Младшая дочь короля - Стелла Бэгуэлл

— Простите, Доминик. Я не хочу подавать вам ложную надежду.

Девушка в отчаянии затрясла головой, и Маркус вдруг ощутил острое желание сжать ее в объятиях, утешить, защитить от всех невзгод. Младшая из принцесс всегда будила в нем рыцарские чувства. Когда он начал работать в дворцовой администрации, ей было всего пятнадцать. Застенчивая неловкая девочка терялась на фоне брата и сестры, страдала от неуверенности в себе и жаждала поддержки. Ее робость воскрешала в памяти Маркуса собственное несчастливое детство...

— Что, церемония уже началась? — пробормотала она.

— Нет, крестины отменены. Ваша семья собирается вернуться во дворец.

Доминик вздернула голову:

— Тогда мне пора назад.

И, тщательно вытерев глаза батистовым платком, убрала его в сумочку из золотистого бархата.

Маркус бережно взял ее под руку и повел обратно в собор. Сердце его гулко и болезненно стучало в груди. Как хотел бы он сейчас стать богом, властным поворачивать время вспять и оживлять мертвых!

Но, увы, он — всего лишь человек. Пусть и очень влиятельный. Он не способен дать принцессе то, чего она заслуживает.

* * *

Прошло три дня. Каждое утро Доминик просыпалась с отчаянной надеждой, что все происшедшее окажется кошмарным сном, что сейчас она спустится в столовую и увидит, что вся семья в сборе и отец, как обычно, сидит во главе стола... Но столовая оставалась пуста. Королева теперь завтракала у себя, а Николас с раннего утра уезжал по делам. Нетрудно представить, какое смятение в мире политики и в прессе вызвало таинственное исчезновение его отца.

Сегодня Доминик решила позавтракать у себя в спальне, на балконе. Если уж приходится есть в одиночестве, думала она, пусть это одиночество не нарушается даже бесшумными шагами и скорбными лицами слуг.

Четыре года в университете приучили Доминик к иной жизни. В Америке никто не знал о ее королевском происхождении: для преподавателей и сокурсников она была обычной студенткой из Европы. Поначалу Доминик казалось диким, что никто не делает ей реверансов и не называет «ваше высочество», но скоро она привыкла, полюбила свободу и уже с трудом возвращалась к чопорной и церемонной жизни во дворце.

Цокот каблучков по каменному полу подсказал Доминик, что она уже не одна. Подняв голову от тарелки с фруктами, принцесса увидела Прюденс, свою фрейлину.

Двумя годами старше принцессы, Прюденс не разлучалась с ней с раннего детства. Когда для Доминик настало время уезжать в колледж, фрейлина умоляла, чтобы ей позволили отправиться за океан вместе с принцессой, но король и королева отказали, решив, что дочери пора становиться самостоятельной. Но теперь, когда Доминик вернулась, Прюденс вознаградила себя за годы разлуки, окружив принцессу вниманием и заботой.

Девушка с густыми темными волосами, собранными в узел на затылке, грустно улыбнулась принцессе:

— Прости, что беспокою тебя, Доминик. Но кое-кто хочет с тобой встретиться. Ты можешь сейчас принять посетителя?

— Кто это?

Улыбка фрейлины стала чуть шире.

— Маркус Кент. Думаю, ты не захочешь, чтобы я отослала его ни с чем.

Едва заметно подняв брови в ответ на намек подруги, Доминик внимательно оглядела свой утренний наряд. Голубой атласный халат, конечно, не слишком подходит для приемов, но выглядит вполне пристойно. А у Маркуса, возможно, какие-то новости об отце, которые он хочет сообщить лично.

— Пригласи его на балкон. Да, Прю, — добавила она, видя, что фрейлина готова выйти, — попроси, пожалуйста, слугу принести кофе без кофеина и термос холодного фруктового сока. Господин Кент, должно быть, захочет освежиться.

— Конечно, — откликнулась девушка. — Если понадоблюсь, я буду в кабинете.

Прюденс исчезла, а Доминик торопливо пригладила распущенные волосы. По счастью, перед завтраком она тщательно расчесала свои золотые кудри, однако, не стесненные ни лентами, ни заколками, они свободно рассыпались по плечам и падали на лицо.

А впрочем, какая разница? Ведь Маркус, скорее всего, по-прежнему видит в ней девчонку-школьницу. И, без сомнения, полагает, что она давно излечилась от своего юношеского увлечения. Так не все ли равно, как она выглядит?

Не успела она додумать эту мысль до конца, как на стеклянную столешницу упала длинная темная тень. Подняв голову и прищурившись, Доминик вгляделась в освещенный со спины силуэт посетителя.

— Прюденс не сказала, что вы еще завтракаете, — произнес он так хорошо памятным ей глубоким голосом. — Мне следовало зайти попозже.

Доминик покачала головой и указала ему на другой стул.

— Вы мне не помешали. За последние полчаса я и трех кусочков не проглотила.

Маркус нахмурился:

— Не лучшее начало дня.

Один взгляд на его красивое смуглое лицо насытит ее лучше самых изысканных яств... Но принцесса тут же прогнала эту безумную мысль.

— В последнее время я живу словно во сне. Все кажется таким нереальным...

Он откинулся в кресле. Доминик скользила глазами по светло-серому костюму, элегантно обтягивающему широкие плечи, по бледно-розовой рубашке и галстуку цвета красного вина. Сколько она помнила Маркуса, он никогда не придавал большого значения одежде. Куда важнее для него были интересы короля и страны. Однако он из тех мужчин, на которых и джинсы с рубашкой поло смотрятся словно королевская мантия.

«Осторожнее, Доминик!» — предупредила она себя. Когда-то, еще девочкой, принцесса жила и дышала мыслями о Маркусе Кенте. Но теперь она — взрослая женщина; а мужчина, сидящий перед ней, много лет назад ясно дал понять, что особа королевской крови никогда не станет для него чем-то большим, чем просто другом. Один раз она выставила себя на посмешище — и подобной ошибки не повторит.

— Я давно собирался зайти к вам и... и выразить свои соболезнования, — заговорил он. — Но, как вы, должно быть, догадываетесь, не мог найти времени. Все эти хлопоты — расследование происшествия, заявления для прессы... Кроме того, поскольку теперь страной правит Николас, его необходимо ввести в курс всех государственных дел...

— Соболезнования? Вы хотите сказать... — Что-то сжало ей горло. — Тело отца нашли?

Маркус покачал головой и хотел что-то ответить, но умолк, когда на балконе появилась горничная в черно-белой униформе с серебряным подносом.

Поставив поднос на столик, пожилая служанка хотела разлить кофе, но Доминик остановила ее, сказав:

— Спасибо, я сама.

Сделав книксен, горничная удалилась.

— Вам кофе или сок? — повернулась Доминик к Маркусу.

— Кофе. Со сливками и без сахара.

Доминик потянулась за чашкой. Хрупкий позолоченный фарфор звякнул в ее дрожащих руках.