Если бы был жив профессор Фрейд! Как бы его порадовал этот случай!

Мы поднялись по металлической лестнице к третьему ярусу камер и пошли по длинному коридору, который уводил нас все дальше и дальше от крупиц солнечного света, пробивавшегося сквозь грязные застекленные фонари крыши. И там, в центре группы щенков и подросшей молоди, внимание которых граничило с гипнотическим состоянием, стоял мой брат Плуто; он и заворожил их чарующим ритмом своей речи. Я сразу же понял, чт именно он декламировал. Это была «Молитва облачению» из его последней «Книги обрядов». Это коротенькое творение создавалось для песенного исполнения двумя антифонными хорами по пятьдесят голосов в каждом в сопровождении двух камерных оркестров. В процессе ее исполнения сам священнослужитель надевает на себя три «священные» предмета одеяния. Представление должно было навевать ужас, но при данных, существенно урезанных внешних эффектах ничего, кроме грусти и жалости, вызывать не могло. В качестве стихаря Плуто служила грязная нижняя рубаха; его ризой был украденный в пекарне мешок из-под муки; перстнем служила какая-то ржавая железяка. При всей смехотворности внешнего облика Плуто вовсе не выглядел смешным. Величие самой молитвы — которую я воспроизвожу здесь по памяти — с лихвой восполняло все остальное:

Мыльная пенаЖелтый лимонЧерный кратерБелый бальзам(Облачение в ризу)Цветная тогаОторочена желтымЦветная тогаУкрашена серебром

Морской бирюзы бутоныМатово-темный гнойТемного золота охраЧерненье черно-пречерно

— Вы можете понять, что это значит? — заговорил Куилти, погружая мне под ребра свой крепкий, угловатый локоть. — Он изысканнее арахисового масла. Они все здесь такие.

— Действительно. Похоже, он ничуть не изменился.

— Не может быть! Неужели вы встречали этого парня прежде?

Меня спасло от необходимости немедленно заделывать эту новую брешь в системе личной обороны прибытие двух охранников, которые сопровождали похожую на тень ведьму.

— Извините, майор, — заговорил один из конвоиров, — на коротких волнах поступил приказ позволить этой женщине разыскать сына. Их обоих велено доставить в Сент-Пол.

— Это он, — сказала ведьма, показывая руками в наручниках в сторону Плуто. — Это мой сын Плуто.

Итак, Роксане наконец удалось доложить о вероятном местонахождении моих брата и матери!

— Все верно! — ответил я самым резким тоном, чтобы как можно более походить на Динго. — Я ожидал чего-то в этом роде. Но перед их отправкой я проведу предварительный допрос. Отведите их в мою квартиру, где уже содержится один заключенный. Я прибуду туда без промедления.

Кли, которой едва был знаком тембр моего голоса, стала приближаться ко мне, чтобы получше разглядеть в полумраке коридора, но я резко повернулся к ней спиной.

— Уведите их! Нечего даром терять время!

Когда мы вчетвером — Святой Бернар и Кли, Плуто и я — собрались в квартире лейтенанта-неудачника Моусли, я как мог объяснил им свое присутствие в тюрьме и удобство моего положения. Только Плуто выслушал мой рассказ спокойно и без непрестанного выражения протестов и недоверия — я подозревал, что он просто не слушал меня, наслаждаясь более сладостными голосами своего возвышенного внутреннего мира.

— Это невозможно! — твердо заявила Кли — Ты не можешь ожидать, что мы поверим в эту волшебную сказку. Спустился на парашюте прямо во двор тюрьмы среди ночи! В шинели майора! Соври еще что-нибудь!

— Но если он так говорит, Кли, — возразил Святой Бернар, — значит, это правда. Белый Клык не стал бы лгать кровному брату.

— Проблема вовсе не в том, верите вы мне или нет, — важно решить, как нам бежать. Надо не позволить им отправить вас в Сент-Пол. Это столица Дингов. Безопаснее всего было бы затеряться среди миллионов других брошенных любимцев. Как случилось, что ты позволила им отыскать тебя, Кли?

— Они ходили и звали меня и Плуто по именам. Говорили, что Господа забирают нас обратно. Я не уверена, что поверила им, но мне казалось, что хуже этой адской дыры ничего быть не может. Поэтому я и отозвалась, пока никакой другой не пришла в голову та же мысль.

— У меня уже есть планы побега, — первым откликнулся на мое заявление Святой Бернар. — Могу я без опаски говорить о них вслух в этом помещении? Да? Что вы скажете о подземном ходе? Мы прокопаем его под стеной. Бывая в подвале пекарни, я видел, что там земляной пол. Земляной — это с самого начала устраняет половину трудностей. Вообразите только, как тяжело пробивать подземный ход в камне! Если мы начнем копать оттуда в западном направлении…

— Но до стены больше сотни метров!

— Чем больше, тем лучше! Они будут ожидать, что мы начнем где-нибудь в другом месте. Я полагаю, что если попеременно работать по двое ночи напролет, то подземный ход будет готов через месяц.

— Месяц! — насмешливо возразила Кли. — Но меня отправят нынешней ночью!

— Хм! Это в корне меняет дело. Ну в таком случае я предлагаю второй свой план. Позвольте, я лучше продемонстрирую… — Он сорвал с койки простыни и стал рвать их на длинные полосы. — Мы свяжем эти куски — вот так, — и получится веревочная лестница. Давай, Белый Клык, берись за этот конец, а я возьмусь за другой. Теперь тяни! Вот так! Сильнее! Р-раз! Хм. Может быть, кто-нибудь знает узел получше?

— А зачем тебе веревочная лестница? — спросил я. От окна моей комнаты до земли всего пять метров; проведя в ней несколько часов, он должен бы был это заметить.

— Я подумал, что мы с тобой могли бы взять на себя часовых на юго-западной башне — той, у которой замечательные зубчатые стены, — а потом забраться по лестнице, чтобы спускаться.

— Но я могу приказать охранникам пропустить нас на самый верх башни.

— Это еще лучше. В таком случае единственная проблема — надежные узлы. Есть какой-то прямой узел, над-под и под-над или под-над и над-под? У меня он никогда не получался.

— Но нам незачем лезть на самый верх башни, Святой Бернар. Если бы вопрос был в том, чтобы просто убежать из тюрьмы, мы могли бы выпрыгнуть в окно этой комнаты.

— Ты хочешь сказать, что нам вовсе не нужна веревочная лестница? — В его голосе звучала жуткая обида.