Два билета в Индию - Кир Булычев

— Доверься Мартину, он все знает и понимает, — сказал Снежный человек.

Сева легонько похлопал ладонью по шее гуся. Он не был уверен, что гусь почувствовал хлопки, но гусь словно ждал эту команду и пошел из комнаты. Сева поудобнее уселся на плечи гусю, а когда, выйдя наружу, гусь побежал по земле, разгоняясь, как тяжелый самолет, Сева наклонился вперед и прижался щекой к мягким гладким перьям.

Гусь незаметно поднялся в воздух. От могучих крыльев, которые взмывали концами к небу и опускались вниз, чтобы оттолкнуться от воздуха, в Севу ударяла упругая стена ветра, это было даже приятно, потому что кожа Севы все еще немного горела и саднила от укусов.

Гусь летел невысоко над землей и когда подлетел к гряде холмов, то совсем снизился. Сева понял, что гусь знает, куда лететь. Впрочем, чего удивляться, это же не гусь с обычной фермы, это знаменитый гусь, о котором написана великая книга. Интересно, Мартин умеет разговаривать или Сельма Лагерлёф все придумала? Вроде бы в сказке он был ворчуном. Сева решил попробовать проверить. Все равно делать нечего.

— Простите, — крикнул он, — нам еще долго лететь?

Гусь ответил не сразу.

И не так, как Сева ожидал.

— Тебе по-маленькому спуститься нужно? — спросил он. — Ты говори честно, не стесняйся.

— Нет, не в этом дело…

— Смотри, если в этом дело, то лучше признайся. А то один мальчик испугался, а сказать об этом не посмел. Вот все и кончилось… я летел весь мокрый, а его пришлось сбросить на землю.

— С этой высоты?

— А что делать? Где гарантия, что он не сделает так снова?

Гусь замолчал, а Сева так и не понял, шутит он или всерьез когда-то скинул своего наездника. Но наверняка это был кто-то другой, не Нильс, потому что о Нильсе известно, что он благополучно возвратился домой.

Впереди показалась высокая ограда. Колючая проволока, по углам территории стояли пулеметные вышки, и на них неподвижные фигуры.

— Роботы, — заметил гусь, — стреляют без предупреждения и без промаха.

Он перелетел через проволоку и взял курс к задней стене главного корпуса.

Опустился на редкую траву, как раз между двух моховых кочек.

— Я буду летать по соседству, устану — пришлю кого-то еще из нашей стаи. Так что запомни вот эту палку, видишь? С белой тряпицей? Сюда возвращайся и никуда ни шагу. Понял?

— Спасибо, — ответил Сева.

— Справа от тебя задний вход в главное здание, — сказал гусь. — Люди и роботы там часто ходят. Постарайся проскользнуть так, чтобы тебя не заметили. Сможешь?

— Постараюсь.

Сева не обижался, что Мартин его учит. Гусь был его товарищем. Они вместе пошли в разведку. И задание у них общее.

Гусь отошел в сторону. Он делал вид, что щиплет травку.

Сева остался один. Он стоял между двух кочек и смотрел вслед Мартину, пока тот не исчез из глаз.

Тогда Сева направился ко входу в полигон.

Он шел вдоль бетонной дорожки, старой, давно не чиненной, в трещинах и выбоинах. Через некоторые приходилось с разбега прыгать.

Один раз на него чуть не наступил робот. Но робот шел по делу и не обратил внимания на разведчика.

Вот и дверь.

К счастью, она была приоткрыта.

Порой хорошо быть ростом с пальчик.

Сева проскользнул внутрь здания фабрики.

Он остановился. Надо было решить, где находится начальник этого полигона, где они производят мертвую воду.

Глава двадцать первая

Лазутчик под столом

Сева стоял в обширном холле, из которого в три стороны вели коридоры.

Из правого вышел робот. Он нес поднос с кофейными чашками и кофейником.

Для разведчика такой картинки было достаточно, чтобы понять: четыре человека пьют кофе.

Вряд ли это охранники или солдаты — нечего роботам распивать кофе.

Сева припустил поперек холла и вдруг услышал сзади крик:

— Кого я вижу! Мальчик-с-пальчик! Сказочная история! Ты как сюда попал, негодный мальчишка?

Сева обернулся.

Следом за ним топала, переваливаясь, как перекормленная утка, неопрятная старуха. Сева, конечно, не знал, что ее называют Кассандрой и она все время что-нибудь неудачно предсказывает, но испугался настолько, что кинулся со всех ног к правой двери, откуда только что вышел робот.

— С ума сойти! — вопила следом старуха. — Это хорошо не кончится. Мальчик сломает ножку. Ты слышишь меня, сорванец, ты сломаешь ножку!

Сева мчался по коридору и тут увидел лестницу, узкую, с бетонными ступенями. Внизу была металлическая дверь со штурвалом вместо ручки. Она тоже была прикрыта — но для нормальных людей, не для мальчиков-с-пальчик.

Сева протиснулся в следующий коридор.

И тут, несмотря на то, что его сердце оглушительно стучало, он услышал голоса. Они доносились из-за двери, которая замыкала собой этот короткий коридор.

Сева так мчался от крикливой бабки, что не подумал, увидят его или нет, главное — спрятаться.

Впереди был стол.

Ножки его поднимались, как квадратные стволы деревьев.

Вокруг стола на стульях сидели люди.

Сева кинулся под стол и присел, прижавшись спиной к ножке стола.

Ему казалось, что сейчас его схватят — не может быть, чтобы его не заметили.

Он даже глаза зажмурил, ожидая разоблачения.

Но никто не спешил его разоблачать.

Разговор продолжался.

И он узнал голос мерзкого гнома Юхана.

— Когда мы выбрались на поверхность Земли, — говорил гном, — я стал думать, как мне вырваться из власти этого человечка, но не с голыми руками, а с трофеями.

И тут гномик засмеялся.

— Говори, говори, — послышался тонкий быстрый голос.

Севе не было видно, кто это говорит. Но он знал, что такие голоса бывают порой у толстеньких людей. Он и назвал этого человека Толстеньким.

— Я и так не задерживаюсь, — ответил гном. — Даже устал. Я же для вас старался!

— Врешь! — произнес четкий женский голос. Ему бы в самый раз командовать ротой на параде. — Ты даже не подозревал о нашем существовании.

— Как же не подозревал! — обиделся гном Юхан. — А кто в клетке сидел, последний во всем городе! Я тогда понял — если есть люди, которые могут за две минуты город уничтожить, значит, мне с ними по пути. Люблю сильных. Я сам сильный, несмотря на мои скромные размеры.

— Продолжай, — велел голос толстячка.

— На поверхности Земли чары подземного Голоса лопнули, как воздушный шарик, и я снова стал нормального размера. А раз так, то я попрощался и ушел. Вреда я карлику не причинил, хотя он этого заслуживал.