Повелитель гроз. Анакир. Белая змея - Танит Ли

И тут… И тут мир превратился в хаос.

Это было настолько немыслимо и невероятно, что в первый миг Регер, не ждавший ничего подобного, не обратил внимания на происходящее. Только ощущения в руке, сжимающей меч, подсказали ему, что происходит нечто крайне противоестественное.

Еще несколько мгновений он осознавал то, что произошло и все еще продолжало происходить. Это было невозможно, и он не имел власти над этим…

Он полностью потерял контроль над мечом в своей руке. Меч ожил. Он дергался, извивался и рвался из пальцев, противился любой попытке поднять его, пощелкивая по всей длине. Холодный, как лед, он наполнялся энергией, силой, противостоящей воле хозяина…

Еще до того, как в сознании Регера уместились все эти факты, тело его покрылось холодным потом — и не от страха, а от чистейшей жути.

Колдовство. Заклятье. Он мог поверить в такое. Но чья это работа? Корла? Он не похож на человека, обладающего подобной силой…

Лидиец боролся с враждебным существом, которым стало его оружие, поэтому ему пришлось потрудиться, отражая настойчивую атаку мальчишки. Зрители, решив, что их любимец притворяется, желая подразнить юного корла, закричали и захлопали.

Но корл отступил и упал. От волнения он побледнел под темным висским загаром. Его глаза не отрывались от заколдованного меча. Таким образом Регер получил короткую передышку и смог взглянуть сам.

Люди называли это шансарской магией. Трюк из храмов Ашары. Катемвал, видавший, как проделывают такое в Ша’лисе, приписывал это видениям, навеянным дурманящими курениями, либо особым свойствам гибкого металла. Змеи становились мечами, а мечи змеями.

Вместо верного металла в его руке, все еще сжимающей рукоять, судорожно билась жизнь. Рукоять превратилась в крутящуюся спираль, рвущуюся и подрагивающую.

По всей длине клинка меч стал змеей. Неистово содрогаясь, она пыталась освободиться от остатков стальных оков. Она была белая, как молоко, и жесткая чешуя платиной сверкала на ее теле. Абсолютно белые глаза бесстрастно взирали с плоской головы… Теперь он знал, чья сила сотворила заклятье.

Змея пыталась рывком освободиться от него. Ненависть к тварям, которых выращивали люди змеиной богини, была присуща всем Висам. Змея, завладевшая мечом, будь то реальность или иллюзия, вызывала судороги в животе и лишала воли.

Должно быть, она хотела его смерти. И не просто смерти, а преждевременной и позорной. Регер почувствовал на себе взгляд ее холодных глаз.

И тогда меч вернулся к нему, словно колдунья-эманакир разглядела его страх и гнев и удовлетворилась ими. Змея исчезла. На ее месте опять сверкал металл. Стройный и сбалансированный, меч снова стал верным слугой, продолжением руки. Но надолго ли? Теперь он не мог положиться на свой клинок. Внутри стали жила белая змея — он видел это. Не исключено, что поняв истинную сущность своей природы, он в любой миг может захотеть вернуться к ней.

Все это уложилось в несколько мгновений. Толпа не заметила ничего, кроме притворной насмешливой беспомощности Лидийца, отступления корла и короткой заминки, порой возникающей в бою перед решающим ударом.

Рука, сжимающая меч, онемела. Тяжелые удары сердца сотрясали грудь. Он уже был выше страха или стыда, оцепеневший, как рука на рукояти меча. Что ж, так тому и быть — сегодня он убьет.

Корл сражался с ним, но Регер выпустил из поля зрения его лицо, наполненное ужасом и яростью. Юноша не понимал этого, но чары уже захватили его и сомкнули зубы у него на горле.

Какая-то часть сознания Лидийца отмечала по крикам толпы, сколько саардсинских Клинков пало или победило и каков их общественный статус, сколько людей ранено или обездвижено. Трое или четверо еще продолжали сражаться, пока не останется лишь один из них. Тогда все закончится.

Неожиданно Регер сорвался с места. Когда подобное оцепенение окутывало его, словно плащ, все неудачи и тени уходили куда-то прочь. Это чувство было весьма странным, но он уже хорошо знал его.

Змеиный меч ушел влево, отвечая на удар, и щит корла упал к ногам. Это больше не имело отношения к искусству. Ревущая  толпа плыла под ногами Регера.

Он увидел глаза молодого человека, прекрасные, как у девушки, расширенные от потрясения и страха. И тогда Регер опустил меч, подобный огню богов, сходящему с неба, и рассек тело противника от левой стороны шеи до грудной кости.

Столь сильный удар, перерубивший ключицу, заслуживал высочайшей оценки. И все-таки это была работа мясника. Трибуны, изумленные стремительностью развязки и ее ужасной красотой, взорвались. Визжали женщины. Что ж, неудивительно — корл нравился им.

Регер не обращал на них внимания. Меч вырвался из его руки, а он стоял и наблюдал, как перед ним умирает потерявший сознание юноша.

Когда прозвучала песнь труб в честь тех, кто выжил и мог бы это сделать, Регер, как во сне, поднял руку, принимая восторг и восхваления. Он не стал высматривать в ложах эманакир и даже не взглянул на врачей, приехавших подобрать убитых и покалеченных.

Покинув арену, он ушел в комнаты под стадионом, где сбросил с себя металл и кожу доспехов и полез в бассейн, чтобы отмыться от пыли, пота и чужой крови.

Компания аристократов, зашедшая поздравить Лидийца, обнаружила, что он лежит на ложе в верхней спальне, подложив руки под голову, словно спит.

— Простите меня, — глухо промолвил он.

Все хорошо знали, что порой после своих самых эффектных поединков Клинки становятся мрачными, и львиная орхидея из Ли-Дис — не исключение. Аристократы немного подокучали ему болтовней о поэтах и женщинах, вручили подарки, увенчали его венком из золотых маков и ушли.

Тогда, и только тогда, он позволил себе зарыдать.

У входа в ад неподвижно стоял человек.

— Прошу извинить меня, госпожа, — сказал он, — но ты не можешь сюда войти.

В скудно освещенном факелами коридоре, проходящем под стадионом, было очень темно. Но под сводами, простирающимися за спиной этого человека, царила своя, особая темнота. Женщина мерцала во тьме, чересчур белая и призрачная, как дурное знамение.

— Ты видишь, кто я, — произнесла она, поймав его взгляд глазами, подобными мерцающим зеркалам. — Отойди.

— Да, вижу. Я уверен, что вполне почтителен. Но ни одна женщина не пройдет сюда. Даже шлюха, которая хочет сказать последнее «прости».

Словно для того, чтобы подчеркнуть сказанное, за его спиной раздался крик агонии. Это был иллумит, последний, кого сразил Железный Бык. Хирургическая палата — не место для любопытных, неважно, грозят ли они карами или предлагают взятки.