Двойной удар Слепого - Андрей Воронин

Но в этом полковник боялся признаваться даже самому себе. Ведь если кто-то хотя бы косвенно догадается, что в душе он не достаточно лоялен, то полковнику несдобровать. Сразу же доложат президенту, а тот на расправу скор.

И тогда его, полковника – начальника секретной службы, мгновенно схватят люди из охраны президента, упекут в тюрьму, станут пытать. И вынудят подписать все бумаги, которые ему подсунут.

И поутру, а может, поздним вечером его со связанными руками выведут во внутренний дворик тюрьмы – туда, где все стены белые, а земля устлана каменными плитами. И там ему на шею накинут петлю из толстой веревки, и кто-нибудь, может, тот же Салман, выбьет стул-подставку из-под его ног. Петля затянется, и течение жизни прервется.

Полковник был атеистом. Он не верил, что после смерти предстанет перед Аллахом, и тот его отблагодарит за преданную службу и праведно прожитую жизнь.

Бессмертие души полковник отрицал напрочь и полагал, что со смертью приходят лишь процессы гниения и разложения. И еще он не питал надежд на вечную память о себе.

«Все меня забудут так же, как и я забыл многих – тех, с кем шел по жизни».

Глава 2

В Олеге Мерцалове никто сейчас не смог бы узнать бывшего советского гражданина и тем более – капитана Советской армии. И не одежда изменила его. Сегодня в России люди одеждой практически ничем не отличаются от своих собратьев по разуму, живущих в Европе, Америке или даже в Южной Африке. Лишь только взгляд Мерцалова остался прежним – взгляд серых холодных глаз. Но теперь их предусмотрительно прикрывали очки с легкими пластиковыми линзами, чуть тонированными, отливавшими нежным золотисто-коричневым цветом, хотя очки Мерцалову не выписывал ни один доктор. К чему они человеку, способному попасть из винтовки в спичечную головку с расстояния в сто метров!

Но именно эти очки и довершали образ, с которым свыкся за многие годы Олег Мерцалов. Коротко стриженный, с легкой проседью, идеально выбритый. Если он чем и выделялся среди остальных пассажиров парома, следовавшего из Копенгагена в Осло и носившего гордое имя «Принц Датский», так это смуглым цветом лица – слишком смуглым для блондина, жителя средних широт. Но мало ли где мог загореть человек – совсем необязательно для этого жить на Востоке или в южных странах! Ведь это теперь так просто – сесть в самолет и перенестись из зимних холодов в тропическую жару.

Мерцалов сидел в шезлонге на верхней палубе, где дул пронизывающий морской ветер. Глаза Олега были закрыты, на губах застыла блаженная улыбка. Наконец-то он почувствовал себя в родном климате. Он хоть и прожил последние годы в пригороде Тегерана, но так и не смог ощутить себя своим в исламском мире. Да Мерцалов к этому и не стремился. Чужими оставались горы, так похожие на те, где он воевал в составе советских войск и где попал в плен, круто изменивший его жизнь.

Чужими были пустыни, чужим было слепящее солнце над головой. И самое странное – ему даже не снились места, в которых он жил сейчас. Во сне всегда к нему приходила его прошлая жизнь: русские пейзажи, холодное северное море. Иногда снились бывшие друзья, знакомые, лица которых он успел подзабыть. Поэтому и появлялись они в его снах смутные, словно в тумане.

Если и раньше у Мерцалова друзей было раз, два и обчелся, то теперь их не существовало вовсе. Были лишь люди, дававшие ему поручения и платившие деньги. Он не разменивался по мелочам, один его выстрел стоил очень и очень дорого. Но высокая цена всегда была оправдана качеством выполненной работы.

Когда Мерцалов брался ликвидировать человека, то делал это виртуозно, не оставляя после себя практически никаких следов. Если заказчик указывал Мерцалову, что все должно выглядеть как несчастный случай, так оно и случалось. А на расспросы, как именно Мерцалов собирается проводить операцию, он отвечал неизменной улыбкой и молчанием.

Если же заказчик попадался настойчивый, Мерцалов веско говорил посреднику:

– Передайте ему, что излишнее любопытство мешает здоровому сну. Пусть убивает сам или пусть поищет другого исполнителя.

Он привык действовать через посредников, которые искали заказы и передавали ему деньги, оставляя себе проценты. В ценах на услуги такого рода Мерцалов разбирался и обмануть его было бы сложно.

Олег открыл глаза. Над морем, над заливом Бохус летели крупные снежинки. Из всех пассажиров парома еще только пятеро отважились в такую погоду выйти на верхнюю палубу. Да и те предпочли не садиться, а стояли, облокотившись о поручни, глядя на неспокойную морскую воду. До прибытия парома в порт Осло оставалось часа два с половиной – три, и у Мерцалова было время поразмыслить о своей жизни, кое-что вспомнить, составить планы на будущее.

Он уже давно избавился от стереотипного мышления бывшего советского подданного и знал: отнюдь не все богатые люди проводят свободное время под пальмами, в жаре, на берегу теплого океана. Это удел среднего класса. По-настоящему богатые выбирают другой отдых. Например, половить рыбу на замерзших норвежских озерах в кристально чистой воде, которую можно пить, зачерпнув прямо из лунки. Он знал: по-настоящему богатый человек далеко не всегда носит костюмы от знаменитых кутюрье и галстуки с бриллиантовыми булавками. В подобном облачении его можно увидеть разве что на светском рауте или в офисе собственной компании. Выбираясь на отдых, такой человек скорее всего наденет джинсы, толстый свитер и поношенную брезентовую куртку военного образца. Не станет он выставлять напоказ драгоценности и модельную обувь.

Из дымки уже прорисовывался норвежский берег.

Мерцалов поднялся и подошел к ограждению палубы.

Он ни на секунду не сомневался, что задание, полученное им через посредника от неизвестного заказчика, выполнит безукоризненно. Если в начале своей карьеры киллера Мерцалова иногда интересовало, кто же заказывает убийство, то теперь подобные детали абсолютно не возбуждали его любопытства. Равно как его уже давно не волновал сакраментальный вопрос, за что убивают того или иного человека, кто этот человек.

Такая схема отношений вполне устраивала и заказчиков. Во-первых, всегда, если есть деньги, проще поручить кому-то работу и остаться при этом в тени. Во-вторых, создавалась иллюзия, что ты не запачкал руки чужой кровью. Это сродни молитве, когда просишь Бога наказать своего врага. Заказчик всего лишь высказывает вслух пожелание, а оно исполняется с помощью Мерцалова.

Как матерый хищник, Олег Мерцалов никогда не шел по следу. Ему было достаточно лишь знать, где нужно затаиться и ждать появления жертвы. Что-что, а ждать он умел, как никто другой.

Теперешнее задание почти не отличалось от всех предыдущих. Разве что Мерцалов был в курсе, что человек, которого ему надлежит устранить, русский по национальности. В самом ли деле его зовут Валентин Батулин, или это вымышленные имя и фамилия, Мерцалов не знал, точно так же, как не знал, чем этот человек занимается. Ему было известно только, что завтра этим же самым паромом Валентин Батулин прибудет из Копенгагена в Осло, чтобы проделать тот же самый путь, вторую часть которого Мерцалову еще предстояло совершить. Но необычным в задании было вот что. По желанию заказчика, перед смертью Батулин должен услышать фразу: «Вспомни пятнадцатое февраля». Чем знаменателен для заказчика и жертвы этот день, Мерцалов не имел ни малейшего представления. У него самого с этой датой не связывалось ровным счетом никаких воспоминаний.

"Пятнадцатое так пятнадцатое. Клиент всегда прав.

Потому что платит деньги".

Почему-то Олегу подумалось, что убийство заказала женщина. Мужчинам обычно не свойственна изощренная мстительность: они менее эмоциональны. Только женщина может наслаждаться, раз за разом проигрывая в воображении мучительную смерть врага или обидчика. И только женщина может захотеть, чтобы жертва узнала, кто и за что послал ей эту самую смерть.

Весь маршрут уже был просчитан до минуты. Пройдя паспортный контроль и сойдя на берег, Мерцалов тут же отправился на вокзал, откуда уходил поезд до Тронхейма. Олегу не пришлось долго ждать отправления.

«Наверное, и Батулин точно так же, как я, получит в руки аккуратную картонку билета и выйдет на перрон, – думал Мерцалов, идя вдоль вагонов скоростного поезда. – И точно так же качнется и поплывет за вагонным окном городской пейзаж», – он смотрел, как за безупречно чистым, совершенно прозрачным стеклом вагонного окна все быстрее мелькают облизанные до блеска малярными кистями фасады и стены строений.

Единственное, в чем Мерцалов не сумел переделать себя за годы, проведенные вдали от России, – это думать на каком-то другом языке, кроме русского.

Мягкое кресло приглашало расслабиться, что Мерцалов и сделал. Он опустил веки, откинул голову на мягкий валик, прикрытый белоснежной салфеткой, и задремал. Его багаж составляла лишь небольшая сумка с самыми необходимыми вещами, к которым он привык. Все остальное ожидало его в Тронхейме.