Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

Но тяжелый Борщ все равно волновался. Он пропустил остальных достаточно далеко, прежде чем осторожно шагнул на лед. Сделав четыре или пять шагов, он пошел более уверенно, и вскоре догнал товарищей.

Ледяные воины шли развернутым строем, чтобы не сосредотачивать вес в одной точке. Они двигались медленно, следя за каждым шагом, понимая, что может произойти, если кто-то из них поскользнется и упадет. Штель внимательно прислушивался, ожидая услышать треск ломающегося под их тяжестью льда, надеясь, что звук предупредит об опасности, прежде чем станет слишком поздно.

Озеро было шириной с километр, но его отделение почти за полчаса прошло лишь половину пути. Штель уже мог разглядеть противоположный берег, черную массу в сгущавшейся тьме.

И вскоре после этого, именно тогда, когда Ледяные воины были наиболее уязвимы, раздался первый выстрел.

— Снайпер! — крикнул Палинев, когда лед справа от него разлетелся на куски.

Штель воспроизвел последнюю секунду в своем разуме, и его бионический глаз увидел кое-что, чего он не заметил вовремя: вспышку выстрела с темного силуэта холма к северо-востоку. Штель сообщил об этом солдатам и попытался увеличить изображение бионическим глазом.

На встроенном в глаз дисплее показались очертания головы и плеч человека и оружия, которое он держал: снайперский длинноствольный лазган.

К счастью, снайпер оказался не самым лучшим стрелком, по крайней мере, на таком расстоянии. К несчастью, ему не обязательно было попадать прямо в валхалльцев — достаточно было расколоть лед под ними. Еще два лазерных луча пробили лед, подняв фонтаны воды. Валхалльцы, пригнувшись, отвечали огнем — укрыться было негде. Как и ожидал Палинев, у их лазганов не было такой дальности — если бы их выстрелы и поразили цель, это были бы лучи половинной мощности. Все же их огонь не позволял снайперу слишком высовываться.

Палинев очень удивился, когда Штель подошел к нему и взял у него из рук снайперский лазган.

— Не в обиду, солдат, — сказал он, — думаю, я смогу прицелиться лучше тебя.

Гавотский видел, что делает Штель — и приказал остальным солдатам отступать, продолжая прикрывать полковника огнем, но следовать к дальней стороне озера — и на этот раз пожертвовать осторожностью ради скорости.

Штель пытался прицелиться в снайпера, когда еще один выстрел разбил лед прямо перед ним, сбив его с ног.

Штель тяжело упал на спину, задохнувшись и едва не выронив оружие. Лед под ним треснул, и какой-то момент Штель думал, что он провалится под лед прямо сейчас. Когда этого не произошло, он испытал облегчение, но оно длилось недолго. Еще два лазерных выстрела, и лед вокруг валхалльца быстро начал трескаться, Штель слышал, как разломы во льду становятся все глубже.

Другие бойцы отделения видели, как огромные трещины во льду вокруг Штеля начали сливаться, образуя маленькие ледяные островки.

Полковник не мог встать. Лед еще держал его лишь потому, что его вес был ровно распределен по поверхности, но скоро и это ему не поможет. Солдаты не смогут подойти к нему, не разделив его судьбу, кроме того, у них и без него проблем хватает.

Не в силах спастись самому, Штель сделал единственное, что мог, чтобы спасти их.

Он взял наизготовку лазган, поднял голову и прицелился, используя все возможности бионического глаза. Полковник улыбнулся, когда на дисплее показался силуэт снайпера, нажал спуск и почувствовал, как отдача от выстрела отбрасывает его вниз, вниз, вниз…

ЕСТЬ В ЖИЗНИ такие вещи, думал Штель, которых лучше не знать.

Ему не нужно было точно знать ни температуру ледяной воды, в которую он погрузился, ни вес бронированной шинели и тяжелого рюкзака, тянувшего его на дно озера. Лучше бы ему и не слышать, как лед над ним снова замерзает, замуровывая его в водяной могиле.

И все же его аугметика старательно собирала всю эту информацию, представляя ее ему, словно он еще мог сделать на ее основе какое-то полезное заключение, словно не знал, что заключение здесь может быть только одно.

Любой другой человек уже не чувствовал бы ничего, его мозг умер бы от холода. Любой другой человек уже получил бы благословенный покой. Но не Штель.

В его голове кружился вихрь цифр. Они переполняли ее, требуя его внимания, требуя, чтобы он знал все, каждую самую ничтожную деталь своей неминуемой участи. И, что хуже всего, проклятый внутренний хронометр безостановочно отсчитывал секунды…

… отсчитывал последние оставшиеся секунды жизни полковника Штеля.

ГЛАВА 8

Время до уничтожения Крессиды: 35 часов 14 минут 56 секунд

КОГДА ГАВОТСКИЙ увидел, что Штель провалился под лед, первым побуждением сержанта было нырнуть за ним. Удержаться от этого порыва было очень трудно, но Гавотский понимал, что не переживет погружения в ледяное озеро. Единственное, что он сейчас мог сделать для полковника — возглавить отделение вместо него, и почтить память Штеля, выполнив его последнее задание.

После шума и безумия последних нескольких секунд, наступившая тишина казалась неестественной, страшной. Вероятно, последний выстрел Штеля попал в цель, потому что огонь снайпера с холма прекратился — но сейчас никто об этом не думал. Валхалльцы стояли и смотрели на зияющий пролом во льду, поглотивший их командира. Лед быстро замерзал снова, и вскоре ни от ямы, ни от Штеля не осталось и следа.

Они давно привыкли к смерти, эти солдаты. Всю свою жизнь они жили в ее тени, знали, что смерть может прийти за ними в любой момент и откуда угодно. Но полковник Штель казался им самым сильным, не таким, как простые смертные, и его гибель стала потрясением для них всех.

— Все назад! — крикнул Баррески, и его огнемет изрыгнул струю пламени, расплавив свежий лед, подняв столб пара. Если Штель там, внизу, все еще был в сознании, если он пытался выбраться, тогда у него был шанс, еще несколько секунд — и, каким бы невероятным это не казалось, Ледяные воины не оставляли этой надежды, смотрели, ждали, уповали…

… к изумлению Гавотского, на поверхности воды появилась рука в перчатке, нащупывая точку опоры — и полковник Станислав Штель выбрался из воды и, обессилев, упал лицом на лед, его ноги все еще были в воде.

Все бросились к нему, но Гавотский предупреждающей поднял руку, и приказал одному Палиневу подойти вместе с ним к полковнику по ослабленному льду. Подхватив Штеля за плечи, они вытащили его с опасного места и принесли к остальным. Кожа Штеля была бледно-синеватой.

Анакора первой заметила, что он не дышит.

Гавотский опустившись на колени рядом со Штелем, вдувал воздух в его легкие и сдавливал грудную клетку, пока полковник не ожил. Штель сел прямо, так неожиданно, что все вздрогнули, и выплюнул воду изо рта. Его голова медленно повернулась, оглядывая встревоженные лица товарищей, собравшихся вокруг. С такого близкого расстояния Гавотский мог разглядеть, как вращаются и поворачиваются линзы в бионическом правом глазу Штеля. Левый же глаз, настоящий, был открыт, но смотрел неподвижно и безучастно, и казался мертвым.

— Как он остался жив? — выдохнул Блонский.

— Он не должен был выжить, — сказал Гавотский. — Его мозг должен был отключиться в такой воде. Думаю, какая-то часть его и отключилась, но… мозг полковника не полностью органический.

Баррески ухмыльнулся и толкнул Борща под ребра.

— Видишь? Его аугметика, машины в его голове, они спасли ему жизнь!

Оба глаза Штеля закатились в глазницах. Гавотский поддержал полковника, прежде чем тот упал, и осторожно опустил его на лед.

— Его надо одеть в сухую одежду, — сказала Анакора. — И отнести в какое-нибудь теплое место.

— Посмотри вокруг, — возразил Михалев. — Тут нигде нет такого места.

Однако он, как и другие Ледяные воины, начал копаться в своем рюкзаке в поисках запасной теплой одежды. Будучи почти одного роста со Штелем, Михалев отдал ему свою шинель, а себе взял промокшую шинель полковника.

Больше солдаты ничего не могли для него сделать.

— С полковником будет все в порядке, — сказал Гавотский, пытаясь одновременно убедить в этом себя и поднять настроение солдат. — Он был в воде только пару минут, а я видел, как люди выживали, пробыв там и в десять раз дольше. Он скоро очнется.

С ДРУГОЙ СТОРОНЫ холма слышались голоса.

Палинев прополз на животе остаток пути до вершины. Осторожно он поднял голову — и его сердце подскочило в груди.

Ночь наступила около часа назад. В небе не было луны, и мало звезд. Даже Палинев едва мог разглядеть свою руку, подняв ее к лицу. Но Гавотский приказал продолжать выполнение боевой задачи. Это было то, чего хотел Штель.

Гавотский приказал солдатам нести полковника по двое, посменно. Но Борщ вызвался нести Штеля один. Он взвалил бесчувственное тело Штеля на плечи и нес его с очевидной легкостью.